Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04
Чушь, банальщина. Нечто из области давно забытого. Ему почти тридцать, двадцать пять, если быть точным, а он только сейчас получил открытый доступ к тому, что являлось естественным в его положении и возрасте уже очень давно. И что с того, что его с шефом связывают родственные отношения?
Пискнул селектор и, одновременно с этим писком, дверь распахнулась, пропуская внутрь невысокого молодого человека, примерно одного с Павлом возраста и сложения. Он так же быстро, как открыл, захлопнул за собою дверь, подошел к рабочему столу своего начальника и протянул ему пластиковую папку со скоросшивателем.
— Здесь все, — произнес он, выкладывая папку и ожидая мнения Павла. — Документы все чистые, придраться не к чему, можете быть уверены.
Павел принял папку, бегло ее просмотрел, лицо его при этом оставалось непроницаемым.
— Что наш взломщик? — спросил он.
— Выкачал со счетов Перовского, Останкинского и Преображенского филиалов пятьдесят тысяч в четыре приема и еще в рублях около шести миллионов. Все упоминания о сделках по вашим счетам стерты при взломе. Владельцы хватятся теперь только после выходных, в понедельник. Да, из головы вон, с вашего корсчета он при этом снял десять тысяч у. е.
— Это его премия, я в курсе. Мы с ним условия обговорили отдельно.
— Хорошо, Павел Сергеевич. Я предполагал, что…
— Нет, все расчеты с ним закончу я сам, завтра. Откуда он проводил взлом банковской системы?
— Первоначальный след ведет в Норвегию, затем через Филиппины, в Питер. После поймать концы уже невозможно, вы сами знаете, сколько раз с вами проделывали эти операции — и ничего, все чисто. Не думаю, что теперь опера докопаются.
— Опера не докопаются. Антон, я говорю о своих.
— О нем? — Антон возвел очи горе.
— И о нем тоже.
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Вагит Тимурович плохо разбирается в современных технологиях. Интернет для него — лес темный. Я курировал раз работу его управляющих…
— Интернет, может, и лес темный, но ума у него заподозрить кого-то из нас хватит.
— Улик нет.
— Стопроцентно?
— Вообще, абсолютно никаких.
Павел покачал головой.
— Это плохо. Улики нужны.
— А, вы в этом смысле, — молодой человек усмехнулся. — В этом смысле есть.
— На кого?
— На группу Филимонова.
Павел хмыкнул, не то удовлетворенный услышанным, не то раздраженный, этой его реакции Антон не понял. И потому поспешил добавить, как бы в оправдание своим действиям:
— Вагит Тимурович вполне искренне считал три года назад, что именно из отдела перспективного планирования пришла весточка тем наемникам, что разворотили его «мерин» в назидание за отказ…
— Я помню эту историю, незачем мне ее пересказывать, — раздраженно произнес Павел. — Выяснилось же в итоге, что это ребята Османова — что-то недополучили. Помнишь, наверное, такого.
— Помню, — охотно согласился Антон, — он сейчас где-то в провинции обитает, даже не в Спасопрокопьевске, как раньше.
— Обитал, — неохотно уточнил Павел, с каким-то холодком в голосе. — В прошлом году попал в аварию, где-то там, в области. Спасти не удалось.
Он помолчал немного, затем продолжил тем же тоном:
— А тогда еще был «под крылом самолета», великие идеи продвигал среди местного населения. Большого человека в госдепы продвигал, большой куш слупил с него и со своего шефа за работу. И незачем так на меня смотреть, я Османовым непосредственно занимался, лучше сказать, связями с Османовым. В качестве финансового директора… этой группировки в Москве.
Павлу еще раз вспомнилось, что подчиненные называют его «наследником», как-никак родственных связей с племянником Караев не скрывал с того момента как устроил молодого человека к себе на работу и принялся объяснять ему с азов устройство вещей и ход событий. Откровенно испытывал на прочность и устраивал проверки деятельности в самые неподходящие моменты, спартанскими приемами давая возможность Павлу обеспечить себе нужный для успешного продвижения — уже в недалеком будущем, когда он станет представлять собой самостоятельную единицу, — необходимый запас плавучести в бурных водах нарождающихся деловых отношений.
Не исключено, ядовито подумал Павел, что уроки Караева все же пошли ему на пользу. Если дело, которым он занимается последние недели и дни, все же выгорит, можно будет с уверенностью говорить, что ученик оказался не так плох, как предполагал поначалу учитель. И перещеголял его в применении невысказанного, но каждодневно практикуемого правила: Homo homini lupus est.
Кстати, как там волк на чеченском? Кажется, борз.
— Ладно, пускай будет Филимонов, — согласился он. — Мне не жалко. Как намек пока сгодится.
— Вполне ведь можно допустить, что из его группы тогда вычистили не всех, — поспешил добавить Антон. — Сами понимаете, всякое бывает.
— Я понял, допустить можно и это. Когда подчистка проведенных банковских операций и моих счетов будет полностью завершена?
— Она уже завершена, Павел Сергеевич. Следов нет, можете убедиться сами. Если угодно, Ряшитов принесет вам распечатки или же сам…
— После. Все после. Сейчас я займусь бумагами.
Молодой человек тут же посчитал свое присутствие излишним и поспешил откланяться.
— Да и последнее, — голос Павла остановил его на выходе. Антон торопливо закрыл распахнутую дверь и обернулся. — Днем я буду на заседании, скорее всего, порядком задержусь. Так что меня не ждите. А Ряшитов пускай не выезжает из офиса до вечера, он мне еще может понадобиться.
— Само собой, он тогда с распечатками…
Павел махнул рукой, и молодой человек немедленно исчез за дверью. Жест этот был точной копией караевского, подсмотренный им давным-давно, и по этой причине первоисточник эффектного движения руки уже забылся Павлом совершенно.
Убедившись, что остался один, Павел вынул из верхнего ящика стола несколько бумаг, положил их в принесенную Антоном папку, старательно смешал с уже имеющимися, поднялся и вышел из-за стола.
В приемной он счел необходимым напомнить нелюбопытной секретарше о заседании, на котором намерен присутствовать. Все входящие запросы на его имя пускай ждут лучших времен.
После чего вышел в коридор, оставив дверь приоткрытой.
Кофе был выпит, и разговор из делового постепенно превращался в диалог двух неплохо знакомых прежде по бизнесу людей, стремящихся узнать друг друга еще и в обыденной обстановке. К этому вполне располагала непринужденная, почти интимная обстановка в диванной комнате усадьбы. Все дела были завершены, оставалось только дождаться, когда Вероника закончит внесение незначительных поправок в исходный текст, после чего Алексею и Вагиту Тимуровичу Караеву, нынешнему хозяину усадьбы, останется совершить последний акт, ради которого обе высокие договаривающиеся стороны и собрались здесь, акт ритуальный и оттого особенно значимый. Необходимо было проставить подписи под договором купли-продажи особняка. После чего усадьба и все имущество, находившееся в ней, переходило в собственность мужа Серафимы.
Диванная комната располагала именно к беседам — длительным и ни к чему не обязывающим. Сама обстановка ее — массивная, основательная мебель в викторианском стиле, высокие кресла с накрахмаленными подголовниками, низкие столики с ажурной резьбой, ковры на стенах и картины XIX века, — казалось, создавалась для чего-то подобного. Усевшись в кресло, предложенное любезно хозяином дома, как раз напротив окон выполненных в итальянском стиле, прикрытых тонкими газовыми занавесями, Алексей с удовольствием дал время для неги своему телу, затекшему на сиденье автомобиля во время пути в Икшу. Вагит Тимурович тем временем послал одного из своих сателлитов за кофейными принадлежностями, после чего священнодействовал уже в присутствии своего партнера, приготовляя божественный напиток из зерен сорта «Арабика», марки «Эфиопия харрар».
Алексей слушал его и не слушал. Примерно так же прошли и сами переговоры, их заключительный этап. Высокие договаривающиеся стороны лишь делали комментарии: Караев — долгие и приправленные экзотическими сравнениями из восточной литературы, Алексей — короткие и не слишком внимательные. Во время последних диспутов им пришлось несколько раз созваниваться с антикварными салонами, уточнять по каталогам стоимость той или иной вещи. И все же главное в усадьбе был не ее метраж или удаленность от столицы, а наполнение.
Алексея не раз водили по ее комнатам, подобное хождение напоминало ему прогулки по музею. Вагит Тимурович был большим знатоком и ценителем раритетов. Только нынешние, не слишком благоприятные обстоятельства вынудили его предпринять шаги по частичной распродаже своей отменной коллекции диковин, часть которой и находилась в продаваемой усадьбе.
