Светлана Гончаренко - Сыграй мне смерть по нотам...
— Однако все мне поверили! Значит, вышло правдоподобно. И потом, я страшно волновалась не оттого, что сочиняю, а оттого, что… вдруг ты скажешь что-нибудь неожиданное. Ты такой правдивый и не любишь, когда врут. Ты т а к на меня смотрел!
— Как?
— Обескураженно! И ты покраснел. Тебе было стыдно, что я вру.
— Причём так неловко…
— Вот я и боялась, что ты засмеёшься или наоборот, рассердишься и тем самым выдашь меня.
Настя потупилась и ложечкой от мороженого стала рисовать круги на скатерти. Самоваров поймал её тонкую руку и накрыл своей — горячей и сильной.
— Неужели ты могла подумать, что я тебя выдам?
— Ты такой правдивый и мог из принципа…
Бедная девочка!
— Настя, дружок, — сказал Самоваров очень серьёзно, — ты должна знать: даже если бы передо мной стоял не негодник Смирнов, зажиливший мой самовар, а сам архангел Михаил, я и тогда бы тебя не выдал. И не выдам. Даже если ты тысячу раз будешь неправа, не выдам. Никогда. Никому.
Настя слушала его удивлённо. Он никогда раньше не говорил так. Ложечку она выпустила, изо всех сил вцепилась в его руку и прошептала:
— И я никогда. Господи, как хорошо иметь человека, который тебя не выдаст даже архангелу! Как хорошо!
Глава 7. Свидетель Самоваров
— Ну, Колян, теперь не отвертишься! Будешь у нас по делу проходить — для начала свидетелем. Я тебя наизнанку выверну!
Эти свирепые слова говорил Самоварову майор Стас Новиков, давний друг и бывший сотоварищ по уголовному розыску. Оба они, ретивые питомцы Нетской школы милиции, начинали когда-то вместе. Только Самоваров прослужил в милиции меньше года и попал по собственному неразумию и молодой лихости в ту самую перестрелку.
Случилось это в сентябре. С тех пор в горьком осеннем воздухе стал он улавливать неистребимый запах больничных простыней. А пахли эти простыни тоской, были измараны несмываемыми рыжими пятнами чужих страданий — и его собственных тоже. На этих простынях доходил он до такой полной и нестрашной пустоты, что уже не было больно. Хотелось только, чтоб кончилось всё поскорее.
Лишь больше года спустя он снова оказался дома. Жизнь, как ни странно, всё это время продолжалась — ходили по улицам люди, росли деревья, по небу плыли облака. Изменилось немногое. Например, девушка Самоварова за кого-то успела выйти замуж, развестись и снова выйти. Сам Самоваров для розыскной работы уже не годился. Он пошёл работать в музей.
А вот Стас Новиков успел прославиться именно на том поприще, которое они с Самоваровым вместе когда-то начинали. Стас изловил массу злодеев разного калибра. Долгое общение с криминальными личностями, знание тёмных сторон жизни, а также уход жены к какому-то торговцу содой сделали Стаса закоренелым мизантропом. Обычно в человеке он предполагал наихудшее, оборота событий ждал самого неблагоприятного.
Что удивительно, он редко ошибался. Оттого-то его представления о жизни становились всё мрачнее и мрачнее. Взгляд его стальных глаз был твёрд и неприветлив, лицо играло волевыми желваками. На его щеках всё заметнее становились те мужественные рытвины, что в народе именуются собачьими ямками.
Когда Стас пообещал вывернуть Самоварова наизнанку, тот, конечно, не мог видеть собачьих ямок сыщика: разговаривали они по телефону. Угроз Самоваров не испугался — это были обычные Стасовы подначки. Все последние годы Стас оставался неназойливым, но надёжным другом. Иногда случай сталкивал их в обстоятельствах неприятных и странных. Рука об руку им пришлось распутать несколько довольно мудрёных дел.
Однако сегодняшние слова Стаса насторожили Самоварова.
— Ну-ка повтори, какие у вас ко мне претензии? — переспросил он.
— Известен тебе гражданин Щепин Игорь Евгеньевич, ныне покойный? — ответил Стас вопросом на вопрос.
Самоваров не поверил своим ушам:
— Как покойный? Кто? Щепин? Тоже?
— Ого! — оживился Стас. — Горячо! Я даже предчувствие имел нехорошее. Как только узнал, что при странных обстоятельствах скончался деятель культуры и искусства, так сразу и подумал: не обойдётся дело без Самоварова. Выезжаю на место — и что же? На столе покойного лежит краюха чёрствого хлеба, а под ней бумажка. «За телефон 120 р. Чайник Самоварову. Не верит, скотина!» Писано рукой покойного. Дрожащей старческой рукой! Ты не хочешь сделать заявление?
— Как это странно, — пробормотал Самоваров.
— И это всё? А если ближе к делу? Я сейчас на месте преступления, в мастерской Щепина. Тело обнаружено именно здесь. Знаешь, как подъехать? Тогда давай!
Самоваров со вздохом отвернулся от монастырского поставца, который кротко взирал на него единственным оком — расчищенной от копоти голубой розой. Однако ехать было надо. Бедный князь Щепин! Неужели убийство? Бессмыслица, бред — кому нужен нищий старик? Впрочем, и не такие дикие вещи случаются!
Мастерская Щепина располагалась в облупленной трехэтажке. Вход к скульптору был особый, из переулка. Майор Новиков встретил Самоварова в тесных сенцах, которые Щепин называл предбанником. Стас восседал здесь на табурете. Он неприязненно разглядывал ржавую электроплитку и гору слипшихся кастрюль на допотопном кухонном столе. Вход в саму мастерскую был задёрнут пестрой занавеской, об которую, как видно, часто вытирали руки.
Увидев Самоварова, Стас встал и протянул другу свою большую, невероятно жесткую и твёрдую ладонь:
— Привет, Колян! Рад встрече. Хотя радоваться лучше бы в другом месте. Сто лет тебя не видел. Ну-ка, повернись! Молодцом! Женат, счастлив, богат.
— Кто это тебе сказал, что я богат?
— Сам вижу. Шапка на тебе под потолок, как у Шаляпина. Мы зимой-то с тобой встречались последний раз года три назад — тогда у тебя другая была, облезлая. А вообще шапки — это баловство. По морозу надо голым ходить, как Порфирий Иванов.
Сам Стас был сегодня в том же кожаном пальто, что и три года назад, и много ранее. Даже в неновой одёжке выглядел майор уверенным в себе, серьёзным и мужественным. Да он и был таким!
— Я не настолько озабочен здоровьем, чтобы гулять нагишом, — сказал Самоваров. — Лучше просвети, что с беднягой Щепиным?
Стас честно признался:
— Чёрт его знает. Неясно! То ли убийство, то ли смерть от естественных причин.
— А что стряслось?
— Картинка такая: обнаружен сидящий в кресле старикан семидесяти шести лет от роду, без признаков жизни и без видимых повреждений или следов насилия. Чего от деда ещё ждать в таком преклонном возрасте?
— Но по такому случаю хватило бы «скорой» и участкового. Почему ты здесь?
— Как раз участковый и заварил кашу! — недовольно засопел Стас. — Старик помер вчера вечером или ближе к ночи. Нашли его, как видишь, оперативно: какой-то алкаш из Союза художников прибыл сегодня утром в гости, а ему никто не открыл. Алкаш очень хотел выпить, молотил в дверь, взбудоражил соседей. Божился¸ что его Щепин ждёт и никуда уйти не мог. В конце концов вызвали слесаря и участкового. Они дверь вскрыли и увидели, что старика хватил удар. Печально, но бывает. И вдруг участковый — жуткая у него фамилия, Немнюгин — начинает орать: «Стоп! Стоп! Руками ничего не трогать! Это серийное убийство!»
— Не хило! Почему же серийное? — удивился Самоваров.
— Потому что Немнюгин вопит: «Не далее, как десять дней назад я вскрывал квартиру недалеко отсюда, в Архиерейском переулке. Там тоже старик мёртвый лежал!» Он мигом вызывает нас. Хотя какие основания? Ведь все старики когда-нибудь умирают, многие скоропостижно и без свидетелей. В своих одиноких квартирах. Ежедневно они мрут, не то что каждые десять днейэ Однако Немнюгин упёрся: серийное! У того, говорит, деда, что в Архиерейском, вот так же, как здесь, пыль вытерта была, и тряпочка на батарее висела.
— И здесь тоже есть тряпочка?
— С этим не поспоришь: тряпочка действительно висит. Я сам-то чего сюда приехал? Немнюгин на столе здесь обнаружил бумажки всякие, и та, что сверху лежала, меня смутила. Мятая такая бумажка, а на ней старческой про тебя написано и про какой-то чайник. Что за чайник? Чему ты не веришь? Почему скотина?
Самоваров вздохнул, промолчал.
— Не знаешь? Ну, хоть что-нибудь предположи! — приставал Стас. — Фигня ведь какая-то. Я для очистки совести решил тебя потревожить, прежде чем занести старика в естественно помершие. Что скажешь?
Это всё невероятно, — пробормотал Самоваров.
Ничего другого не пришло ему на ум.
— Чего ж тут невероятного! Дед был старее некуда. И без видимых повреждений, — насупился Стас.
Самоваров задумался.
— Странная записка, — пробормотал он. — В ней только про чайник мне всё понятно. Я был в этой мастерской два дня назад. Видишь ли, некоторое время назад я решил обменять один из своих чайников на самовар…
