Фридрих Незнанский - Высший класс
— Вы с самого начала знали насчет Дианы?
— Да, — коротко ответила Лина, и ее немного оживившееся лицо тут же снова застыло.
— Не знаете, о какой видеокассете идет речь в ее дневнике? Как я понял, этой кассетой ее шантажируют.
— Я не читала Дианиного дневника. Но думаю, что знаю, о чем речь.
— И о чем же?
— Некоторых девушек из хороших или просто богатых семей хозяин действительно шантажирует — учтите, это слухи, точно никто этого не знает или просто боятся говорить об этом. Я после того, как Юля сказала мне про Диану, спрашивала ее… В общем, сестра как-то случайно слышала скандал, устроенный одной из девушек… Не вовремя зашла в приемную, дверь в кабинет была открыта.
Слышала она немного, но кое-что поняла: девушек приглашают в клуб и чем-то опаивают с дармовым коктейлем. Потом ведут наверх, в кабинет, и все, что происходит дальше, снимается на камеру.
— «Бесплатный сыр…» — задумчиво произнес Гордеев.
— Да. Потом — смотря что от девушки нужно. С богатых за кассету берут деньги. Остальные начинают работать… Но это все действительно только предположения.
— Мне кажется, достаточно близкие к истине.
— Возможно… У вас еще есть вопросы?
— Скорее, просьба. Не могли бы вы попросить сестру набросать хотя бы примерный план клуба?
— Я могу попытаться ее попросить. Но в результате не уверена. Мне кажется, сотрудники игорного зала бывают только там, где им положено. Но я попробую.
Они поднялись из-за стола одновременно, и последний вопрос вылетел из Юрия Петровича автоматически, почти бессознательно:
— Лина, извините меня за любопытство… Вы, я вижу, очень оберегаете Кирилла Александровича. Он вам так дорог или это чувство благодарности?
Девушка замерла на месте всего на секунду, потом повернулась к Гордееву и посмотрела ему прямо в глаза:
— Вы ведь и сами все поняли, да? Я люблю Кирилла. И я фактически его настоящая жена… Про Диану ему знать нельзя. Он просто этого не переживет. У Кирилла Александровича нездоровое сердце.
До машины Юрия Петровича они дошли молча. Потом Лина попрощалась, засунула в карман визитку адвоката и пошла дальше. А Гордеев еще какое-то время просто стоял на месте и смотрел ей вслед.
Декабрь, 2004 г. — июнь, 1990 г. Сопло
Георгий Сопелов по кличке Сопло ненавидел самолеты, о чем в данный момент, находясь на борту морально устаревшего Ту-154, тихой сапой совершавшего рейсы в заштатную Удмуртию, горько сожалел. Относись Сопло более благожелательно к воздушному транспорту, никаких проблем со своевременным прибытием в город Ижевск у него не возникло бы. А так, за неимением нужных связей, единственное, что ему оставалось, — смириться с тем, что свободных чартеров для него, вполне даже авторитетного в определенных кругах персонажа, на сегодняшний день не нашлось.
Попытка втиснуться в ближайший рейс с помощью взятки то ли из-за идиотизма охранника, которому сие дело было поручено, то ли еще из-за чего завершилась пренеприятнейшим скандалом с толстомордой кассиршей, заподозрившей Димона, попытавшегося эту самую взятку всучить, чуть ли не в терроризме.
Конечно, можно было позвонить Бороде, и тот решил бы проблему в считанные минуты: несмотря на свои почти восемьдесят годиков и четыре отсидки, Иван Ильичев по кличке Борода, давний благодетель и опекун Жоры (или Гоши — кому как нравится) Сопелова, был все еще бодр, при делах и в немалом авторитете. Однако объяснять, какого хрена ему, Соплу, понадобилось в городе Ижевске, пришлось бы непременно, причем без всякой лапши на уши: «лапшу» Борода каким-то звериным своим чутьем распознавал моментально. А правду Сопло не решился бы сказать даже ему — своему старому наставнику — и под прицелом китайской артиллерии…
Кто-кто, а Борода-то лучше всех знает: попадись умыкнутые девчонкой бумажки в шаловливые ручонки ментов, кранты не только Жорику и даже не только самому Бороде. Ниточка… Да что там ниточка — целый канат потянется — и думать неохота, куда именно… Сопло, подумав все-таки об этом, издал легкий непроизвольный стон и поплотнее вжался в кресло, не обратив ни малейшего внимания на встревоженный взгляд сидевшего напротив Димона. Второй охранник, Костя по кличке Кот, сидел справа от Сопла. Слева находился иллюминатор, в который Жора старался не смотреть: одна мысль о том, каково будет грохнуться с такой высотищи, ежели что, заставляла совсем не трусливого Сопелова холодеть от ужаса — с врожденной боязнью высоты за всю свою тридцатичетырехлетнюю жизнь справиться он так и не сумел.
2…С Иваном Ильичом Ильичевым Жора Сопелов познакомился еще в 1989 году в СИЗО, из которого в дальнейшем был отправлен по малолетке в лагерь для несовершеннолетних преступников, а Борода — на волю, поскольку уже тогда был в своей полной силе.
Что касается зоны, на которой Сопло провел ровно год вместо полученных трех за групповую драку, вряд ли бы ему досталось что-либо помимо условного срока, если б при этом не был убит Жоркин враг и соперник, студентик МГУ: драка произошла из-за девицы, в которую Сопло влюбился в первый и, как он тогда полагал, последний раз в жизни. Она же, напротив, предпочла того самого студентика, коего Сопелов с дружками в итоге и замочили… О том, какой он дурак, коли уж позволил себе пострадать из-за какой-то сучки, Борода объяснил Жорке в первый же день их знакомства.
Неизвестно, чем именно приглянулся Ильичеву этот обозленный на весь свет пацан — возможно, своим холодным и неподвижным, почти змеиным взглядом и явно непокладистым характером. Однако понравился — Борода уже и тогда был немолод и потихонечку приглядывал себе преемника для хорошо налаженного им к тому моменту бизнеса: целой сети подпольных борделей, успешно функционирующей в столице вне поля зрения правоохранительных органов, представители которых и в те, канувшие в безвестность советские времена совсем не прочь были погреться у этого сомнительного костерка.
Весну 1990 года Сопелов вполне мог считать началом своей подлинной жизни. Вернувшись из лагерей в конце мая, Жорка обнаружил, что его родители за прошедшие месяцы разошлись: мать с новым мужем и младшей дочерью жила в их прежней квартире у Савеловского, была беременна, и сын-уголовник ей оказался нужен как дырка в голове. Отец — к слову сказать, преподаватель того самого МГУ, в котором учился убитый студент, и вовсе поменял место жительства, перебравшись в Питер.
Проснувшись рано утром 3 июня (почему-то число ему запомнилось навсегда) в ставшей чужой квартире, Жорка вдруг осознал, что всю нынешнюю ночь в горячих и тяжких сновидениях валандался по каким-то неясным делам с тем самым дядькой, с которым познакомился в СИЗО и которого успел вроде бы забыть за насыщенный событиями лагерный год. Удивительное дело, но в памяти всплыл даже номер телефона, который Борода (так, кажется, его погоняло звучит) убеждал Жорку запомнить наизусть. Сопелов сделал тогда вид, что запоминает, а на самом деле просто выкинул из головы и номер, и его владельца. А теперь вот ни с того ни с сего вспомнил… К чему бы это?
Ответ на свой вопрос Сопло получил, потащившись в ванную и услышав, как на кухне всхлипывает мать, а отчим тоном, исключающим любые возражения, видать, не в первый раз твердит фразу: «Я повторять больше не буду! Чтоб завтра же этого уголовника в доме и духу не было!..»
Далее следовала аргументация, слушать которую Жорка не стал. Конечно, сраного маменькиного муженька опустить ему, в особенности благодаря лагерной выучке, несмотря на внешнюю тщедушность и неполные девятнадцать годиков, ничего не стоило. Однако не даром же он, покидая негостеприимные просторы Башкирии, дал себе клятву впредь быть умнее и осмотрительнее и с зоной завязать раз и навсегда? К тому же все тот же лагерный опыт быстро научил прежде легко впадавшего в слепую ярость Жорку загонять подобные эмоции внутрь, а обидчикам мстить не сразу, как в детском саду, а выждав удобный момент и обзаведясь гарантией собственной безопасности.
Вот поэтому, умывшись и спокойно позавтракав на кухне, с которой отчим успел ретироваться, не глядя на мать, в свою очередь отводившую от него заплаканные глаза, распрощался с родительницей легко, словно собирался заглянуть в ближайшую булочную, и покинул бывший родной дом навсегда, даже не позарившись на несколько купюр, валявшихся без присмотра на подоконнике. Одну из них мать тайком от отчима сунула сыну сама, и, как выяснилось, для начала новой жизни — благодаря Бороде — этого оказалось достаточно.
Ильичев, которому Жорка позвонил из ближайшего автомата, трубку взял сразу, как будто только и ждал этого звонка. И Сопелова тоже узнал сразу. Спустя полтора часа тот уже входил в хорошо охраняемый, расположенный на одной из московских окраин особнячок Бороды, способный произвести впечатление и не на такого соплю, каким был тогда Жорка. Впрочем, сам Ильичев скромно называл это жилище «дачкой» и никакого внимания на Соплову ошарашенность огромным холлом с настоящим камином, в котором, несмотря на жару, пылал огонь, не обратил. Такие особнячки с каминами и холлами, где есть самый настоящий бар, Жорка видел только пару раз в американских кино — по тем временам не только в России, но и в Москве они еще были в диковинку.
