Дэн Смит - Большая игра
Сердце неистово забилось. Я больше не думал о президенте, для меня сейчас ничего не существовало, кроме лося, которого я собирался убить. Он не посмеет убежать, как тот олень, которого спугнул вертолет. Лось станет моей добычей, и, несмотря на все случившееся, я выйду из леса с рогатой головой за плечами.
Беззвучно ступая по плато, я всматривался в снег, в надежде увидеть след раздвоенного копыта или лосиный помет. Снова раздался рев.
— Хуум! Хуум!
За спиной, слева.
Я повернулся в сторону папиного секретного места и расслабил глаза. Я успокоился и замедлил дыхание, надеясь увидеть лося боковым зрением. Получилось. Он стоял метрах в десяти от меня, на каменистом склоне, усыпанном валунами и редкими сухими соснами, — крупный лось с сильными задними ногами и горбатым загривком. Он наклонил голову к земле в поисках еды, и я залюбовался его великолепными ветвистыми рогами.
Я присмотрелся к падающему снегу: маленькие снежинки уносило вниз по склону. Я стоял под ветром. У меня были все шансы незаметно подобраться к лосю. Да, лук был великоват, но в этот раз я решил найти в себе силы и не упустить счастливый шанс.
Лось снова громко заревел:
— Хууум! Хуум!
— Что за звук?
Этот вопрос застал меня врасплох. Резко обернувшись, я увидел, что у догоревшего костра стоит президент, кутаясь в одеяло.
— С днем рождения! — проговорил он и хотел было добавить еще что-то, но замолчал, увидев, как я скривился от злости. Мне было не до гляделок, и, еще раз многозначительно посмотрев на президента, я обернулся на лося.
Он тоже услышал голос президента и напряг все мышцы, но не двинулся с места.
Затаив дыхание, я повторял про себя одну мольбу: «Не уходи. Не уходи. Не уходи».
Лось посмотрел мне в глаза, и я не отвел их.
Время остановилось.
Лось едва приподнял голову и шевельнул носом, силясь унюхать опасность. Потом запрокинул голову, почти коснувшись спины рогами и снова заревел:
— Хуум! Хуум!
Потом он взбежал по склону и скрылся из виду.
— Нет, — прошептал я в отчаянии и обернулся на президента, чтобы он увидел, как я рассержен.
По его губам я прочитал: «Извини», — но мне было не до того. Я решил, что на этот раз не должен упустить свой трофей. Заглушив злость и немного успокоившись, я начал взбираться на склон по оставленным лосем следам. Как назло, их быстро засыпало снегом. Но я верил, что мне улыбнется удача, и я выслежу свою добычу.
Ветер дул в лицо, но я поднимался все выше, держа лук наготове. Приходилось двигаться маленькими шажками, чтобы не задеть камни, готовые в любую секунду с грохотом покатиться вниз.
Добравшись до вершины склона, я пригнулся к земле и поднял лук. В ушах стучала кровь, заледеневшие руки пробирала дрожь — никогда еще в жизни я не был так близок к победе. Не поднимая головы, я постарался прийти в себя: закрыл глаза и стал глубоко дышать, повторяя про себя:
«Успокой сердце, и рука не дрогнет».
Немного остыв, я сглотнул, чтобы смягчить горло, открыл рот и издал лучший в своей жизни крик лося. Получилось так же чисто и громко, как у папы. Даже Хамара бы так не смог. Если лось был поблизости, он наверняка остановился и обернулся на зов, приняв меня за своего. Значит, когда я поднимусь на плоскогорье, сразу надо будет стрелять. Медлить тут нельзя. Другого шанса не будет.
Я еще раз закричал, как лось, и натянул тетиву, потом выпрямился и в два счета взобрался на вершину склона.
К моему удивлению, я оказалась на поляне, окруженной валунами и покачивающимися на ветру соснами. Я не был раньше в этой части горы Акка и не думал, что на такой высоте найду отличное пастбище для животных: земля была мягкая и из-под снега проглядывала густая трава. Тайное место охоты. Я посмотрел по сторонам расфокусированным зрением, и внутри меня что-то оборвалось: я снова упустил добычу. Лося нигде не было видно, все его следы уже замело.
Но на середине поляны я заметил нечто, совершенно не вписывающееся в окружающий пейзаж.
Он лежал прямо передо мной, посреди плоскогорья.
Большой белый контейнер.
Отрезанная голова
Издали мне показалось, что коробка похожа на большую морозильную камеру, но я не поверил своим глазам. Кто мог оставить в горах морозильник?
В надежде найти разгадку, я внимательно осмотрел поляну. Наверное, это шутка. Кто-то из ребят прознал про это место и решил меня разыграть. Скорее всего, это дело рук Ристо и Броки.
Я присел на корточки, положил лук на колени и поднес сложенные рупором ладони к ушам. Но я не услышал никаких звуков, кроме свиста ветра да птичьих голосов.
Немного погодя, я взял в руки лук и начал осторожно двигаться к коробке. Я то и дело оглядывался, ожидая подвоха. Падал снег, и даже если здесь кто-то был, то его следы уже замело.
Подойдя ближе к странной коробке, я убедился, что зрение мне не изменило. Передо мной лежал поцарапанный белый морозильник. Старая модель с навесными замками-защелками, очень похожая на одну из камер, в которых папа замораживал добытое на охоте мясо. В такой большой коробке запросто поместился бы взрослый человек, и я подумал, что внутри мог спрятаться кто-то из наших ребят. Наверное, задумал неожиданно выпрыгнуть и напугать меня.
Что ж, его план не сработает. Я не струшу. А если он меня разозлит, то получит стрелу в грудь.
Подойдя к морозильнику, я наклонился и приложил к нему ухо, ожидая услышать сопение или даже смех.
Ни звука.
Еще раз окинув поляну взглядом, я с усилием поднял защелки и откинул крышку, мысленно готовясь к неприятному сюрпризу.
Из коробки отвратительно пахнуло кровью, и я невольно отшатнулся.
— Вонь какая!
Отвернувшись, я замахал перед лицом рукой, силясь избавиться от жуткого запаха смерти, успевшего просочиться в ноздри, закрасться в голову и опуститься на самое дно легких. Казалось, зловонье проникло в каждую клеточку моего тела, и даже продышавшись, я чувствовал во рту гнусный привкус. Я старательно сглотнул, чтобы избавиться от него.
Наконец, я нашел в себе силы отвести взгляд от горных вершин и посмотреть внутрь морозильной камеры. Я набрал полную грудь холодного воздуха, повернулся, сделал несколько шагов и наклонился над коробкой, чтобы увидеть…
Голову оленя. Она лежала на красном от крови подтаявшем льду и была сильно наклонена, видимо, чтобы рога поместились в коробку. Я сразу понял, что это молодой олень, крупное животное не влезло бы в такой ящик.
В мою сторону был повернут заплывший глаз, в нем почти не отражался свет. Кончик мясистого розового языка касался приоткрытых черных губ. Я смотрел на лужу густой крови на дне коробки. Летавшие в воздухе снежинки касались ее и становились красными, перед тем как исчезнуть.
Тот, кто убил оленя и отрезал ему голову, оставил небольшую часть шеи, из которой торчала деревянная стрела. Она была очень похожа на те стрелы, что дал мне Хамара. Даже перья такие же.
Я пытался понять, что лежит передо мной. Конечно, я видел, что это оленья голова с рогами, но я не мог разгадать, почему она здесь оказалась. Какой в этом смысл?
Я обошел поляну, присмотрелся к деревьям, повернулся к склону, на который вскарабкался пару минут назад.
Ничего.
Я снова подошел к морозилке, чтобы получше осмотреть оленью голову. И тут мне бросился в глаза клочок бумаги, прикрепленный ко внутренней стороне крышки.
Маленький белый листок, сложенный вдвое, приклеенный на кусочек скотча.
Ледяными дрожащими пальцами я отцепил послание. Неприятная догадка закралась в душу. Тот, кто убил оленя, не случайно положил его голову на лед, не случайно принес ее сюда. Похоже, я понял, кто это сделал.
Я неуклюже развернул записку, пальцы не слушались, будто чужие. Когда я увидел знакомый почерк и прочел всего три слова, написанные шариковой ручкой, земля ушла у меня из-под ног.
«Оскари от папы». (В оригинале — написано от руки.)
В эту секунду я словно вылетел из тела и сверху смотрел на себя, маленького мальчонку, не способного даже натянуть тетиву лука. Мой собственный отец и тот не верил, что я принесу хоть что-то из леса.
Папа указал мне не место, где стоит охотиться. Он отметил красным крестом обманный путь, на который я, неудачник, должен ступить, чтобы не опозорить его.
С самого начала мое испытание не сулило ничего хорошего.
Без сил я опустился на землю рядом с морозильником, глаза наполнились слезами. Съежившись на снегу, я страдал от осознания своей никчемности. Ужасное чувство. Никогда в жизни мне не было так тошно. И я еще пытался убедить себя, что отец в меня верит, ждет, что я принесу из леса хороший трофей! Теперь я знал правду: никто на свете не верил в меня. Папа так отчаянно уговаривал Хамару начать мое испытание только потому, что подстроил этот обман с головой оленя.
