Гапарон Гарсаров - Ламбрант
Первое, что бросилось в глаза, это небольшая арена, охваченная красными огнями софитов. В этот момент она пустовала, но вокруг неё покачивалось несколько танцующих пар. Здесь было сильно накурено и даже образовалась дымовая завеса. В зале находилось где-то три десятка человек, причём большинство из них попрятались по углам в креслах и на диванах. Имелся тут и свой бар, за которым орудовала обнажённая девица в белой ермолке. Правда, особо засматриваться Саша не стал, перекинув внимание на двух юнцов, которые за диджейской установкой создавали какую-то музыку. Венера попеременно целовалась почти со всеми в знак приветствия. Кабал же оставался молчаливым, и Молохов ощущал на себе его неприязненный взгляд. В иной ситуации он бы давно вывел этого субъекта куда-нибудь в туалет и наподдавал бы ему кулаком по его звериной морде. Удерживала от этих неразумных действий лишь цель визита сюда. Что-то здесь было не чисто, и надо выяснить, что.
Среди гостей наблюдались представители разных возрастов и социальных статусов. Здесь отдыхала и «золотая» молодёжь, и седовласые мужчины. Юные барышни предавались пляскам, громко смеялись, обнимались, а некоторые, не в силах скрыть чувства, раздевали себя в приватном танце и целовали друг друга. Многие с интересом следили за подобными выходками, а вот чопорные дамы, которым можно было дать чуть за сорок, с омерзением кривили губы, сидя в глубине зала с бокалами согревающего вина. Не слишком обеспеченные молодые люди, как мышки, жались по углам с пивными банками. Уж больно разношёрстная публика, подумал Молохов, следуя за Венерой, которая попутно знакомила его с местными обитателями. Изображая радость, парень кивал и улыбался в знак почтения, но краем глаза продолжал обследовать необычную обстановку.
Всех этих господ явно что-то объединяет, и Саша начал строить версии. Во-первых, невзирая на облик, все носили тёмные одежды, словно пришли на поминки или даже похороны. Во-вторых, у всех не наблюдалось золотых украшений, что невольно наталкивало на прежнюю мысль о дьяволопоклонниках. В-третьих, жанр музыки, звучащей в зале. Тут играли миксы исключительно на готические темы. Возможно, здесь проходила встреча общества готов. Тогда бы всё встало на свои места. Но готы предпочитают мрачные макияжи, украшают себя цепями, ошейниками и вообще очень оригинально выглядят. А здешняя публика совсем не такая. В-четвёртых, удалённость сей вечеринки от города. Саша запомнил показания километража, «Мазда» увезла его на добрых 20 км от областной столицы.
Музыка внезапно стихла, свет перестал мигать, и гости вскочили со своих мест, дружно повернувшись к дверям, через которые несколько минут назад вошли Молохов и его странная компашка. На пороге застыла нечеловеческая фигура. Вернее это был, конечно же, человек, только слишком высокий и тощий, даже чересчур тощий. Единственный, кто двинулся навстречу уродливому посетителю, был Кабал.
— Это Филипп, — прошептала Венера, вновь тронув Сашу за его платиновую пентаграмму, как если бы пытаясь сорвать её с груди, — он сейчас поприветствует нас.
— В этот скорбный вечер, — начал Филипп, почему-то не решаясь пройти дальше дверного проёма, — мне ещё отраднее видеть вас. Моё сердце переполнено счастьем, оттого что вы не покидаете меня после случившейся беды. Естественно, среди вас есть те, кому непонятны наши традиции и кому мы кажемся ещё не совсем здоровыми людьми. Но осталось всего полчаса, и я хотел бы напомнить моим дорогим гостям, что ровно после полуночи все обязаны принять участие в траурной церемонии.
— Его уже привезли, достопочтенный? — поинтересовалась одна из тех зрелых дамочек, зажав в ладонях чёрный веер.
— Тело готовят к погребению, — едва сдерживая слёзы, ответил Фил и ещё раз обвёл туманным взглядом всех присутствующих.
Сквозь дымку Молохов худо-бедно изучил странный облик смотрителя поместья. Глазки уродца были маленькими, их с трудом удалось приметить на его такой же нестандартно продолговатой голове с торчащими вверх рыжими волосиками, заплетёнными в узорчатые косички. В плане одежды вообще всё осталось непонятным. В первую минуту Саше почудилось, будто на нем висит зелёное платье с перьями. Пока тот толкал речь о какой-то скорби и трауре, зрение сатаниста выдало новый мираж — пышный плащ и широкие брюки. А уж под конец показалось, словно хозяин имения одет во фрак. Перед тем, как удалиться, Филипп одёрнул длинный рукав, открывая абсолютно тощие серые ноги. Разглядеть его получше Молохов не успел, и громоздкие двери закрылись, будто бы сами собой.
— Он сегодня немного не в себе, — прокомментировала Винес, вовсю поглаживая грудь парня, озадаченного внешностью смотрителя. — Я забыла тебе сказать, у нас тут небольшое горе, умер один из членов местной тусы…
— Я не совсем разобрал… Этот твой Фил, он говорил про какую-то церемонию? — унимая лёгкое волнение, переспросил Молохов.
— Да, — кивнула красавица. — Извини, мне нужно поздравить Веркуна. Ты можешь понаблюдать за моим выступлением. Уверена, тебе понравится.
Напоследок «богиня» поцеловала его в румяную щеку и быстро пропала из виду. Саша остался один среди незнакомых ему людей. Хотя нет, ещё был Кабал, который потягивал пиво и беседовал с таким же звероподобным типом. Несколько шальных девиц продолжали ласкаться у арены, пары заходились в танце, сексапильная барменша играла рюмками и протирала их вафельным полотенцем. Молохов решил сохранить ясность сознания и предпочёл не брать ничего из спиртного. К тому же на него продолжал снотворно действовать испробованный в «Devilry» джин, а в столь необычном окружении надо быть на чеку.
— Как настроение, пацаны? — огорошил Саща Кабала и его приятеля, подкравшись к ним сзади. — Тоже соблюдаете траур?
Парни недобро посмотрели на новичка и отвернулись.
— Да ладно вам рыдать, — назойливо лез к ним сатанист, хлопнув обоих по плечам и вскарабкавшись на соседний стул. — Жизнь продолжается, сейчас вон Венерка нам что-нибудь этакое спляшет, вашего этого Воркуту поздравит…
— Веркуна, — поправил его незнакомый тип с жёлтыми глазами. Ох, чуял Саша, балуются ребятки цветными контактными линзами.
— Вот ведь не повезло челу днюху отмечать в момент общего траура, — продолжал играть в простофилю Молохов, стараясь допечь хотя бы одного из них. — Прямо как-то не по-братски горе с весельем совмещать…
— Умерший нам не брат, — заговорил Кабал, стараясь скрыть ненависть к приставале.
— А Фил-то ваш какой-то странный персонаж. Он болеет, что ли?..
Напарник Венериного «волка» кинулся было в сторону Саши, но задеть не успел — его остановил сам Кабал, требуя сесть на место.
— Угомонись, Корп, — шикнул на него парень. — Мы должны вести себя тихо, не то Зерданский опять запретит нам бывать у него.
Обладатель любопытного прозвища наградил Сашу холодным взглядом и послушно вернулся на табурет.
— С вами неинтересно, — обидчиво заключил Молохов, уставившись на Кабала. — Какие-то вы нервные, ребятки.
— У нас горе, — оправдался тот, — так что не надо тревожить нас.
В этот момент Саше как никогда захотелось почесать кулаки с желтоглазым верзилой, однако на небольшой арене появился молодчик с микрофоном, и всё внимание переключилось на него.
— Дамы и господа, — обратился к гостям парень в красном пиджаке и в синих ботфортах, — мы отмечаем сегодня прекрасный праздник — тридцатилетие нашего дорогого Веркуна…
Публика зааплодировала. Яркий луч прожектора устремился в боковую часть помещения, где поднялся неприметный с виду мужчина: светленькие волосы, жиденькие усики, кривой нос, бесцветные глазёнки, голубая бабочка, которая плохо сочеталась с бежевым костюмом. Молохову он вообще показался обрюзглым сорокалетним пижоном, который по воле случая очутился в некомфортной для себя обстановке. Так или иначе, но присутствующие радостно выкрикивали ему реплики вроде «Поздравляем!». Веркун смущённо откланялся, словно вовсе не хотел поздравлений, и быстро вернулся в кресло, из спинки которого торчали воздушные шарики и цветочки. Детский сад, констатировал Александр, и посмотрел на сцену.
— …Уже много подарков получено нашим уважаемым именинником, — вещал паренёк в ботфортах, женственно приглаживая свои чёрные волосы. — Но очаровательная Винес изъявила желание исполнить танец в качестве своего поздравления, а аккомпанировать ей согласились братья Аморины. Итак, встречайте!..
Гости вновь наполнили зал аплодисментами, освещение пропало, а арену озарил слабый синий луч. Заиграла грустная скрипка, и в сумраке сцены возникла новая непонятная фигура. На сей раз в роли музыканта был толстый коротышка, облачённый в кафтан с торчащими кружевными манжетами и жабо. Царящая в зале дымовая завеса в мгновенье рассеялась, и Саша удивился еще больше. На сцене стоял вовсе не карлик, а ребёнок. Причём не один ребёнок, а сиамские близнецы. Два мальчика уродливым образом срослись в одно тело, которое поначалу показалось сатанисту слишком плотным для коротышки. У близнецов были общие ноги, руки, туловище, но вот головы у них торчали, как у гидры, на разных шеях. Впрочем, их лица тоже отличались. Одна голова была абсолютно лысей, с толстыми губами, с большими ушами, крупным носом и чёрными-пречёрными глазами. Другая принадлежала мальчику более симпатичному: с густыми тёмными локонами и тонкими чертами лица. Такая внешность, тем не менее, не мешала им наигрывать мелодию на скрипке, причем с очевидным упоением. Близнецы блаженно закрывали глаза и дёргались из стороны в сторону как маститые музыканты. Поджимал скрипку своим подбородком черноволосый брат, и, кажется, он же вёл основную партию. Второй лишь делал вид, что наслаждается игрой, копируя мимику соседа по телу. Хотя, может, он и управлял правой рукой, держащей смычок.
