Александр Скрягин - Формула власти
Ефим как будто ощутил подувший в лицо теплый ветерок.
– Я на тебя, Соня, не обижаюсь. – встряхнулся он. – Это ты меня извини, что пристал к тебе, как банный лист… Ну, сама видишь, дело какое! Что с Борисом Петровичем случилось? Кто виноват? Не понятно ничего…
Цыганка слушала, смотрела на него своими странными голубыми глазами и сочувствующе кивала головой.
Василь с Соней проводили Ефима через двор до высоких ворот бывших железнодорожных мастерских.
Майор попрощался и пошел по узкой, зажатой между тополями дороге. На близких путях станции призывно загудел локомотив, рождая в воздухе, тяжелые упругие звуковые волны, разбегающиеся от него далеко во все стороны.
Там, где дорога делала поворот, Ефим оглянулся.
Сони уже не было, а Василий Романович продолжал стоять у ворот и смотрел ему вслед. Расстояние было уже большим, и разобрать выражение его лиц майор не мог.
Заметив, что гость обернулся, Василь Штирбу помахал Ефиму рукой, но по-прежнему не ушел.
Он продолжал стоять и смотреть в его сторону.
Совсем не ясный человек – Василий Романович Штирбу.
По документам родившийся в Молдавии, большую часть жизни проведший на Украине, и вот уже без малого десять лет, как обосновавшийся здесь, в небольшом станционном поселке Колосовка, в Западной Сибири. Но это по официальным ответам, полученным на посланные Ефимом официальные запросы. А на самом деле, кто его знает, кто он такой, и где провел свое прошлое?… У цыган разве разберешь? К тому же, под ширмой странного народа с его закрытой от глаз посторонних жизнью, очень удобно прятаться людям, которые вообще к историческим детям северо-западной Индии не имеют никакого отношения.
В ответ на жест цыганского барона, майор Мимикьянов тоже махнул рукой. Подойдя к повороту дороги, он шагнул за деревья, и Василь Штирбу скрылся за густой листвой железнодорожной лесополосы.
12. В Новогоднюю ночь
Ефим шел вдоль бесконечной институтской стены.
Впереди, у края асфальтовой дорожки, припав к земле, неподвижно застыл ярко-рыжий кот. Он неотрывно смотрел на прыгающего в нескольких шагах воробья. Воробей явно видел охотника, но не боялся. Знал, если тот броситься, успеет упорхнуть. Знал это и кот, но оторваться от созерцания вкусного обеда, и пойти дальше по своим делам было выше его сил.
Сцена распалась только с приближением человека. Кот нырнул в траву, а воробей поднялся на пару метров и устроился на оконной раме.
Ефим, не спеша, шагал по асфальтовой дорожке вдоль бывшего здания Института. Над его головой шелестели тяжелыми кронами июльские тополя, и плясали на желтой штукатурке стены солнечные зайчики.
А перед глазами майора синела Новогоднюю ночь.
Это была последняя Новогодняя ночь Института.
После боя часов, поздравления Федоровского, первых рюмок и танцев, сотрудники доктора Горынина, как обычно, собирались подняться на свой этаж. В одной из лабораторий отдела был накрыт сепаратный стол для его сотрудников. Здесь предстояло состояться шуточному конкурсу на лучший художественный номер, и Дед Мороз должен был вручить его победителям маленькие подарки.
Роль Деда Мороза предстояло выполнять коменданту здания Городовикову, а снегурочки – Ефиму. Они хотя и не входили в штат отдела, но давно прибились к дружной и беспокойной Горынинской семье, как называли отдел в Институте. Все праздники комендант и контрразведчик отмечали вместе с его научными сотрудниками, инженерами и лаборантами.
Друзьям предстояло заранее переодеться в приготовленные наряды. У Владимира Ивановича был полный костюм Деда мороза, который он взял в местном детском саду. Ефиму заведующая институтской столовой Галя Стороженко дала белый парик, пожертвовала на ночь длинный голубой халат и даже не пожалела тюбик темно-бордовой губной помады для окончательного превращения бравого капитана госбезопасности в дедушкину внучку.
Кроме переодевания, друзьям еще необходимо было вытащить из муфельной печи стерлядку под майонезом, помещенную туда запекаться вместе с большим количеством лука, черного перца и майонеза. Использовать дорогую муфельную печь, исключающую попадание продуктов горения в тепловую камеру, категорически запрещалось приказом по Институту, подписанному самим академиком Федоровским. Но кто же будет обращать внимание на такие мелочи в Новогоднюю ночь. Тем более, что в ее герметичной камере стерлядка получалась особенно нежная и сочная.
Товарищи поднялись из-за стола и направились к лестнице, ведущей наверх, на этажи, расположенные под башней излучений.
На лестнице было темно. Ее ступени освещалась только бледным светом луны, падающим из высоких окон. Поднявшись на два пролета, они для сокращения пути продолжили подъем по узкой вспомогательной лестнице. Этой лестницей в обычное время почти не пользовались.
Поднимаясь в полутьме по ступеням, они вскоре увидели маленькую синюю лампочку дежурного освещения. Она горела над низкой дверью, ведущей с площадки на один из этажей. Они посчитали, что это как раз и есть нужный им этаж отдела излучений, и открыли дверь.
В помещении, куда они попали, также царили густые сумерки. Бодро устремившись вперед, они трижды повернули и вошли в перпендикулярный коридор. Когда позади осталось порядочно шагов, комендант резко остановился.
– Слушай, Ефим, а мы в наш коридор попали? – озадаченным тоном произнес он.
– А, куда еще мы могли попасть? – оглядываясь, ответил Ефим. – Третий этаж. Наш, конечно.
– Ничего не понимаю! – озадаченно произнес Городовиков. – Уже должен быть пожарный щит и первая лаборатория, а тут никакого щита почему-то нет…
– Вы перед шампанским, что-то уж пили, Владимир Иванович? – осведомился Ефим.
– А вы сами-то, Ефим Алексеевич! Кто с Горыниным яблоновку еще в одиннадцать часов пробовал?
– Пробовал, но не пил! Только пригубил! Одну рюмку. Максимум три. Куда ты меня завел, а? – сурово осведомился контрразведчик у коменданта.
– Куда я тебя завел? Никуда я тебя не заводил… – неуверенным голосом ответил Городовиков. – Это ж ты к сам к двери на лестнице кинулся, как в прилавку… Надо было сначала этажи посчитать!..
– Я думал, ты посчитал! Ты ведь комендант здания! Должен знать, какая дверь куда ведет!… – упрекнул коменданта контрразведчик.
– Я и знаю… – гордо заявил Городовиков, помолчал и удивленно добавил: – А этого коридора почему-то не помню…
– Давай, назад вернемся, на лестницу, и этажи посчитаем. – предложил Ефим.
Они повернулись и пошли назад.
Миновали один поворот, второй, третий… Двери на лестничную клетку все не было.
– Слушай, Володя, ты повороты считаешь? – спросил Мимикьянов.
– Считаю, – буркнул комендант.
– Это какой был?
– Третий.
– А не четвертый? – с сомнением в голосе спросил Ефим.
– Был третий. – уверенно ответил Городовиков. – А четвертый перед нами…
– Но, когда мы шли сюда, вроде было три поворота… – заметил Ефим.
– А ты их считал? – искоса взглянул на Мимикьянова Владимир Иванович
– Я-то считал. А ты?
– И я считал. – не очень уверенно произнес комендант.
– Ну и сколько насчитал?
– Вроде три раза поворачивали…
– А откуда тогда четвертый поворот? – поинтересовался Ефим.
Комендант пожал плечами, и они направились к непонятно откуда взявшемуся повороту.
За ним открылся еще один длинный прямой коридор. Его конец терялся в непроглядной тьме. По полу перед ними бродили слабые, непонятно откуда проникающие синие отблески.
– Смех, кому сказать не поверят! – покачал головой Ефим. – Комендант в собственном здании заблудился!
– Слушай, Фима, я, кажется, понял, куда мы попали… – тихо произнес Городовиков.
– Куда? – спросил Ефим. Тон коменданта ему не понравился.
– В сектор Лаврентия Павловича! – прошептал Городовиков.
– Что за сектор такой?
– Ну, говорили, вроде был здесь до войны такой совершенно закрытый сектор, который занимался какой-то уж совсем секретной темой… Никто не знает чем… А потом в середине пятидесятых эту тему свернули… Но вроде там какое-то оборудование оставалось, которое нельзя было демонтировать… То ли радиоактивное оно было, то ли заразное, то ли еще какое, очень вредное для организма… И решили его не вывозить, а помещения замуровать, и оставить все это оборудование там, чтоб не рисковать… Вот с тех пор этот сектор замурованный и стоит…
– Подожди, Володя, ну у тебя же план каждого этажа есть… – попытался вернуть коменданта к реальности Ефим. – На нем ведь никакого замурованного блока нет…
– На плане нет. А на самом деле, выходит, есть! – совсем упал духом совсем не трусливый в обычной жизни прапорщик запаса Городовиков.
– Но мы же свободно сюда зашли! Никаких стен не ломали!.. – рассердился на нелепость происходящего контрразведчик.
– А, может быть, какой-нибудь вход не замурованным и оставили… На всякий случай! – возразил Владимир Иванович.
