Наталья Борохова - Визитная карточка хищницы
«Вот даже как! Не постараюсь решить, а должна буду решить. Да… Самоуверенности ей не занимать. Не знаю, как мог терпеть Суворов такой стиль общения, но дамочка явно нуждается в том, чтобы ей указали на место».
Грановский не любил решительных женщин и презирал тех мужчин, которые шли у них на поводу. Он уважал сформулированные мудрыми немцами границы женской судьбы, правило трех «К»: «Kirche, Kuche, Kinder» – «церковь, кухня, дети». От себя он добавил бы, пожалуй, еще и постель. Но современная жизнь все поставила с ног на голову, и ему, преуспевающему мужчине, приходилось терпеть и ломать голову, каким образом, не нарушая этикета, дать понять этой нахальной особе, кто здесь главный.
Грановский принял правила игры.
– Ну что же, у меня есть для вас конкретная задача. Кстати, Александр Петрович просил поручить это дело персонально вам…
Он сделал паузу. Ольга терпеливо ждала. Грановский снисходительно улыбнулся:
– Не представляю, как вы с этим справитесь, но увы! Такова воля моего клиента. Он желает, чтобы только вы занимались этим. Короче… Есть люди, которые в ходе следствия дали показания, существенно осложняющие положение Суворова. Не то чтобы они говорили неправду, но…
– Вы хотите получить от них другие показания? – прямо спросила Ольга. – Ну что же, это вполне возможно. Для этого мне потребуется список этих людей и сущность тех показаний, которые они должны будут дать в суде. Вы их сообщите мне в деталях…
– Но я пока не готов. Для этого требуется время, – запротестовал Грановский.
– Сколько?
– Недели, думаю, будет достаточно, – нехотя сдался адвокат.
Ольга, вынув из сумочки записную книжку, сверилась с запланированными на следующую неделю делами.
– Решено. Я буду у вас в следующую пятницу.
Грановский поставил бокал на столик. Он был раздражен. Черт побери, его собственные ноги в неуместных для серьезного разговора джинсах смущали, отвлекали его и не давали возможности перехватить инициативу в разговоре.
– Вы даже не спросили, каким образом лучше склонить интересующих нас людей к даче нужных показаний, – сделал он последнюю попытку наставить ее на путь истинный.
Ольга на сей раз изобразила искреннее удивление:
– Это вас волнует? Не беспокойтесь, я умею разговаривать с людьми. Для спасения Александра Суворова я пойду на все. – Она приблизила к нему лицо. В темных глазах, казалось, мерк свет. Они, как непроницаемая тьма, гасили все живое и таили бог ведает какие сюрпризы.
Грановский вынужден был прикусить язык.
– Ну что же, – поднялась Ольга. – Не смею вас больше задерживать. Извините за беспокойство.
Она произнесла эту фразу столь смиренно и одарила Грановского такой ослепительной улыбкой, что ему почудилось, будто все происшедшее сегодня ему попросту приснилось. Не было дерзкой нахальной особы, была очаровательная молодая женщина с красивым, слегка кукольным личиком.
Ольга уже скрылась за дверью, а Грановский продолжал вдыхать легкий шлейф аромата свежескошенной травы, летящий вслед за женщиной.
Суворов тихо проговорил: «…если я нарушу данную мной клятву, пусть настигнет меня карающая рука моих товарищей. За предательство я отвечу смертью».
Именно так звучали последние слова клятвы, которую «суворовцы» дали в душную августовскую ночь. Это была ночь прощания с усопшими. В четырех дубовых гробах покоились тела близких Суворову людей. Они ушли от него в один день. Их искореженные тела с трудом извлекли из-под серой громады «КамАЗа». Голубую «Хонду» буквально расплющило, превратив автомобиль в общую могилу для матери, брата, тетки и водителя Володи. Это был нелепый в своей банальности несчастный случай.
Дни прощания с близкими, неизбежные хлопоты, связанные с похоронами, прошли для Александра словно в тумане. Он пытался контролировать ситуацию, вникать в происходящее, но разум отказывался принимать реальность. Казалось, весь мир Суворова, покоящийся на тепле домашнего очага, вдруг рухнул и под его руинами остались самые любимые люди – мама и брат. Если бы не поддержка верного Марьина, который взвалил на свои плечи организацию похорон, если бы не любящая Ольга, не оставлявшая Суворова ни на минуту, он не уверен, что смог бы продержаться до конца.
В ту августовскую ночь все, кто знал Александра, пришли на церемонию прощания, чтобы отдать дань памяти его близким. Конечно же, все преданные друзья были рядом. Не было только Лесина…
Игорь не давал клятвы. Он не мог присягнуть на верность Александру. Он отсутствовал на похоронах по вполне уважительной причине. Он был мертв.
Официальный вердикт организации звучал так: Лесин, контролировавший «общак», пустил на ветер общие деньги. Он украл у своих. Он – «крыса»!
Уже за это его стоило наказать. Но он куда-то скрылся, исчез, провалился сквозь землю. Лишь намного позже узнали страшную новость: врезался Игорь на машине в бензовоз где-то под Москвой. Ничего от него не осталось. Не успели родители оплакать сына, пришло новое известие, еще более ужасное. Нашли останки Игоря в районе Домодедова. Убили его и сожгли. На пепелище обнаружили лишь золотую цепочку да останки верхней челюсти с коронками. Игорь это или нет, так и осталось невыясненным. Родители его чуть с ума не сошли, а Суворов все говорил: «Пусть по бабам шляется больше ваш сынуля. Жив он и здоров. Уехал куда-нибудь с очередной пассией». Но упорные слухи продолжали растекаться по городу…
Положа руку на сердце, конечно же, Суворов знал об участи бывшего друга куда больше, чем все досужие сплетники вместе взятые. Лесин был мертв, и приказ о его физическом устранении отдал он, Александр Суворов.
«Крысятничество» Лесина – это, конечно, железный довод. Но это было далеко не все… До Суворова стали доходить слухи о растущем авторитете Лесина среди ребят. А сам он обнаглел до такой степени, что начал раздавать распоряжения, и близко не соответствующие его «скромному рангу». Поговаривали, что, кроме всего прочего, он комментировал действия Суворова и Марьина за глаза, высказывая не самые лестные эпитеты в их адрес. Воспользовавшись длительным отсутствием товарищей, он вершил в городе дела, согласуя свои действия лишь с собственными представлениями о добре, зле и справедливости. Даже Зверев, привыкший, как хороший солдат, только исполнять команды и совсем не думать об их последствиях, понял, что его друг явно свихнулся от бесконтрольности.
Дело было решенным. Лесина необходимо было убирать… Однако Игорь являлся близким другом, неразрывным звеном некогда крепкой четверки. И хотя в конечном счете он оказался неблагодарной сволочью и подлым предателем, брать на себя руководство по физическому устранению близкого товарища Александр не хотел. Умом он понимал, что сделать это должен кто-то из близких. Негоже поручать столь щекотливую миссию посторонним. Во-первых, он должен быть уверен, что все пройдет гладко. Во-вторых, смерть Лесина должна быть скрыта от своих, тем более – от чужих. Устранение можно было замаскировать под безвестное исчезновение расхитителя общей кассы. Простенько, а главное – достоверно. Выполнение неприятной миссии Суворов хотел первоначально поручить Звереву. Тот лишен ненужных сантиментов, выполнит работу чисто и аккуратно. Но совершенно неожиданно проблему с Лесиным вызвался разрешить Марьин. Помнится, Александр даже поперхнулся от неожиданности.
Он всегда ценил умственные способности своего товарища, его преданность, но смотрел на него чуть свысока. Олег слыл среди неразлучной четверки этаким «белым воротничком». Александру и в голову бы не пришло просить Марьина обагрить руки кровью. Богу – богово, кесарю – кесарево. Еще тогда Суворов задумался, так ли прост и прозрачен его товарищ, как кажется на первый взгляд. Но дело все-таки он Марьину поручил. Тот справился с ним безупречно. Почти…
Жалел ли Суворов прежнего друга? Пожалуй, нет. Вспоминать вспоминал, в особенности небольшой шрам на его правой руке – памятный знак того самого вечера, когда судьба соединила их вместе. Казалось, навсегда… Во всяком случае, сам Александр когда-то полагал, что их дружба будет длиться столько же, сколько им предстоит жить на белом свете. Тогда же он и подарил своим друзьям массивные золотые цепочки. Они, конечно, не являлись шедеврами ювелирного искусства, но выполнены были нешаблонно, с творческой изюминкой. Хитроумное плетение узора, маленькая вставка с изображением гордой птицы с хищным клювом и распластанными в сторону крыльями придавали изделию немного вычурный, но, несомненно, дорогой вид. На внутренней стороне замка необычайно сложной конфигурации были выгравированы крошечными буквами инициалы владельца. Это стало для них своеобразным Знаком Четырех, символом нерушимой мужской дружбы. Кто же знал тогда, что изящная цепь превратится со временем в неподъемные оковы, тяжесть которых утянет их на илистое дно небытия…
