Огюст Ле Бретон - Сицилийский клан
— Скажи ему, что если он еще раз попробует, я его убью! — вопила прекрасная сицилийка, у которой под легким летним платьем ничего не было.
Муш, не совсем еще овладевший собой после убийства, посмотрел на Жанну.
— Какая муха ее укусила?
Жена Альдо пожала своими обнаженными, гладкими от загара плечами. Она уже сняла шорты и надела халатик, такой легкий, что он мог бы поместиться в спичечной коробке. Под ним, казалось, ничего не было. Об этом можно было догадаться по колыханию грудей, поднимавших прозрачную ткань.
— Джек дотронулся до ее задницы, — пояснила она.
— Дотронулся?! Нет, он меня лапал! — рычала дочь Сальваторе. — Негодяй! Стоит мне рассказать мужчинам…
Муш посмотрел на американца. Было видно, что тот как следует надрался. Да еще в такую духоту… Он спросил по-английски:
— Зачем ты это сделал? Ты что, спятил?
Летчик поднял на него мутные глаза.
— Она шла мимо… Не знаю, что на меня нашло.
Тереза, не понимавшая по-английски, набросилась на Муша.
— Если он еще раз так сделает, я его убью. А я еще приносила лед этому мерзавцу…
Муш в душе оправдывал американца. Пьянчуга не смог сдержаться, увидев так близко от себя эту обольстительную девушку. Но он сказал падшему пилоту по-английски:
— Никогда больше так не делай. Если старик узнает, он способен на все. Ты просто спятил! Хочешь сорвать все дело, да? Из-за пары женских ног? Мог бы знать, что с женами сицилийцев заигрывать не стоит!
Он взял стакан, залпом опорожнил его и посоветовал:
— Попроси, по крайней мере, прощения. Может быть, она смягчится.
Американец потер щеку, на которой отпечаталась ладонь разъяренной Терезы, и сказал по-английски:
— Извините, мадам.
Но жена Берлинца не умела прощать. Она бросила на летчика яростный взгляд и, уходя, напомнила с угрозой:
— Начнешь снова — убью!
Ее волнующая походка вполне объясняла поступок американца. А тот, проводив ее глазами, не удержался от возгласа:
— Какая девушка!
— Выкинь ее из головы, — посоветовал убийца, неверной рукой наливая себе виски. — Не осложняй дело. Скоро ты сможешь распечатать всех девушек Манхеттена.
Он с жадностью поднес стакан ко рту, все еще глядя на неудачливого Казанову. Пальцы Терезы четко видны были на розовой физиономии Джека. Эти американцы! Они привыкли получать пощечины от баб… Он налил себе еще и так же жадно выпил. Жанна заметила:
— Я вижу, у вас дьявольская жажда.
Муш кивнул и зажег сигарету. Руки у него все еще дрожали. Убивать легко только в книжках и в кино, где жертвы валятся одна за другой, стрелки выпускают тысячу пуль, не перезаряжая свои пушки… А в жизни… Когда на тебя смотрит человек, чувствуя, что не увидит больше дневного света… красоты мира… цветов и женщин… солнца и моря… дождя и листвы… Убив впервые, Муш перешагнул этот рубеж. Назад хода не было. А когда полиция начала охотиться за ним, он мог избежать своей судьбы, только убивая снова и снова. Выбора не было.
Жанна, заметившая его волнение, сказала:
— С вами что-то не так. Какая-то передряга?
Муш покосился на американца, поколебался, но вспомнил, что тот не понимает по-французски.
— Да.
Не говоря больше не слова, он спустился с террасы и повел мотоцикл в сарай. Заинтригованная Жанна последовала за ним.
— Вы не принесли рыбы?
Убийца чертыхнулся. Господи Боже, ведь он забыл там окуня! Потом он успокоился. Отпечатки пальцев на рыбе не остаются. Во всяком случае, есть шанс, что пройдет немало времени, прежде чем обнаружат труп инспектора. Но и тогда полиция не свяжет это с ним. Подумают, что это дело рук какого-нибудь браконьера, который убежал уже черт знает куда.
Он вошел в сарай, где были сложены старые игрушки, садовые инструменты, рыболовные снасти, а в углу стояла раскладушка, на которой любил спать Серджо, когда был мальчишкой. Муш поставил мотоцикл на обычное место и вытер пот. Не надо делать из мухи слона. Но когда же наконец пойдет дождь и станет немного прохладнее?
— Вы не хотите сказать, что с вами случилось? — настаивала Жанна, стоя в дверях.
Он поднял глаза, увидев ее всю, ее ноги, просвечивающие сквозь тонкую ткань, струйку пота, стекающую между почти ничем не прикрытых грудей. С внезапной яростью он вытащил из кармана револьвер.
— Я только что отправил одного парня на тот свет.
— Опять!
Она не могла скрыть изумления, в котором ужас смешивался с восхищением. Ее все сильнее тянуло к этому человеку. Она спросила с любопытством:
— Кто это был?
— Инспектор рыбоохраны. Он хотел меня арестовать, и мне пришлось…
Она вошла внутрь, и он почувствовал возбуждающий аромат ее молодого тела.
— Вас никто не видел?
Он отрицательно покачал головой и снова жадно вдохнул запах ее кожи.
— Если мой свекор узнает об этом, будет драма, — сказала она. — Он же запретил вам выходить.
Муш сдвинул в сторону барабан револьвера и буркнул:
— Что уж теперь говорить!
Пока он вставлял в барабан патроны, прежде чем вдвинуть его на место, она подошла еще ближе.
— Вам нравится убивать, да?
Ее открытое тело, на все согласная плоть, пылающий безумием взгляд были всего в двух шагах от него. Он поднял руку с оружием, будто пытаясь оттолкнуть искушение.
— Не думайте так! Убивать нелегко.
Она положила свою горячую руку на его кулак, в котором был зажат тяжелый револьвер.
— Что вы чувствуете, когда стреляете?
Его взгляд утонул в ее обезумевших глазах. Ее алые, приоткрытые губы, готовые уступить мужчине, проронили:
— Когда вы убиваете… Когда вы видите, как человек падает…
Он понял, что мысль об убийстве ее возбуждает, действует на нее как допинг. На свете немало женщин, которых возбуждает только опасность. Эти сорви-головы в тысячу раз смелее любого мужчины.
Муш снова попытался ее оттолкнуть.
— Убирайтесь.
Она ногтями вцепилась в его руку и настаивала, уступая своему порочному любопытству:
— Сначала скажите, что вы чувствуете, когда…
Резко, без размышлений, он ударил ее по щеке свободной рукой. И, не дав ей опомниться и поднять шум, он прижал ее к себе и впился ртом в ее губы, пылающие от изнурявшей ее бури. Он забыл об Альдо, забыл обо всем. Толкая ее на кровать, он прорычал:
— Я тебе говорил, чтоб ты не лезла! Ты слишком много хочешь знать. Вот сейчас узнаешь… Тварь!
Он бросил револьвер и грубо, нетерпеливо, задрал подол ее платья. Прохладные, нежные руки обвились вокруг его шеи. Он овладел ею с хриплым, звериным криком, как человек, который привык ставить жизнь на карту и еще не остыл от убийства. Ему откликнулся покорный стон жены сицилийца. А над ними раздался долгий раскат грома, заглушивший звуки их любовной схватки. Текли секунды, минуты. Гром удалялся. Еще не освободившись из объятий мужчины, Жанна открыла воспаленные глаза и вздрогнула.
— В чем дело, малышка?
Муш, приводивший себя в порядок, резко выпрямился. В дверях, которые они и не подумали запереть, с полуоткрытым ртом стояла Сесилия. Чувствуя, как у нее горят щеки, Жанна бросилась к племяннице, и платье само закрыло ее красивые загорелые ноги.
— Что ты здесь делаешь, тетя Жанну? — спросила девочка, широко раскрыв глаза.
Жена Альдо наклонилась к ней и закашлялась, ища слов.
— Я потеряла кольцо, моя маленькая. — Мсье помогал мне его искать.
Она чувствовала себя идиоткой. Но что делать? Прежде всего, нужно было сделать вид, что ничего особенного не произошло. Она встала на колени перед кроватью и достала оттуда кольцо, которое потихоньку сняла с пальца.
— Вот оно! — воскликнула она, вставая. — А что тебе здесь надо, милая?
Девочка нахмурила брови так, что на лбу появилась морщинка, но так и не поняв, что здесь делала ее тетка, ответила, показывая на мяч:
— Мой желтый мяч. Играть с Салями.
Фокстерьер с бумажным колпаком на голове сидел на земле в двух шагах от сарая.
— Ах, вот в чем дело, — воскликнула Жанна. Сердце ее просто выскакивало из груди. — Ну, иди, играй, милая…
Она улыбнулась девочке.
— И никому не говори, что я потеряла кольцо. А то твоя мама скажет, что я растеряха.
Сесилия поднесла пальчик к губам.
— Ты слишком большая, чтобы быть растеряхой. Правда, тетя Жанну?
Та погладила ее кудрявые, как у всех Маналезе, волосы.
— Да, милая. Слишком большая. Ничего не говори, а я куплю тебе то красивое платье, которое мы видели в магазине на площади Клиши. Помнишь, розовое?
— Ты мне его купишь? — изумилась девочка. — Правда, тетя Жанну?
— Обещаю, — сказала жена Альдо. — А теперь иди играть. А мы с мамой будем готовить ужин.
С мячом под мышкой Сесилия в сопровождении Салями побежала к ближайшей рощице. Побледневший Муш пристально смотрел на Жанну.
