Марина Серова - Раб лампы
— Я думаю, щьто вас нужно рррасстрэлят, товарищ Бухари-и-ин! — взвыл Вова, получив сильнейший удар под ребра.
Больше он ничего сказать не успел: прекрасно выполненным хуком с правой Маркарян-старший отправил его на пол.
Потом оказалось, что все это — просто шутка, и что у Маркаряна любимейшей забавой были такие спарринги с Крамером. «Тень отца Гамлета» добродушно поднял Вову с пола, а потом легко забросил его в бассейн, куда и нырнул следом.
Я продолжала исподтишка наблюдать за общением Гамлета Бабкеновича и Пугачева, хотя я немного расслабилась. Нет ничего более умиротворяющего, чем просторный голубой бассейн и прозрачная вода, в которую так приятно окунуться. Мой матрасик легонько покачивался на волнах, которые шли от резвящихся на воде гостей, и я дала волю раздумьям.
«Итак, — думала я, — легче всего допустить, что у парня из двенадцатой квартиры имеются какие-то провидческие данные и что он, не имея ни малейшего отношения ко всему происходящему, просто способен угадывать ход событий в силу своих паранормальных способностей. Но подобное предположение — это уход от проблемы, а не ее решение, мне так кажется. Однако иначе этого парня с лампой вообще не приткнешь к проблеме никаким боком! А ведь он знал все, до нюансов! Как?! Каким образом? Остается только предположить, что он все же способен предвидеть будущее… Сколько сейчас времени? Около десяти вечера. Если пройдет еще два часа и Гамлет Бабкеныч будет жив — значит, хоть что-то не сбудется. Но, черт побери, как этого добиться?!»
Я подняла глаза на рыжеволосую Аню, которая несколько нервным движением подняла бокал и выпила немного мартини, потом долила туда водки и махнула все разом. Ее бледное лицо порозовело, и она, вскарабкавшись на вышку для прыжков, красиво изогнулась в воздухе и почти без всплеска — по сути профессионально — вошла в воду.
— Какова, а? — донесся до меня голос Маркаряна. — Ничего девочка, Пугачев?
— Да, — неопределенно ответил тот, — главное, чтобы вовремя распознать, для кого она — ничего.
«Так, — подумала я, — кажется, наши бизнесмены дофилософствовались. Ладно… почти все гости уже ушли, около бассейна и в воде остались только три девочки, еще какие-то два типа, Крамер, я и Пугачев с двумя Маркарянами. Нужно окунуться и приступать к ужину».
— Сергей Глебыч, дорогой!.. — крикнул резвящийся Маркарян-старший. — Ты не грузи моего сына. Давай лучше поплаваем, и пора возвращаться к столу. Там повара столько наготовили, нужно все съесть!
— Да в меня уже больше не лезет. Сколько ж можно жрать-то?
— А иначе нельзя, кровная обида, дорогой. Купайтесь и вылезайте!
— Сейчас! — отозвался тот. — Но пить я больше не буду!
Я не дослушала и нырнула.
И вот тут-то произошло нечто из ряда вон выходящее.
Мне показалось, что тугая волна, накатив из глубины бассейна, словно разжатая пружина, зацепила и дернула меня к краю бассейна… послышался сдавленный глухой грохот, как будто где-то далеко ворочались гигантские жернова. Промелькнула мысль, что в самом деле следовало бы поменьше пить (как только что изрек Пугачев), но в этот момент я больно стукнулась о бортик и поняла, что мне ничего не примерещилось.
На поверхность воды вырвался огромный, тускло отливающий пузырь… он поднял понтон, на котором находились Маркарян и Пугачев, примерно метра на полтора, а потом пузырь взорвала изнутри свистящая струя воздуха, и он с плеском и клекотом осел, расшвыривая во все стороны тугие концентрические волны, захлестнувшие борта бассейна и смывшие в воду два шезлонга.
Я вскрикнула — в голове молнией промелькнула чудовищная мысль. Выскочив на бортик бассейна и широко открыв рот, я заорала во всю мощь своей глотки (уж тут не до церемоний!):
— Вылезайте из бассейна, мать вашу! Быстрее, быстрее, вперед!
Впрочем, мои вопли касались только четырех человек: большинство тусующихся в помещении людей находились поодаль от воды и с аппетитом пожирали ужин, запивая его неумеренным количеством вин и прочих спиртных напитков. А те четыре человека, которые плавали в бассейне, были: Вова Крамер, уже кое-как вылезающий из бассейна, сам Маркарян-старший, пребывавший все еще где-то там, в глубине вместе с Пугачевым, и Гамлет Бабкенович на надувном понтоне в самом центре бассейна.
— Да что же, черт побери, творится такое!
Уровень воды в бассейне вдруг начал понижаться так стремительно, что все просто не успели понять, что же, собственно, происходит — а ее убыло уже почти на два метра. В центре бассейна начали вырисовываться угрожающие круговые контуры водоворота, быстро притягивающего к себе все, что ни находилось на поверхности воды.
Словно паук, сидящий в центре погибельной паутины и подбирающийся к угодившим в липкие нити жертвам…
— Господи! — оцепеневшими губами еле выдавила я и, одним движением сорвав с себя полотенце, бросилась обратно в воду. Туда, где барахтался наконец-то всплывший на поверхность Пугачев и болтался на понтоне окаменевший от ужаса Гамлет Бабкенович.
Впрочем, последний быстро понял, чем грозит ему промедление: он бросился в воду и поплыл изо всех сил, но еле сумел остаться на месте.
Уж слишком близко от него оказалась страшная воронка водоворота.
Я вцепилась в Макаряна-младшего хваткой бешеного питбуля в момент эпилептического припадка в то мгновение, когда его (Маркаряна, а не питбуля) уже начало затягивать в глубину, и рявкнула:
— Веревку! Быстро!
Присутствующие вели себя странно: вместо того чтобы помочь попавшим в беду, они бегали по краю бассейна и громко вопили. Один даже сорвался в воду, но его тут же вытащили.
Охранники беспорядочно суетились, один зачем-то начал раздеваться, и в этой кутерьме, подавляя все звуки, нарастал глухой, сдавленный рев чудовищного водоворота, в воронке которого уже — почти без шанса на спасение — вертелись в смыкающейся в одной точке смертельной спирали Маркарян-старший и Пугачев…
В этот критический момент на арене событий снова появился Вова Крамер в длинных, до колен, шортах, с мобильником и почему-то с отломанной ножкой от стола. Он шел с блаженной улыбочкой на лице, поддерживая под руку мертвецки пьяную модель, заплетавшуюся в собственных ножках, растущих «от ушей».
— Вова! — закричала я.
Крамер повернулся и, увидев, что я отчаянно плыву к бортику бассейна, помахал мне рукой:
— Красиво плывет группа в полосатых купальника… а-а-а, Женька-а!!
Ужас его оказался не меньшим, чем у отдыхающих в «Полосатом рейсе», когда на побережье высадилась команда тигров.
Впрочем, надо отдать должное Крамеру — соображал он быстро.
Пока остальные метались в поисках чего-нибудь мало-мальски смахивающего на веревку, он отпустил руку своей дамы, после чего она свалилась на мокрый кафель и тотчас заснула. А Вова опрометью бросился к пожарному шлангу, находившемуся в коробке, застекленной тонированным стеклом. Вероятно, шланг хранился там скорее для антуража — весьма сложно представить возможность пожара в бассейне, но сейчас он оказался как нельзя более кстати.
Крамер разбил локтем стекло и, вытащив шланг, молниеносно размотал его и кинул мне конец. Я находилась в каких-то двух метрах от бортика, но сила всасывания водоворота все увеличивалась — и, вероятно, мне и Гамлету Бабкеновича все-таки не удалось бы достичь борта бассейна…
Вова подоспел вовремя.
Я перехватила конец шланга, Крамер с силой потянул его на себя, и уже через две секунды трясущийся Маркарян оказался спасен из водной стихии — я, ухватившись за спусковой поручень, буквально вытолкнула его из бассейна, а потом, крепко ухватив шланг, скользнула обратно, туда, где в трех метрах ниже обычного уровня бассейна тугой струной бился губительный водоворот.
В него неудержимо затягивало Маркаряна-старшего и толстяка Пугачева.
В толще воды уже вырисовался смерчевидный спиральный хоботок, и клокотание, похожее на сморкание простуженного великана, указывало на то, что между воздушным пространством бассейна и бункером внизу образовался прямой воздушный канал.
Я думаю, все часто видели многократно уменьшенную модель такого воздухотока, когда спускали воду в ванной и вода уходила сквозь сливное отверстие.
Водоворот достиг максимальной силы.
Он засосал понтон, на котором еще недавно плавали Пугачев и Гамлет Бабкенович, и втянул его в себя…
Маркарян что-то крикнул, но его голос потонул в грохоте бушующей воды, низвергающейся с более чем двадцатиметровой высоты на бетонный пол огромного подземного зала в огромный пробой вытянутой формы. Который к тому же расширялся за счет того, что листы, прилегающие к его краям, прогибались под чудовищным давлением проносящихся по ним кубометров воды.
Мне осталось буквально два-три метра до мечущегося на гребне спиральной волны отца именинника и вцепившегося в него Пугачева, но тут раздался металлический хруст, скрежет, слышный даже сквозь мерный грохот воды.
