Анна и Сергей Литвиновы - SPA-чистилище
– Что вы хотите от меня?
Имомали вздохнул:
– Мне сказали, что вы полковник. Что вы женщину, которая здесь жила, ищете. Может быть, пропажа Бури с её исчезновением связана? Может, вы сумеете и моего сына отыскать?
Василий жестко пояснил, обращаясь к таджику:
– Я тебе говорил, Имомали, любая работа денег стоит.
– Я все отдам! Все, что есть, ничего не пожалею, если товарищ полковник Бури найдет.
Василий усмехнулся, ледяным взглядом посмотрев на таджика.
– «Все отдам» – это не разговор. Что «все»-то? Чего у тебя есть-то, кроме этого твоего халата? Ты с товарищем Валерием Петровичем конкретно о цене договаривайся!.. А мне, – обратился он к Ходасевичу вроде бы шутливым тоном, – пятнадцать процентов комиссионных от вас полагается. Или, как сейчас принято говорить, отката. За то, что я вам клиента привел.
Полковник без долгих раздумий сделал отрицательный жест.
– Нет. Я с двух заказчиков одновременно денег не беру. И над двумя делами параллельно не работаю.
Сказанное было не совсем правдой – точнее, вовсе неправдой, потому что до сего дня ходасевичевская карьера частного детектива состояла всего из одного распутанного дела (если не считать, конечно, тех случаев, когда он бескорыстно помогал своей падчерице-авантюристке Татьяне). Однако Валерий Петрович чувствовал, что брать от таджика деньги за поиски мальчика будет совсем неправильно.
– Однако, – продолжал Ходасевич, – если в ходе расследования исчезновения Аллы Михайловны выяснится что-то о судьбе вашего сына… Если эти две пропажи связаны между собой…
– Ясное дело, связаны! – буркнул Василий.
Валерий Петрович проигнорировал его реплику и закончил, по-прежнему обращаясь к таджику:
– Словом, если я что-то выясню, то непременно сообщу вам. Вы должны описать мне приметы Бури. И еще я бы посоветовал вам в любом случае обратиться в милицию и в МЧС. Вы не допускаете простейшей ситуации: здешних мест, да и леса вообще, парнишка не знает. А что, если он просто заблудился? Если там, где-нибудь в овраге, ногу сломал? Или его по пути машина сбила?.. По-моему, не заявляя о нем властям, вы, как отец, проявляете поразительную беспечность… Подождите, я сейчас вернусь. Возьму блокнот и запишу приметы мальчика.
Ходасевич потопал к дому.
Василий – судя по всему, человек без комплексов – вскинулся вслед за ним.
– Стойте, Валерий Петрович, я с вами. Я тихонько, юнца не разбужу.
Едва они оказались в доме, Василий, кинув взгляд на спящего Ивана, зашипел Ходасевичу на ухо:
– Что вы творите?! Кто ж от денег отказывается, когда они сами в руки плывут? Этот чурка, если вы пацана его найдете, в натуре, вам все отдаст! Во всяком случае, все, что у меня заработает! Уж это я проконтролирую. Да вы, если сами не хотите маленького чурбана искать, можете в данном деле выступить как подрядчик. Возьмете у Имомали заказ, а потом передадите его – как бы по субподряду, за свой процент – местной милиции. Скажете ментам, что это, допустим, ваш племянник пропал. Или не знаю кто… Да этот чурек Имомали, если вы его щенка найдете, весь дом мне за бесплатно построит!..
Ходасевич не ответил. Он взял блокнот с авторучкой и пошел с веранды вон. Василий устремился за ним. Не дождавшись от Валерия Петровича никакого отзыва, Василий пренебрежительно махнул рукой и презрительно бросил:
– Эх, вы!.. Шестидесятник!..
«Шестидесятник» прозвучало в его устах предельно негативно, словно самое бранное на свете слово.
***Валерий Петрович записал в свой чудо-блокнот приметы малыша Бури: рост около ста тридцати, щуплого телосложения, черные глаза, черные волосы, одет в темные трикотажные брюки и светлую рубашку (под нею теплая военная фуфайка голубого цвета). При себе имел несколько полиэтиленовых пакетов, предположительно с маркировкой «Рамстор»…
– У меня, в свою очередь, – сказал он, – тоже имеются к вам вопросы, дорогой Имомали.
Таджик подобострастно поклонился.
– Слушаю вас, уважаемый господин начальник.
– Вы давно здесь, в Листвянке, работаете?
– Две недели сегодня закончились.
– С Аллой Михайловной знакомы?
– С хозяйкой? Да, знакомы. Алла очень хороший человек.
– Когда в последний раз ты ее видел?
– Не могу точно вспомнить.
Все вопросы Ходасевич задавал в быстром ритме. Он неотступно следил за зрачками допрашиваемого. Лицо Имомали казалось непроницаемым, черные оливы глаз не дергались, и отвечал таджик не задумываясь. Ходасевич был готов поставить доллар против рваного советского рубля, что азиат не врал и допроса не боялся.
– В среду ты ее видел?
– Не видел. Точно не видел.
– Почему говоришь, что «точно»?
– Я здесь не был.
– А где ты был в среду?
– На бетон-завод ездил, машины заказывал, сюда отправлял.
Из-за быстрого темпа разговора азиат стал хуже говорить по-русски. А может, оттого, что рядом стоял Василий и, не отрываясь – почище, чем Ходасевич, – с некоторой даже угрозой, вглядывался в его лицо.
– А здесь кто бетон принимал?
– Брат мой, Фарид. И еще хозяин, Василий.
Валерий Петрович заметил, как лицо соседа полыхнуло раздражением и злобой.
– Значит, Василий здесь был в среду? – спокойно уточнил он, словно речь шла об отсутствующем.
– Что ты врешь, чурбан проклятый! – прорычал сосед. – Я сюда только на полтора часа заехал, уже поздно вечером, чтобы вас, безмозглых ишаков, проверить. После своей работы приехал!..
Таджик отшатнулся, побледнел, облизал губы и добавил:
– Правду говорит господин Василий, он совсем поздно приехал, уже темно было. Я глупый, не очень хорошо вопрос понял.
– Неважно, – отмахнулся Ходасевич, – это не имеет значения, вашего хозяина никто ни в чем не подозревает… А когда ты все-таки соседку Аллу видел? Во вторник?
– Не помню. Может, видел, может, нет. А может, это в понедельник было… Я на велосипеде проезжал, она у своей калитки электрической косой траву косила. Я ей «здравствуйте» сказал. Всё, больше никогда я её не видел. И с ней не разговаривал.
– Заборы-то ваши рядом – может, ты через забор на ее участке кого-то заметил?
– У господина Василия очень высокий забор, через него ничего не видно.
– Может, ты с этого участка слышал что? Спор какой-нибудь? Или крики?
Имомали сделал еле различимую, секундную паузу. Она могла быть заметна, наверно, лишь столь опытному оперативнику, как Ходасевич – однако и по ней, и по тому, как дернулись зрачки таджика, и по тому, что, когда он заговорил, тембр его голоса еле заметно переменился, поковник безошибочно почувствовал – сейчас его контрагент соврет.
– Ничего особенного не слышал. Голос иногда этой женщины из-за забора слышал, но слов никогда разобрать не мог.
Валерий Петрович бросил взор на прищурившегося Василия и подумал, что, возможно, именно присутствие хозяина помешало азиату сказать правду. И что теперь Имомали не расколется, хоть пытай его. Да, он, пожалуй, дал маху, что стал допрашивать таджикского бригадира при третьем лице. Что же он такое слышал, доносившееся с участка Аллы Михайловны? Или, быть может, все-таки видел? Придется узнавать об этом косвенно, окольными путями…
– Твой сын, Бури, про соседку Аллу что-то тебе рассказывал?
– Ничего не рассказывал, клянусь.
– Может, он видел что-то подозрительное, связанное с ней? Или слышал?
– Не видел ничего, не слышал. Вообще ни разу о ней мне ничего не говорил.
Полковник вздохнул.
– Ладно, Имомали, хорошо. Ты можешь быть свободным. Но если что-то вдруг вспомнишь или захочешь сообщить мне наедине, – полковник выделил последнее слово, а Василий метнул на Ходасевича острый взгляд, – что-то, имеющее отношение к мальчику, или к Алле Михайловне, или к чему угодно, заходи в любое время. Я буду жить в этом доме, пока не найдется хозяйка. А тебе лично я ничего обещать не могу и не буду. Однако, если в ходе поисков Аллы Михайловны мне удастся выйти хоть на какой-то след Бури, я немедленно тебе сообщу. У тебя ведь есть мобильный телефон?
Таджик кивнул.
– Запиши мне, пожалуйста, сюда, в блокнот, его номер. А тебе я настоятельно советую: обратись в милицию.
Полковник поклонился, давая понять, что аудиенция окончена.
Затем проводил незваных гостей до калитки. Оба молчали.
На лице Василия застыло изумление – словно столкнулся, в лице Ходасевича, с неизвестным науке диковинным насекомым. Пока они втроем топали до калитки, художницы на ее участке видно не было, однако Валерий Петрович готов был поклясться, что откуда-нибудь со своей территории она за ними наблюдает.
Распрощавшись у калитки с гостями, Валерий Петрович, словно вспомнив что-то, проговорил, обращаясь к Василию:
– А с вами я хотел бы побеседовать наедине.
– Прямо сейчас? – снисходительно бросил тот.
– Вы сегодня весь день в Листвянке проведете?
– Да.
– Я загляну к вам нынче.
– Да ладно, чего уж там, я и сам к вам зайду.
