Павел Амнуэль - Мир «Искателя», 2004 № 04
Павел машинально вынул из лежащей перед ним пачки сигарету, не глядя, выдвинул ящик стола, в котором должна была лежать зажигалка. Что-то глухо стукнуло о борт — он слишком резко выдвинул ящик, — глухо и тяжело, от неожиданного этого звука он вздрогнул и опустил взгляд.
В ящике лежал пистолет. Черный, поблескивающий вороненой сталью «Вальтер», ствол которого был направлен через деревянный борт ящика ему в живот. Он осторожно вынул пистолет, неловко взял его в руку — оказалось, что он много легче, чем можно было судить по его внешнему виду.
И куда безопаснее. Обычная зажигалка, подаренная на его день рождения две недели назад подчиненными, точно нарочно предложившими ему этот подарок в качестве основного, наряду со стандартной бутылью гжельской водки и золотыми запонками. Выполнена она была, правда, мастерски, на высочайшем уровне сходства с оригиналом — тем, что, таясь ото всех, лежал у него дома, в тайнике за ковром. Это сходство и тогда, в день юбилея, и сегодня разом выбило его из колеи. Тогда Павел пробормотал несколько приятных слов и большей частью молча принимал подарки. И даже оставил пистолет в ящике стола, подальше от греха, боясь перепутать его, даже чисто теоретически, с настоящим, заряженным полным боекомплектом и оттого смертельно опасным. Сегодня ему показалось, что пистолет сам решил напомнить о себе.
И маленький червячок закрался Павлу в душу после разговора с Серафимой — червячок подозрения.
Конечно, он мог и ошибаться, он мог и напридумывать в эти минуты невесть что, именно из-за того, что день начинался неудачно, что виновник начавшейся полосы неудач покинул раньше срока свои апартаменты и его уже не вернешь. Но червячок не сдавался и отвечал контраргументами, не принимать которые он попросту не мог. Один из них Павел выговорил Серафиме только что, по злобе больше, и сейчас жалел о некстати сорвавшихся с языка словах.
Зная характер Симы, вполне возможно, что она начнет действовать, чего-чего, а решительности, при всей ее инертности и вроде как показной лености, ей не занимать. Она может что-то предпринять по собственному почину, несмотря на все их договоренности, просто чтобы что-то доказать Павлу, свои возможности, к примеру. Тогда пиши пропало; более всего пострадает его репутация в ее глазах, а может так случиться, что в итоге пострадает и он сам.
Конечно, ничего подобного даже теоретически никак нельзя допустить, ему надо быстро принимать меры, хотя бы позвонить ей и, вызнав ее возможные действия, попытаться направить их в нужное русло. Ведь сколько он знал Симу, все ее самостоятельные действия кончались громоподобным фиаско.
А с той поры, что они познакомились, подобных разочарований было немало. И первое, как ему казалось, случилось в тот день и час, когда она без предупреждения — без его предупреждения — выскочила за Алексея. Причины не совсем обычного, с точки зрения ее любовника, поступка остались Павлу неясны, но он вынужден был не вдаваться в подробности, обретя взамен иное: конкретные действия, всякий раз подтверждавшие их союз. Того, что они имели, Павлу вполне хватало.
Можно сказать, их отношения были вполне гармоничны, впрочем, он сам понимал, что в данном случае только слово «отношения» и употребимо. Павел при случае называл их временными, намекая на последующую необходимость изменения условий. В тех пределах и таким образом, о котором они договорились на следующий же день, как Сима вышла замуж за Алексея. В привычном для них убежище на квартире Павла Серафима делом доказала свои чувства к нему.
Возможно, этой неопределенностью и объяснялось многое из происшедшего за последний месяц, ведь одному Богу известно, какие мысли приходят в красивые, но, обыкновенно, взбалмошные женские головки, когда они поручают любимым мужчинам вести свою судьбу хотя бы самое краткое время. Так что и Павлу оставалось только догадываться в тот день, случившийся как раз месяц назад, зачем он столь внезапно понадобился Симе. Его любовница позвонила средь бела дня и попросила немедленно подъехать к ней.
Он спешил, предчувствуя что-то необыкновенное, что вот-вот должно произойти, и в пути невольно размышлял на тему: как же хорошо тем, кто не имеет иного занятия, кроме хобби. Павел смог лишний раз убедиться в справедливости своих воззрений на этот предмет, когда прибыл в ее особняк.
Обстановка курительной комнаты, в которой он был встречен, явно не располагала к ведению серьезных бесед; к тому же Сима начала объяснять то, что ей было необходимо, с конца к началу. Павлу дважды пришлось слушать ее путаные, сумбурные объяснения, прерывающиеся то на уверения, что все сказанное навсегда останется между ними, то на нелицеприятные высказывания в адрес обсуждаемого человека, прежде чем он добрался до их потаенной сути. А когда добрался, решил, что она попросту пошутила.
Но нет, Сима не шутила, говорила всерьез, она все обдумала и решила уже давно, да, очень давно, еще тогда, впервые посетив его квартиру. Ей пришлось сказать и повторить эту фразу не единожды. А затем она произнесла то слово, которое ни он, ни сама Сима не упоминали за все время разговора, — слово разом объяснившее все, альфу и омегу их дальнейших действий. Слово это, произнесенное Серафимой с решимостью и безо всякой стеснительности, которая кажется совершенно естественной в подобного рода делах, настолько, что становится своего рода ритуалом, необходимым для соблюдения приличий, слово это подействовало на Павла незамедлительно и адекватно Серафиминой решительности.
Едва Сима произнесла это слово, он будто почувствовал, что к этому шло с самого начала, с того момента, как они познакомились и вроде бы разошлись, развязанные ее свадьбой с Алексеем. С того момента, как, впервые посетив инкогнито его квартиру, Серафима согласилась со всеми пунктами их негласного договора. С тем, что она безоговорочно, к его вящему удовольствию, признавала его авторитет и власть над ней, само право решать за нее развитие их дальнейших взаимоотношений.
К этому он и стремился с того дня, как впервые увидел Симу, с того мига, как клятвенно пообещал себе то, что обычно обещает мужчина при встрече с очаровательной и, главное, незамужней дамой. А впоследствии, когда они в первый раз остались наедине, пообещал и ей. То самое, что надлежит обещать мужчине при первой встрече с очаровательной незнакомкой, при встрече, что так незаметно переходит в свидание.
Теперь ему надлежало свои обещания выполнять. И как можно оперативнее, если он не хочет лишиться прежнего влияния на Серафиму.
Точно так же, как и в тот день, когда услышал от Серафимы ее откровенные признания и почти нелепые в своей решительности требования. И неожиданно для себя почти в охотку решился их выполнять. Не для нее решился, тогда он не ответил ей согласием, он даже в машине так же спорил, убеждал, убедительно возражал, составляя выразительные по силе монологи и уже не замечая того факта, что его единственная слушательница осталась далеко позади, и разговаривает, убеждает и возражает он лишь самому себе. Что отнюдь не делало его монологи менее страстными.
Прошло всего несколько минут с того момента, как Павел покинул в спешке дом. Он даже не пытался скрывать от Симы своего торопливого бегства. Он уже подруливал к зданию, где находилась его квартира, и паркуясь, неожиданно почувствовал себя куда спокойнее и увереннее, чем во время разговора, когда выслушивал страстные признания, резкие фразы и откровенные пошлости. Теперь он, безо всяких околичностей и тонких намеков, был согласен с ее предложением, убедив себя окончательно и бесповоротно. С предложением, которое еще пять минут назад считал бредом чистой воды, бессмысленной прихотью женщины, не имевшей для этой прихоти ни малейшей нужды. А еще чуть раньше, предлогом для его посещения этих роскошных апартаментов, для того мига, к которому подсознательно готовился, едва услышав ее приглашение.
Поначалу он даже испугался своей определенности, нет, не испугался, не то слово, поразился, так будет точнее. Он никак не думал, что столь быстро и столь безоговорочно согласится с ее доводами.
Вечером того же дня он сам позвонил Симе и сказал, что займется лично. Пускай она действует так — ни больше и ни меньше, — как он скажет. И как-то очень уж малодушно и неубедительно сослался непонятно для чего на все их предыдущие соглашения.
Серафима не возражала. И этим связала его по рукам и ногам…
Курить расхотелось. Павел задвинул ящик стола столь же резко, как и выдвинул его. Пистолет-зажигалка глухо бухнулся о борт ящика. Снова напомнил о себе.
И о необходимости срочно связаться с тем человеком, который позавчера в приватной беседе пообещал ему все, что Павел хотел от него услышать.
Павел снял трубку телефона, набрал номер и, едва заслышав голос на том конце провода, произнес, торопливо проглатывая окончания слов:
