Йенс Шпаршу - Маска Лафатера
Тем не менее он считал своим долгом безотлагательно напомнить мне о моем обещании послать ему комментарий для колонки «Размышления о времени», как мы условились «во время нашей незабываемой прогулки по горным пастбищам Швабии».
Верно, верно, а я ведь напрочь об этом забыл.
Тем временем анонс — как мы и договаривались — уже включили в краткий обзор августовского номера. Естественно, что мне легче легкого было запамятовать столь незначительное обстоятельство в нескончаемой суете последних недель, но поскольку крайний срок сдачи текста предполагался еще полмесяца назад… В общем, если вкратце: Просьба как можно скорее (три восклицательных знака) переспать обещанный Вами краткий столбец (краткий — подчеркнуто одной чертой). Напоминаю: 50 строчек по 36 знаков. — С наилучшими пожеланиями — Подпись.
Я напечатал несколько строк и с выражением крайнего сожаления отказал сославшись на предстоящую поездку и катастрофический цейтнот, — мне хотелось еще до отъезда послать Хафкемайеру новый вариант сценария. Отправил ответ по факсу в редакцию ежемесячников. Затем, как обычно в этот час, я пошел немного прогуляться — согласно традиции, обойти вокруг горы.
Возвращаясь, я еще со двора услышал, как надрывается телефон. Он все звонил и звонил и смолкать, похоже, не собирался.
Я взбежал вверх по лестнице. Звонила ответственный секретарь из «Ежемесячников». Я тяжело дышал — о да, могу себе представить, что сейчас начнется.
Гаркнул в трубку:
— Что?!! Как?!! Я вас не понимаю!!
Она повторила.
— Еже… что? — крикнул я, ловя ртом воздух.
— «Е-же-ме-сяч-ни-ки!» — теперь уже ревела секретарша.
Так оно продолжалось до тех пор, пока я просто не выдернул провод. Немного погодя снова воткнул его в розетку. И телефон опять зазвонил. Я трубку не снимал. Вместо этого принялся разглядывать лиловые тона «Моего взгляда на В.», как нельзя лучше выражавшие сейчас мое собственное настроение.
Чуть позже — факс. Уже издалека меня грозно приветствовал логотип «Ежемесячников». Неожиданно для самого себя я вдруг, словно ослабев и утратив волю, опустился на колени перед факсом и строчку за строчкой прочел выползавший из него текст — один-единственный крик о помощи, но какой!
Лафатер и наше время — «Дружище, вот о чем тебе следовало бы написать!» — подумалось мне. Я перезвонил в «Ежемесячники» — секретарь, когда я представился, лишь издала тихий, жалобный стон; я быстро и кратко объяснил ей, что мой отказ является недоразумением и обещанный текст, разумеется, поступит к ним в ближайшие дни. Конец связи.
«Отель на валу», что видно и по названию, располагался в довольно спокойном месте. Я бойко поволок чемодан в зарезервированную комнату. До вечера оставалось еще четыре часа — предостаточно, чтобы «поразмыслить о времени» и подвергнуть эти мысли хотя бы грубой сортировке на скорую руку.
Ветви каштана за окном почти проникали в комнату, от этого она зрительно казалась то больше, то меньше. Некоторые из них задевали слегка приспущенное окно.
Для начала я изучил помещение. За время поездок с чтениями у меня выработалась своеобразная система осмотра гостиничных номеров, каждый из которых я загодя проверял на пригодность к проживанию в нем. Я быстро открыл и закрыл дверцы шкафа, прежде чем окончательно обосноваться в номере, изучил ассортимент содержимого мини-бара (никогда не знаешь, чем закончится вечер…), совершил контрольное падение на кровать из позиции стоя, потом быстро поднялся и под конец наведался в кабинку с душем и туалетом. Ее, очевидно, встроили постфактум, проводя модернизацию помещения, и теперь она стояла в правом углу комнаты, как некое инородное тело из белого пластика.
В довершение ревизии я включил телевизор и бегло прошелся по всем каналам.
Подведем итоги: довольно сносный средний класс — вполне терпимо.
Внутренний протест мог вызвать разве что массивный, доходящий до колен полированный дубовый столик. Внешне он скорее напоминал нечто, чему место в журнале ритуальных услуг. Основная же функция столика заключалась в том, чтобы постоялец (или по крайней мере его колено!), производя в комнате определенные телодвижения — например, открывая или закрывая окно, — постоянно о него ударялся. Эту проблему я решил просто, обойдя столик и водрузив на него свой чемодан.
Когда во время похода в туалет решил не включать я света, не сработало и встроенное в выключатель — судя по звуку, собранное из отслужившего свой срок самолетного двигателя! — вытяжное устройство. В первый раз мне подумалось, что оно уж никогда больше не смолкнет. Даже после того, как я испуганно выключил свет и захлопнул за собой дверь, ему потребовалось еще несколько минут, чтобы вернуться к заслуженному отдыху.
Тот факт, что свет в ванной зажигать категорически не следовало, имел и другое преимущество. Это по крайней мере не давало мне возможности, впав в искушение, заглянуть в укрепленное над раковиной на вращающемся стальном штыре зеркальце для бритья, размером с блюдце. Уникальнейший в своем роде оптический инструмент для пытки! Одного взгляда было достаточно, чтобы порезаться не на шутку. Лицо моментально превращалось в кроваво-красный, изборожденный морщинами и покрытый колючей щетиной пустынный ландшафт.
Это о недостатках.
Порадовала меня прежде всего практичная конструкция телевизора! Он располагался под самым потолком моей комнаты, укрепленный на черной стальной подставке. Я время от времени сталкивался с таким вариантом, и в глубине души он меня слегка удивлял. Это всегда малость смахивает на американские тюремные камеры и принуждает постояльца, даже если он решил посмотреть всего-навсего прогноз погоды на завтра, вытягиваться на кровати (иначе ничего не видно), но в данном случае могло сослужить мне хорошую службу! Таким образом, телевизор не занимал половину письменного стола, и без того узкого, как во всех отелях. Следовательно, места у меня было в избытке, и теперь, лихо швырнув на двуспальную кровать гостиничную папку из искусственной кожи, я мог спокойно раскинуть на столе рабочие документы.
Чего я, однако, с первого раза не разглядел, так это зеркала над самим столом!
Всю глубину возникшей у меня проблемы я познал, в раздумье подняв глаза от своей еще не написанной статьи — неожиданный обмен взглядами с самим собой, внезапное самопознание, короткое замыкание на паре голубых глаз. Я откинулся на стуле и оценивающе воззрился на свое отражение. Какой идиот, собственно, придумал, чтобы в гостиницах над письменными столами вешали зеркала? Это ведь годится только для людей со стальными нервами. Долгие, беспощадные обмены взглядами. Господи Иисусе!!!
Да, кстати! Кое-какие «размышления о времени» не худо бы направить и в это русло. Много здесь изъянов, если приглядеться, но вот самый серьезный: ни в левой, ни в правой тумбочке я не нашел Библии. Обычно в каждом гостиничном номере лежит экземпляр Священного Писания в красной обложке, при надобности готовый утолить духовную жажду постояльца! А здесь вместо него лишь желтая региональная телефонная книга, от которой мне, впрочем, на данный момент не было особого толку.
Я вернулся к столу.
Однако ни выражение сугубой сосредоточенности, которое я со столь завидным мастерством умел изобразить на своем лице, ни задумчивая поза мыслителя, чье изобилующее мыслями чело, подобно перезрелому яблоку, покоилось на тыльной стороне моих ладоней, готовое вот-вот скатиться вниз… ничто не помогало: на бумагу не излилось никаких мало-мальски разумных мыслей. Пустота.
Я встал, походил взад-вперед, ничего этим не добился, поэтому снова сел и углубился в тихое доскональное изучение черт своего лица. В конечном счете наблюдаемый мною феномен — а именно тот факт, что мой задумчивый, отражающий возвышенные помыслы лик на деле являет собою не более чем лживую оболочку совершенного умственного запустения, — вполне можно сделать отправной точкой для некоторых лафатероподобных размышлений.
Однако я почти сразу решил, что чересчур углубляться тоже не стоит. Зеркала и без того действуют на меня угнетающе. В иные моменты я из-за этого свойства переставал понимать даже самые элементарные вещи. Например, мне случалось проводить долгие часы за абсолютно неблагодарным занятием: махать рукой человеку в зеркале, причем бесспорно правой. Человек в зеркале с готовностью махал мне в ответ. Пока все в порядке! Но он, естественно — и сия данность просто не могла не вызывать у меня возмущения, — делал это левой рукой.
Нет, разумеется, всему этому есть объяснения, которые можно постичь умом, обосновать логически, выразить в физических терминах и так далее; тем не менее перед нами по-прежнему неоспоримый факт: моя правая рука таинственным образом будто сама собой превращается в левую. Там вообще все как-то наоборот, в этом зазеркальном кабинете.
