Александр Щелоков - Вкус смерти
— Прасол, оставишь ты… твои шуточки… мне они знаешь где?.. Ты хоть думаешь?.. Понимаешь?..
Все удивленно застыли. Пытаясь успокоить Чумака, Шарков сказал:
— Простите, Сергей Петрович, но мне кажется, ничего обидного…
— Если кажется — перекреститесь. А мне эти шуточки…
— Сергей Петрович, — вмешался в разговор Тесля, — в словах «заряжено Чумаком»…
— Что в этих словах?! Что?! В них подтекст, и какой! Когда говорят: «Заряжено Чумаком», имеют в виду Алана. Хотите верьте в его силу, хотите — нет, но он все — и газеты, и воду старается зарядить на добро. Добро — это счастье, вкус жизни. То, что заряжено мной, несет вкус смерти…
— Сергей Петрович, — снова попытался успокоить его Шарков, — рано или поздно каждый из нас познает вкус смерти. Даже те, для кого воду заряжал Алан Чумак.
— Вы опять за свое? То, что заряжено мной, заставляет этот вкус познавать раньше положенного. И мне не легче, что это бандиты, насильники, воры. Мне не легче, поймите…
— Все, Сережа, — сказал Прасол, — ты действительно утомился. У тебя на даче шурует колорадский жук. Езжай туда, мы здесь сами управимся.
Шарков смотрел и думал, насколько разные это люди. Они дружат, служат одному делу, но один из них живет сердцем, подчиняя его уму, во втором все определяет схема, уверенность в том, что жить надо так, как он, и никак иначе…
— Гражданин Липкин, какое сообщение ждал от вас Железный?
— Я должен назвать день, когда генерал Деев поедет в город или оттуда с секретными документами.
— Откуда вы, начальник склада, узнаете об этом?
— У Наташи от меня нет секретов.
— А у вас от нее?
— Были. Теперь они ей известны.
— В какой форме вы должны передать сообщение?
— Должен сказать: «Кабанчик нагулял сало. Можно резать».
— Как они узнают, едет генерал из города или в город?
— Если из города, я скажу: «Пора решать».
— Какие пароли, чтобы доказать, что передали сообщение вы?
— Я должен три раза кашлянуть.
— Каким образом?
— Вот так: «Кабанчик нагулял сало. К-х. Пора решать. Кх-кх».
— Повторите еще раз.
— Кабанчик…
— Записал? — спросил Прасол Шаркова. — Добро.
В тот день с утра на северо-западе — в гнилом прибалтийском углу — начали собираться тучи. Поначалу белые, они постепенно сгущались, серели, наливались темнотой. Солнце померкло, в воздухе похолодало. Поднялся ветер. Он дул порывами, неся с собой острые запахи соснового леса и болотной прели. Потом пошел дождь. Впрочем, дождь — это слишком сильно. Ученый муж из гидрометеоцентра определил бы происходившее как «моросящие осадки в виде водяной пыли». Эта пыль висела в воздухе и тянулась косами за мокрой пеленой проплывающих туч.
— Зараза, — сказал Пермяков, зябко поеживаясь. — Теперь зарядило дня на три…
Они сидели в кабинете Шаркова и пили чай из электрического самовара. Вошел Прасол, хмурый, сосредоточенный. Сел за стол, попросил Шаркова:
— Будь добр, накапай чашечку.
Взял стакан, погрел о него ладони. Бросил в чай дольку лимона. Внимательно смотрел, как светлеет заварка. Поднял глаза на команду. Все напряженно затихли, предчувствуя новости. И не ошиблись.
— Сегодня, — сказал Прасол. — Допивайте — и на трассу. Как поется: в последний и решительный бой. Матч состоится при любой погоде.
Он видел, как всем сразу расхотелось чаевничать.
— Андрей, — попросил Прасол. — Достань мою из загашника…
Шарков встал, открыл сейф и вынул оттуда бутылку «Посольской». Поставил на стол.
— Перед выездом по сто граммчиков, — предложил Прасол.
— Я пас, — сказал Пермяков решительно.
— Что так?
— Дал зарок спиртного в рот не брать, особенно для храбрости.
— В вашей храбрости не сомневаюсь. И не собираюсь предлагать допинг. Однако, учтите, при огнестрельных ранениях алкоголь снижает опасность осложнений.
— Ничего подобного не слыхал, хотя пропущу стакашек с удовольствием, — заметил Тесля и посмотрел налитое на просвет. — Апостольская влага, и монаси ее приемлют. А что полезно, даже жена мне не говорила.
— Она детский врач, так? Между тем огнестрельные ранения требуют специализации. Впрочем, наша медицина всегда была и пока остается лицемерной. Коли ей дана команда бороться с алкоголем, будьте уверены, даже если водка окажется бальзамом долголетия, от народа это скроют.
— Я верю, — сказал Шуршалов и поправил усы. — Впрочем, если бы и не верил, один хрен выпил бы. Мой дед перед ежедневной стопочкой молитву читал: «Изыди нечистая сила, останься чистый спирт». Слава те господи, прожил до восьмидесяти восьми и грешил с ней, с окаянной, до последнего дня.
Он громко выдохнул, лихо опрокинул стаканчик. Блаженно прижмурился. Снова поправил усы, провел ладонью по груди сверху вниз:
— Прошла, родимая, аки змий огненный. Повторить нельзя?
— Позже, — сказал Прасол. — Собираемся.
Два государства: великое — Эстонию и малое — Россию в этих местах разделяло болото: огромное пространство леса, залитое водой. В незапамятные времена здесь плескалось огромное ледниковое озеро с берегами, покрытыми осокой и рогозом. В зарослях гнездились утки, в прибрежных кочках откладывали яйца крикливые чибисы. Сюда залетали чайки, на перелетах садились отдохнуть серые гуси-гуменники. Постепенно озеро зарастало водорослями и мхами. Попавшие в него деревья гнили, отравляя воду продуктами разложения. Озеро сперва отступало от берегов, все больше превращаясь в топь, которая стала прибежищем комаров, стрекоз и лягушек. Постепенно тина, слизь и вонючая жижа оттесняли чистую воду все дальше, пока ее зеркало не исчезло совсем.
По ночам на болоте таинственно светились гнилые пни, наружу вырывались и с утробным треском лопались огромные пузыри. Они распространяли вокруг запахи тухлых яиц и мясной гнили. В глубинах трясины все время что-то бродило, бурчало, словно в брюхе великана-обжоры, страдающего отрыжкой.
Днем и ночью над зеленой топью вились тучи назойливого комарья и мошек. Они яростно набрасывались на все, что двигалось и излучало тепло. От кровососов одинаково страдали и люди, и животные, постоянно обитавшие в окружающих лесах.
— Хоть бы химию сюда напустили, — пожаловался однажды Большой. — Заедают людей начисто, паразиты.
Он ночью нес очередное дежурство и его искусали мошки. От их укусов лицо вздулось, потеряло привычные формы и стало похожим на небольшую лиловую подушку-думку.
— Это ваши городские комары боятся химии, — засмеялся лесник Якобс, хозяин хутора, на котором они жили. — Наши ее не знают и потому им наплевать, чем их посыпают.
Чтобы добраться до русской земли, людям Железного надо было пересечь болото. На это у них уходило часа полтора-два в зависимости от погоды. Они переходили топь по едва заметной стежке, которую среди кочек и яркой зелени гиблых трясин лесник Якобс пометил ольховыми веточками. Листья ольхи подвяли, стали черными, и веточки хорошо выделялись в живой траве.
Ступив на русский берег, боевики остановились. Прислушались. К разгоряченным потным лицам льнули безрассудные комары. Выждав, когда их сядет на лоб побольше, Большой ударом ладони раздавил всех сразу. На коже возникло кровавое пятно.
— Первая кровь, — засмеялся Белый. — Теперь удача в наших руках. Эти комары — русские!
— Заткнись! — прикрикнул Железный. — Идем молча!
Они продвигались гуськом. Железный — впереди. За ним неслышными шагами ступал Черный. Он нес тяжелый рюкзак, который заполняли жратва и принадлежности охоты за генералом — веревка, мешок, чтобы надеть его на голову, шприц и ампулы со снотворным, на случай, если генерал будет сильно артачиться.
Замыкал колонну Зеленый — Ныым. Он шел согнувшись, положив ладонь на правый бок. При каждом шаге отмахивался от насекомых, постанывал и зло ругался, перемежая русский мат с родной эстонской бранью. На голову то и дело падали липкие лосиные мухи, которые осыпались с кустов и веток на все, что двигалось. Потом они ползали по лицу, по шее, стараясь забраться за ворот. Они не кусались, но само ползанье их по телу раздражало до крайности.
Признаков присутствия людей в лесу не обнаруживалось. Только где-то за деревьями невидимый дятел старательно долбил сухой ствол. Боевики прошли к месту, откуда постоянно вели наблюдение за дорогой. Расположились табором. Здесь Зеленый сунул в рот таблетку, подаренную Прасолом. Уже через пять минут его затошнило и стало выворачивать внутренности наружу.
— Да уберите вы его отсюда! — зло сказал Серый. — Меня самого уже тошнит!
— Иди-ка ты, малый, назад, — сочувственно предложил Железный. — В таком виде вояка ты хреновый. Только смотри, никому не попадайся на глаза.
