Ольга Тарасевич - Чеченский угол
Лика отыскала на столе нож, опустилась на корточки перед ведром с очистками.
– Не пачкайся. Я уже почти закончил, – неприязненно произнес Дрон. – И вообще, шла бы ты отсюда.
Его простодушное лицо с россыпью веснушек смято болью. Оно не хочет свидетелей.
– Я… тихо… не могу одна… Так страшно, вроде полночи не спала, под утро задремала. Открываю глаза – пустая комната. Первая мысль – никого не осталось, убиты, умерли.
– На «зачистку» все поехали. Здесь охрана и раненые – я, Лопата, Витек.
– Андрюша, а что с тобой?
– Ерунда. Бок зацепило. Говорил Александровичу – со мной все в порядке. Он как разорется: «Одного гроба отряду хватит!» Мне бы к ребятам! Одно утешает – после таких акций «чехи» тихо сидят. Так что все гладко будет. Наши приедут в село, найдут оружие, возьмут еще что-то из ментовских запасов. Может, жмура какого-нибудь из морга достанут, простынкой прикроют. Потом твой брат журналист отрапортует об успешном проведении операции «Возмездие».
Картофелина выскальзывает из Ликиных пальцев и шмякается в ведро. Нет, ну что такое Андрей говорит?! Журналистика не должна превращаться в режиссуру, он не прав.
Дрон тыкает ножом в ведро, вытаскивает картошку, отделяет тонкую ленту кожуры. Потом советует:
– Слушай, кончай продукт портить. Иди поспи. Или погуляй. Филя дворик проверял, чисто там.
– Андрей, я бы в прокуратуру сходила. Проводишь меня?
– А обед кто готовить будет? Нет, солнце, это без меня, хорошо? Я бы тебя в другое место проводил, да Лопата секир-башка сделает. Он всем еще в Москве объявил: не трогайте, моя «телка».
«Лопата – это мысль», – оживилась Лика.
Редкая покладистость – боец безропотно на все согласился. Надо – значит надо. Припадая на перевязанную раненную ногу, заторопился к дежурившим у входа милиционерам, взял у них ключи от белых «Жигулей». Сев за руль, деловито осведомился:
– Куда едем?
Лика замялась – видимо, все-таки в Ханкалу, там вся информация, прокуратура наверняка не самостоятельна, нити следствия – в руках военных чиновников.
– Понял. Все, молчи, – говорит Лопата.
Машина срывается с места, сквозь открытые окна в салон врываются светлые клубы пыли.
Лика осторожно поинтересовалась:
– Как нога?
– Не болит.
– Почему не болит? Ты же хромаешь.
– Не чувствую. Себя не чувствую. Темыча на моих глазах убили. Мне повезло. Уроды заложников расстреляли и вниз скинули. Укрылся за их телами. Потом духи на командира переключились. Помню, засадил по окнам из подствольника. И опять – под трупы. Там один недобитый был. Маму звал. Я как-то отполз. Как ранили, не помню. Обожгло, штанина промокла. Не знаю, почему хромаю. Все равно…
Автомобиль резко тормозит, Лику бросает вперед, почти к лобовому стеклу. Лопаты в машине уже нет – он у обочины, прищуриваясь, вытягивает вперед руку с пистолетом. Его мишень – живая.
– Подожди! – Вронская бросилась к нему, вцепилась в рукав. – Это же ребенок!
Пацан, выкрикивая русские ругательства, улепетывает в сторону раздолбанных домов, худенькая загорелая спина мелькает среди зелени деревьев.
– Да что с тобой?!
Лопата поставил пистолет на предохранитель, защелкнул кобуру, повернулся к машине.
Возле колеса «Жигулей» – ребристый бочонок гранаты.
– Видишь? Гаденыш!
– Но она же не взорвалась.
– Без детонатора.
– Это ребенок. Он играл.
– Еще пару лет – и у него появятся игрушки посерьезней. Случалось, в нас стреляли пацаны, которым едва исполнилось 16 лет.
На въезде в Ханкалу машину остановили люди в военной форме.
– Проверка документов! – пояснил невысокий дядька с тараканьими усами.
Лопатины «корочки» нареканий у него не вызвали, на паспорт Лики Вронской мужик уставился с нескрываемым подозрением:
– Это что?
– Я журналист.
– Аккредитацию предъявите.
– Я еду для того, чтобы ее получить.
Посовещавшись, мужчины пропустили автомобиль, однако их бдительность заставила Лику задуматься. Судя по уровню охраны, в штаб ей попасть не суждено.
Лопата лихо въехал в заросли кустов, усыпанных мелкими белыми цветами, заглушил двигатель, закурил сигарету.
Седой пепел сыпется на зеленые небольшие листики. Отбросив окурок, боец сразу же щелкнул зажигалкой, глубоко вдохнул дым.
Лика не выдерживает:
– Накуриться и забыться… Что мы здесь делаем?
– Ждем.
– У моря погоды?
Большая пятерня сжимает череп. Со стоном помассировав виски, Лопата говорит:
– Что ж ты все время так трещишь, а? Мы выясняем, пройдет ли патруль. Как видишь, не прошел, все в порядке. А то препроводили бы тебя под белы рученьки в комендатуру. В общем, сиди в машине и жди меня. Я скоро вернусь.
– Ты куда?
Но он уже хлопнул дверцей, зашагал в направлении виднеющейся сквозь листву дороги.
«Отправился в штаб, чтобы выяснить, можно ли пройти через охрану. Возможно, договорится о том, чтобы меня пропустили. На худой конец, достанет телефоны чиновников, попробую по ним дозвониться», – подумала Лика.
И ошиблась.
Собровец вернулся через полчаса в компании молодого парня. Светлый шрам пересекал его смуглый лоб и прятался в шапку черных вьющихся волос. Парень протиснулся на заднее сиденье, раскрыл помятую картонную папку.
– А вы кто?
– Бекмураз Бехоев, красавица.
Внешность спутника Лопаты сомнений не вызывала: ну никак не славянин. А теперь еще и имя… Как-то плохо все это сочетается с голубой милицейской рубашкой.
– Опер он, – буркнул боец. – Со следаком по делу об убийстве Волкова работает. Что знает – расскажет.
Темные глаза Бекмураза скользнули по Ликиному лицу, погладили обтянутую футболкой грудь, чуть грустнея: экскурсия окончена, салон «Жигулей» – не подиум.
– Эх, красавица, жаль, не могу тебе показать Грозный. Самый замечательный город на свете был.
Лопата скрипнул зубами.
– Ближе к делу!
Бекмураз достал из папки несколько листков и протянул их Лике.
Надпись на первой странице гласила:
«Результаты судебно-медицинской экспертизы».
Ее глаза по диагонали заскользили по строчкам. Мужчина, худощавого телосложения, предположительное время наступления смерти, кожные покровы без повреждений…
Пробиться через дебри медицинской терминологии – задача не из простых. Лика прочитала заключение эксперта и честно призналась:
– Мне ровным счетом ничего не понятно.
Бекмураз хмыкнул. Вот он, его звездный час. Сейчас он все объяснит внимательной красавице.
– Обрати внимание на абзац про рану.
Лика перечитала:
– Края входной раны мелкобахромчатые, с мелкими надрывами. Кольцо осаднения шириной 1 миллиметр образовано от повреждения эпидермиса. Ободок загрязнения возник от обтирания смазки, порохового нагара и металла с поверхности пули. Раневой канал прямой, осколки черепа отклонены влево. И что? Тут еще два листа такого текста.
– В Волкова стреляли слева, – многозначительно заметил чеченец.
– И что?!
– А то, что двоих террористов задержали в доме, располагавшемся напротив трибуны. У меня пока нет результатов баллистической экспертизы, но и по судебно-медицинской понятно: те снайперы, один был убит, второй сбежал – они к смерти генерала не имеют непосредственного отношения. Там в той квартире вообще анекдот произошел.
По Ликиной спине прокатилась дрожащая волна. Хороший анекдот: планирование теракта.
Но Бекмураз, увлеченный образовательным порывом, не заметил недоумения девушки.
– Видимо, оружие в квартиру пронесли раньше. Соседи видели накануне двоих мужчин, по описанию вроде подходят. Ребята оставили там хорошую снайперскую винтовку. Новую, возможно, даже непристрелянную. Накануне митинга, видимо, не желая привлекать внимания, они пришли к дому без оружия. И когда их накрыли, один парень бросился в коридор, там завязалась драка. А второй пытался его прикрыть. Винтовку заклинило. Он вынужден был сбежать. Что бы он сделал, безоружный, против нескольких вооруженных людей…
– То есть получается, на площади работал еще один снайпер, – задумчиво произнесла Лика. – Он убил генерала и ушел безнаказанным.
– Да сто пудов, – подтвердил Лопата, почесывая заросший щетиной подбородок. – А уж желающих замочить генерала – вообще каждый второй «чех» на площади. Ой, прости Бекмураз!
Чеченец криво улыбнулся:
– А если бы у тебя всю семью убили – ты бы как реагировал, а?
Боец хрустнул косточками пальцев, миролюбиво замечая:
– Так, завязываем базар. Или сейчас друг друга перестреляем.
Лика поправила стягивающий волосы черный платок. В миллионный раз изучила протянутую в салон, как руку за подаянием, благоухающую ветку. Желание задать вопрос не проходило.
