Диана Бош - Прощание с первой красавицей
— Нельзя.
Верзила безнадежно махнул рукой и потопал прочь. А я с облегчением перевела дух. Хорошая все-таки наука психология! Ведь я могла бы сейчас такого наслушаться, а дело кончилось сущими пустяками. Довольная собой, я завела машину и покатила дальше.
Вскоре показались приземистые окраинные домики, в одном из которых прошло мое детство.
Сердце болезненно сжалось, на глаза навернулись слезы, и я хлюпнула носом. «Пора все-таки продать дом, а то стоит с заколоченными ставнями, словно и хозяев у него не осталось», — думала я, отстегивая ремни безопасности на Андрюшином кресле.
— Мама, а чего ты плачешь? — испугался сын.
Глаза у него сразу повлажнели, и он готов был сам залиться слезами.
— Э, ты чего?! — потрепала я его по кудрявой голове, снимая с кресла и ставя на землю. — Мне просто в глаз что-то попало, сейчас пройдет. Пойдем в гости?
— Пойдем, — с готовностью кивнул малыш.
Звонок у Поляковых, как и в прежние времена, не работал, покосившиеся ставенки были ядовито-зеленого цвета, а перед калиткой красовалась длиннющая, напоминающая по форме банан, лужа.
Пока я барабанила в окно и в дверь, Андрюшка влез обеими ногами в лужу и попытался измерить ее глубину. К счастью, я успела вовремя выхватить его оттуда. Наконец тетя Шура услышала мой стук и откликнулась.
— Иду, иду!
Голос у тети Шуры звонкий, молодой, и, не увидев ее, ни за что не догадаешься, сколько ей лет на самом деле. Она, как в юности, просыпается каждое утро в восторге от начинающегося дня. Для нее мир по-прежнему полон тайн и открытий, пожилая женщина полна надежд и энергии. Наверное, тембр голоса отражает отношение к жизни?
— Дианочка, вот так радость! Проходи, проходи, деточка. Какой красивый мальчик! — всплеснула руками от умиления тетя Шура и наклонилась к Андрюше. — Тебя как зовут?
— Андрюша.
— Глазки точь-в-точь как у твоей бабушки, — прослезилась она. — А носик — дедов. Ой, да чего ж мы тут стоим? Проходи, Дианочка, садись. Да не сюда, сразу за стол садись. А я уж пойду дядю Петю разбужу.
— Не надо, — запротестовала я, — пусть отдыхает, я же на минуточку.
— Еще чего! Сейчас сядем за стол, бабушку твою вспомним. А как же без этого? Все должно быть по-людски, вон, сколько времени не виделись. А Петя и так уже два часа бока давит, хватит. Да и не простит он мне, что я его не разбудила, с тобой увидеться не дала. Петя, вставай! — крикнула она, уйдя внутрь дома. Вернулась с вазой, полной яблок. — Бери, малец, — протянула она Андрюше яблоко. И тут же, повернувшись в сторону спальни, опять закричала: — Петя, да встаешь ты или нет? К нам Дианочка пришла, внучка Любина!
— Встал уже, — раздался хрипловатый голос, и в дверях показалась всклокоченная седая голова.
Дядя Петя присел на корточки перед моим сыном и протянул руку:
— Здравствуй, мужик!
— Здрасте. — Андрюша загордился от оказанного ему внимания и пожал протянутую руку с большим достоинством.
— Ух, ты! Да ты большой совсем, ишь как по-взрослому здороваться умеешь! И маму, наверное, любишь?
— Люблю, — согласился Андрюша и на всякий случай прижался ко мне.
Дядя Петя рассмеялся.
— Молодец, что зашла. А мы недавно вспоминали тебя, все думали, как ты там живешь? Совсем забыла стариков…
— Да ладно тебе, — оборвала мужа тетя Шура, — неси лучше бутылочку вина. Вино хорошее у нас, домашнее, сами делали, — подмигнула хозяйка.
— Я за рулем, мне нельзя, — поспешно отказалась я.
— А я тебе капельку налью. Оно ж как сок, ни один гаишник не поймет.
Когда от выпитого раскраснелись щеки, а большая часть угощения была съедена, я решила приступить к вопросам.
— Как тихо, спокойно у вас. А как у Буряковых дела? Нормально все? Может, пополнение какое в семействе?
— Какое пополнение? — Тетя Шура так удивилась, что даже перестала жевать.
И я поняла, что сморозила глупость. Покраснев, промямлила:
— Ну, дочка… или внучка… у кого-нибудь… появилась…
Тетя Шура долго смотрела на меня так, слово увидала в первый раз, потом губы ее начали растягиваться в улыбку, и наконец она, не выдержав, прыснула со смеху. Следом за ней засмеялась и я. Смеялись мы долго, а я попутно вспоминала соседей.
Дело в том, что Буряков не от мира сего, так обычно говорят о подобных людях. Он живет в своем особенном мире, в котором все движется по его собственным, особенным, законам. Суетливый и многословный, он всегда одет во что-то бесформенное и неопрятное. Причем утром он неизменно выходит из дому чистый и отутюженный, а возвращается в пятнах, наводящих на подозрение, что в его галстук заворачивали пирожки, а плащом вытирали тарелки.
При этом жена Бурякова страшно ревнива и постоянно закатывает ему скандалы. Для меня всегда оставалось загадкой, к кому его можно ревновать, если невооруженным глазом видно, что такое сокровище нужно только ей.
К тому же Буряков — клептоман. Свои мелкие кражи он совершает в глубокой задумчивости, машинально засовывая в карман все, что попадает ему в руки. Особую страсть он питает к ручкам и карандашам, но изредка прихватывает и прочие мелочи.
Слабость эту он за собой знает, поэтому никогда не отпирается. И если кто-то приступает к нему с допросом, тут же выворачивает карманы, стыдливо бубня:
— Выбирай, что твое.
Не знаю, способен ли он забыть где-нибудь собственного ребенка (если бы он у него был, естественно), но прихватить чужого — вполне.
— С чего ты вдруг про пополнение спросила? — вернула меня к действительности тетя Шура.
— Сон странный приснился, будто бы муж мой покойный говорит: «Будешь проведывать бабушку, зайди к соседям. Дочка их весточку от меня передаст».
Тетя Шура задумалась.
— Странный сон, Дианочка. Это тебе Евгений снился?
— Ну да, — кивнула я.
— Так он же вроде и не был никогда в доме бабушки твоей. Да и бабушку, кажется, живой не застал?
Я опять кивнула.
— Ну и с чего бы ему про ее дом говорить? Сдается мне, в церкви надо панихиду за упокой души заказать. И ему, и бабушке твоей. Да и на могилку наведаться. Сама-то я недавно была, прибрала немного, цветы поставила. Как кладбище разрастается, как разрастается… — Она удрученно покачала головой. — Когда твою бабушку хоронили, самое начало ряда было, а теперь уже и конца не видать. И даже возле бабушкиной могилки две детских появились, видно, места не хватает.
— Обязательно в воскресенье схожу в церковь. И на могилку съезжу. — Я поднялась. — А сейчас мы пойдем, домой нам пора.
— Жалко-то как, и не поговорили толком. Ты заходи в другой раз, как посвободнее будешь, не забывай нас. Постой! — спохватилась тетя Шура. — Я Андрюшеньке сейчас гостинца соберу…
Она проворно направилась к курятнику, минуты через две вернулась, вручив мне кулек с домашними яйцами.
— Вот, пусть мальчонка поест. На рынке разве ж такие купишь?
Столкнуться у самого дома с Даниилом и объяснять, где была, мне совершенно не хотелось. Поставив машину в гараж, я поторапливала Андрюшку, но ему было явно не до меня. Одна из самых любимых игрушек моего ребенка — обычная палка. Найденная где-нибудь на дороге, палка может в мгновенье ока превратиться в ружье, из ружья — в самолет, а из самолета — в машину. И ничего для этого не нужно, только воображение: представил — и готово.
Мне подобная страсть не нравилась и даже казалась опасной, я всегда переживала, когда малыш начинал бегать с палкой в руке. Я покупала игрушки, в надежде отвлечь сына от палок, но все мои усилия заканчивались ничем. Игрушечные мечи, шпаги, самолеты привлекали внимание сына ненадолго, и Андрюшка тут же возвращался к палкам. В конце концов я смирилась и только следила за тем, чтобы он не причинил себе вреда.
Сейчас сын явно был пушкинским Русланом, а палка — мечом. В течение пары недель Андрюша чуть не каждый день смотрел фильм «Руслан и Людмила» и, кажется, уже знал его наизусть. И вот теперь он сражался с кустами сирени, как витязь с диковинными кораллами в царстве Черномора, и на мои окрики не обращал ни малейшего внимания.
Когда до подъезда оставалось всего несколько метров, я постаралась как можно тверже произнести:
— Выбрасывай палку, идем домой.
Сынишка отрицательно мотнул головой и молча воткнул свой «меч» мне в сумку. Яйца жалобно хрустнули.
— Ой! — только и смогла произнести я.
Мужа моего, как и многих мужчин, женские слезы пугают невероятно. Поэтому, увидев машину Даниила, въезжающую во двор, я, чтобы избежать лишних вопросов, плюхнулась на ступеньку и там пустила скупую слезу, стараясь побыстрее успокоиться. Но супруг догадался о моем настроении сразу.
— Что случилось? — перепуганно бросился он ко мне, едва выйдя из машины.
— Все пропало! — всхлипнула я. — Вот, посмотри…
