Алексей Макеев - Жертва тайги
Он выпучил глаза, наморщил лоб как школяр, неожиданно забывший заданный урок, но через несколько секунд просветлел лицом, выкрикнул громко и радостно:
— А-а-а, моя понимай теперь. Хотонгони [56] надо! Его точно помогай будет!
Старик вмиг растерял всю свою былую представительность, разошелся, пустился ухарем в какой-то дикий припляс с ужимками, козлиными подскоками и приседаниями. Колокольцы на бубне и на кожаном поясе, болтающемся у него на крестце, зазвенели, забренчали так оглушительно, что хоть уши затыкай.
Но таинственному камланию так и не суждено было продолжиться в этот вечер. Неожиданно на сцене появилась Одака. Она мягко, но требовательно потянула бубен и гёу из рук Геонки, отобрала их, крепко прижала к груди и стремительной тенью исчезла за ширмой.
Все это произошло за считаные секунды. Старик не успел даже рта раскрыть. Он так и застыл столбом, смятенный и растерянный, с поднятыми пустыми руками.
— Чего твоя дерется?! — стряхнув оцепенение, тоненьким фальцетом возопил он.
Геонка сделал пару меленьких быстрых шажков в направлении угла, где скрылась жена. Потом он словно наткнулся на непреодолимое препятствие, резко остановился, пробубнил какие-то ругательства, в сердцах рубанул рукой воздух и с ожесточением содрал с головы кудлатый шаманский малахай.
Антон с Ингтонкой, не желая усугублять душевные терзания публично опозоренного старика своим присутствием, с улыбкой переглянулись и вышли на перекур.
За филенчатой дверью фанзы стояла кромешная темнота. Зарождающийся месяц, похожий на куцый обрезок апельсиновой корки, жалко бледнел на небосводе в окружении невзрачных малахольных звезд.
Антон, ступив во тьму следом за парнем, вздрогнул от нежданного прикосновения к опущенной руке, но через мгновение нервно рассмеялся, сообразив, что это мокрый и холодный собачий нос. Найда, радостно повизгивая от избытка чувств, закрутилась, заметалась у него под ногами.
— Ну все, успокойся, девочка, — приструнил ее Антон. — Не надо. Нельзя, сказал. Иди гуляй.
Они отошли от дома, присели на перевернутый бат и задымили.
— Слушай, Игорек, ты меня извини, конечно, но мне показалось, что это не камлание, а цирк какой-то. Больше на пародию походит.
— Да это так и есть на самом деле. Как только Геонка выпьет крепко, так и начинает чудить. Сам он никакого правильного обряда, конечно же, не знает. Что у стариков шаманов когда-то подсмотрел, то и выдает по пьянке.
Они посидели, помолчали немного.
— Так ты говоришь, что эстонец убить тебя хотел? — спросил Ингтонка. — Может, просто попугать, чтобы ты по его владениям больше не шатался?
— Какое там попугать?! — возмутился Антон. — Лупил он явно на поражение, да еще картечью! Если бы я по счастью не споткнулся, то этот чухонец завалил бы меня однозначно. Да тут и к бабке не ходи! Мне же просто жутко повезло, что сковырнулся вовремя. А не то он меня в дуршлаг разделал бы. Как бы он и к вам сюда за мной не притащился?
— Нет. Сюда он не придет. Он наших стариков десятой дорогой обходит.
— Слушай, Игорек, а почему Одака так взбрыкнула? — намеренно сменил тему Антон.
— Да это же родовой бубен. Семейный. Ее отец Падека с ним шаманил. По-настоящему. Не так, как Геонка. Умер он недавно. Точнее, застрелил его кто-то. Ты же заметил, наверно, паню на краю лежанки? Такую подушечку красную, расшитую с его душой? Еще и года не прошло [57]. Весной, в конце мая, это все случилось.
— И что менты?
— Да приезжал, говорят, участковый, протокол составил, заявление принял и убрался восвояси. На этом все и заглохло. Милицию в эти дебри никаким калачом не заманишь. Как же, будут они ноги бить!
— А что ваши?.. Они так все это и оставили?
— Нет, конечно. Есть у людей подозрение, что это Лембит.
— Лембит?! Так почему же он до сих пор ни ухом ни рылом?
— Ничего. Придет время, с ним рассчитаются. Вот только убедятся окончательно, что это именно его работа.
— На ментов пеняете, а сами?.. — презрительно обронил Антон, но спохватился и подумал:
«Зачем я на парня наезжаю, бочку качу? Он-то тут при чем? Не его родня, седьмая вода на киселе, да и живет он в Бикине. Лембит, Лембит… Вот же сволочь!»
Чтобы сгладить возникшую неловкость, он положил руку Ингтонке на плечо и спросил:
— Чего он вообще в такую глушь забился? Чем этот тип здесь занимается?
— Да разное люди болтают, — безо всякой обиды в голосе откликнулся Ингтонка. — Кто говорит, что он у бичей золото и камешки скупает. Другие заявляют, мол, с самим лесным чертом дружбу водит, а тот его за верную службу щедро одаривает.
— Ты это серьезно? — хмыкнул Антон.
— Это не я. Старики так говорят. Но доподлинно никому ничего не известно. Очень уж скрытный он человек. Никого к себе близко не подпускает.
Антон отвел глаза, не зная, что и делать, плакать или смеяться. Он полез в карман за сигаретами и, словно обжегшись, отдернул руку. Потом Антон сообразил, что тепло исходит от талисмана. За прошедшие сутки, до краев наполненные вполне реальными треволнениями, не отягощенными никакой мистической дурью, он успел совершенно позабыть о нем. Антон закурил и прислушался.
«А вдруг этот уродец все равно сюда приперся и сечет сейчас за нами из кустов? — подумал он, но тут же себя успокоил: — Но Найда же молчит? Значит, ни одной души в округе нет. Ни единой посторонней живой твари. Она же, умничка, любую животинку за версту почует».
Стало заметно холодать. Выпала обильная роса. Но возвращаться в жарко протопленную фанзу Антону совсем не хотелось. Хмель уже почти выветрился из его головы, а потому заснуть в такой невыносимой духоте, да еще и под аккомпанемент богатырского храпа Геонки вряд ли удастся.
— Извини за вопрос, Игорек, — продолжил разговор Антон. — Я, наверное, лезу туда, куда не следует, но неужели девчонка старику действительно женой приходится? У них же просто сумасшедшая разница в возрасте!
— Нет, конечно. Это все Геонка придумал, чтобы никто к Одаке с дурными вопросами не приставал. Почему она, мол, с ним в тайге живет? Тут, понимаешь, вот какая история вышла. Они еще всей семьей в Сукпае жили, когда это все началось. Мать ее, Дюбака, два года назад в тайге пропала. Поехала с соседями за лимонником, отошла в сторонку и исчезла. Ее потом целую неделю всем поселком искали. Падека еще несколько месяцев из леса не вылезал. Все кругом исходил. Под каждую елку заглянул, и ничего. Никакого толку. Ни ее, ни ведра, в которое она ягоду собирала, так и не нашли. Одака после смерти родителей сама не своя стала. Замкнулась. Зациклилась на своем горе. Дар речи потеряла. Совсем бы в поселке пропала. Она же сирота полная. У нее же больше ни одной родной души на земле не осталось, ни единого близкого человека. Род у них как проклятый. Один за другим вымерли. Вот дядька и пожалел ее… Нет. Ты не подумай, между ней и Геонкой, конечно, ничего такого нет. Да и старый он уже для этих дел. А здесь ей хорошо. Тайга лечит. Да и в душу к ней больше никто не лезет, не пристает с пустыми уговорами. А дядя ее бережет. Жалеет. Как к родной внучке к ней относится.
— Игорек, а как ты вообще, если честно, ко всей этой чертовщине относишься?
— Да как тебе сказать, — замялся Ингтонка. — С одной стороны, все это действительно похоже на детские страшилки, но с другой… Многого, как я думаю, мы просто не в силах понять. Есть вещи, которые у нас просто в мозгах не укладываются. Сколько ведь, согласись, идет разговоров о всяких там патогенных зонах, о параллельных мирах. И не только простые люди над этим голову ломают. Есть немало ученых, целые научно-исследовательские институты, которые всерьез занимаются изучением различных загадочных аномальных явлений, необъяснимых, странных артефактов. А они ведь, наверное, знают, что делают?
— Хотелось бы в это верить.
— Ну, вот, к примеру, хотя бы такая штука… Перед нами постоянно находится великое множество предметов. Но в зону нашего внимания попадают только отдельные из них, те, которые привлекают нас чем-то существенным. Остальные, даже находясь в поле нашего зрения, остаются для нас как бы невидимыми. Дело здесь не в том, что у нас, людей, очень слабо развито так называемое периферическое зрение. Вся загвоздка в другом. Глаза наши их воспринимают, а сознание игнорирует, не впускает в себя. Понимаешь?
— Честно говоря, довольно смутно.
— Но это же так просто! — не удержавшись, воскликнул Ингтонка, но быстро поправился: — Извини. Я не хотел тебя обидеть. Короче говоря, даже сейчас рядом с нами может находиться уйма самых разнообразных сущностей, но мы не способны их увидеть по причине того, что наше сознание отрицает саму эту возможность. У нас же попросту нет для этого нужного инструмента. Мы давно утеряли за ненадобностью элементарную сенсорную депривацию.
