Анна и Сергей Литвиновы - SPA-чистилище
– Нет-нет, если позволите, мне будет удобнее побывать у вас.
– Ну, заходите. Разносолов не обещаю, а коньячку налью.
Отказ Ходасевича по-легкому срубить деньгу явно уронил его в глазах Василия, и он уже не считал нужным скрывать свое к нему пренебрежение.
***Полковник вернулся в дом и довел-таки до конца утренние процедуры: принял душ и побрился. Потом взялся готовить завтрак. Пока на сковородке топилось масло для омлета, он растолкал Ивана. Тот недовольно пробурчал из-под одеяла:
– Спать хочу!
– Твоя мама просила тебя разбудить и накормить завтраком.
Полусонный юнец сложил губы в ехидную улыбочку:
– Вы подадите мне в постель?
Валерий Петрович сухо бросил:
– Вставай, поторапливайся.
Парнишка, кряхтя, словно старик, вылез из-под одеяла, перешагнул через свои разбросанные вещи и отправился в душ. Ходасевич посмотрел ему вслед.
Долговязое, еще нескладное мальчишеское тело в боксерских трусах. Излишне длинные, угловатые руки и ноги. Плечи покрыты сыпью мелких прыщиков.
Юноша скрылся в ванной, включил воду.
Полковник вернулся к омлету. Взбил яйца миксером. Омлет с помидорами, грибами и луком был его фирменным блюдом.
Когда Иван вышел после долгого плескания, Валерий Петрович уже сервировал стол на веранде на две персоны. Ему подумалось: «Да, мне явно не хватает объекта для забот. Давно пора нянчить внуков. Юлия Николаевна о них просто мечтает – да вот только Танюшка… Совсем она не спешит ни Юлю, ни меня порадовать. Делает карьеру, скачет как коза и даже замуж пока не собирается…»
Юнец вытянул из горы шмоток, валявшихся на полу, свитер и джинсы. Оделся.
Накрытый стол он расценил как должное. Это характерно для нынешних столичных детишек. Они – как правило, единственные дети в своих благополучненьких семьях – считают, что весь мир вращается вокруг них и все взрослые обязаны их обслуживать.
Иван уселся, обстоятельно намазал булку маслом, молча принялся за омлет.
Когда студент насытился, Ходасевич спросил:
– У тебя на даче много друзей?
– Хватает.
– Ты вчера с ними тусовался?
– Ну.
– А они, кстати говоря, знают об исчезновении твоей бабушки?
Юноша дернул плечами.
– Кто знает, а кто нет. А че?
– Что они говорят по этому поводу?
– А что они должны говорить? «Как жаль», и все такое?
– Может быть, у кого-нибудь имеются версии того, что с ней случилось?
– Да других дел у них нет, только версии строить.
– А кто-то из твоих друзей, может, видел в Листвянке в среду – в день, когда твоя бабушка пропала, – что-то необычное?
Молодой человек хмыкнул.
– А что необычное? Инопланетян, что ли?
Валерию Петровичу положительно не давался разговор с подрастающим поколением. Опыта не было. Таня давно выросла, а он, в конце концов, в детской комнате милиции никогда не работал.
– Что именно – не знаю, – терпеливо втолковал он студенту. – Ну, например, машину с пассажирами, которая целый день стояла на одном месте – причем недалеко от вашего дома. Понимаешь меня?
– Да вроде понимаю.
– Или, допустим, каких-нибудь новых или странных людей…
– Да нет. Мне никто ничего такого не говорил… Да мои друзья в основном и не живут здесь на неделе. Только по выходным приезжают… Но я их могу, конечно, спросить.
– Вот и спроси. Ты кофе будешь или чай?
– Кофе. Со сливками. Пожалуйста.
Что ж, браво. Валерий Петрович удостоился от подрастающего поколения первого вежливого слова. Он сходил на кухню, принес чайник и упаковку сливок. Налил юноше кофе.
– Мерси.
Юнец по части вежливости явно делал успехи.
– Угощайся пирожками. Вчера принесла ваша соседка, тетя Люба.
Иван хмыкнул.
– Я так и понял.
– Скажи мне, кстати, Ваня, – это очень важно для моего расследования – может быть, ты сам – или другие парни или девушки, живущие в Листвянке… Вы никогда тут не подвергались сексуальным преследованиям?
Юноша нахмурился и стал медленно, начиная с шеи, краснеть.
– А при чем тут это? – набычился он.
– Дело в том – только это пока между нами, – что случилось еще кое-что… Если ты помнишь, твоя бабушка исчезла в среду…
Молодой человек сидел весь пунцовый. У него на глазах аж слезы от смущения выступили. Вопрос о сексуальном насилии явно выбил его из колеи. Однако это могло означать что угодно. И то, что он таковому подвергался. И то, что он не привык обсуждать – во всяком случае, с взрослыми – скользкие темы.
Ходасевич продолжал невозмутимо, словно и не замечал ничего:
– …В пятницу, то есть позавчера, здесь пропал мальчик-таджик. Он работает на стройке у вашего соседа Василия. С утра он пошел в лес за грибами и не вернулся…
Иван сумел отчасти взять себя в руки и с деланым безразличием осведомился:
– Вы маньяка, что ли, ищете?
– Не знаю. Пока не знаю… И все-таки? Может, тебе тут встречались – или твоим друзьям – сексуально, м-м, невоздержанные люди?
Продолжая краснеть и глядя в сторону, юноша глухо ответил:
– Нет.
Валерий Петрович переспросил:
– Значит, всякие извращенцы к тебе и твоим друзьям здесь, в поселке, не приставали?
Иван отрицательно помотал головой, уткнувшись в чашку.
– Ну, хорошо, – кивнул полковник. И, не меняя доброжелательного тона, как о само собой разумеющемся, спросил: – А зачем ты вчера подслушивал мой разговор с Любочкой?
Юноша дернулся и нахмурился:
– Какой еще разговор?
Однако бегающие глаза и краска, вновь прихлынувшая к его лицу, выдавали парня с головой.
– Ты, когда вчера убегал сквозь кусты, правое плечо поцарапал…
Валерий Петрович ткнул в сторону ранки указательным пальцем и добавил:
– А у забора, в месте, где ты его перепрыгивал, остался след твоей кроссовки. Я сегодня утром проверил. Узор совпадает.
Валерий Петрович кивнул в сторону кроссовки, подошвой кверху валяющейся у кровати.
– Да я тут вчера целый день ходил! – попробовал защититься юноша. – Тут вся Листвянка в моих следах!
– Да, но не в таких глубоких, какие остаются в клумбе при прыжке с высоты полутора-двух метров.
Конечно, Ходасевич брал молодого человека на пушку.
Никаких следов он не сличал. Делать ему, что ли, с утра было нечего?
Однако он практически не сомневался в своей правоте. Кому еще, кроме любопытного юнца, могло понадобиться подслушивать их невинный разговор с Любочкой? А потом нестись, продираясь сквозь кусты, как молодому лосю, и прыгать через забор?
Реакция Ивана подтвердила правильность его догадки.
Юноша насупился и, глядя исподлобья, пробурчал:
– Я что, должен сейчас воскликнуть: «Ах, как вы проницательны, мистер Холмс!..»
– Да нет, зачем?
– А чего вам тогда от меня надо?!
– Я просто хотел, раз уж ты еще не наигрался в сыщиков и воров, использовать тебя как своего помощника.
– Вот как! – усмехнулся юноша. Он выглядел явно польщенным. – А сколько вы будете мне платить?
– Ты что, хочешь, чтобы я от твоего имени выставлял дополнительный счет твоим родителям?
Юноша замялся:
– Н-ну…
– Мне казалось, что ты свою собственную бабушку любишь – причем бескорыстно.
– Понятно! – цинично хмыкнул Ванечка. – Все вы хотите, чтобы на вас работали не за деньги, а по любви.
– Кто «все мы»?
– Взрослые.
– Да ведь ты теперь тоже, парень, к этой когорте – взрослых – принадлежишь.
– Ну, и что вы хотите, чтоб я делал? Подсматривал, подслушивал, вынюхивал?.. За кем? Вы учтите, у меня институт, завтра четыре пары; две уж точно никак не могу пропустить…
– Да ничего мне особенного не нужно. Я бы хотел для начала, чтоб ты просто поговорил со своими друзьями. Расспросил их: видели они в Листвянке в последнее время что-то подозрительное? Или, может, подвергались здесь, в поселке или в окрестностях, приставаниям со стороны взрослых мужчин или женщин? Сейчас или же в прошлом?
– Так они прям мне и скажут… – пробурчал юноша.
– Это мне они никогда ничего не скажут… А вот тебе – вполне могут… Ты ведь парень умный, и, наверно, не будешь спрашивать всех парней и девчонок подряд: эй, кого из вас тут, в Листвянке, трахнули?!.
От почти нецензурного слова «трахнули», прозвучавшего из уст взрослого, Иван чуть улыбнулся.
– Наоборот, ты, как умный человек, наверно, облачишь свой вопрос в благопристойную форму. Можешь сказать ребятам (люди любят, когда им доверяют маленькие тайны), что полковник-отставник, который у вас в доме поселился и бабушку ищет, считает: есть вероятность, что в Листвянке появился сексуальный маньяк. Поэтому тебе важно знать, если кто-то видел что-то подозрительное.
– Знаете, есть у нас тут маньяк. Васька Кравец, десятиклассник. Прыщ, недомерок. Лезет со своими руками ко всем девчонкам. Уже раза три ему по шарам за это накидали. Вот маньяк так маньяк.
Так как Валерий Петрович хранил молчание, юноша проговорил, уже менее уверенно:
