Николай Новиков - Тень убитого банкира
А не может случиться так, что она возьмет и вернется? Откроет своим ключом его квартиру, вещи разложит по полкам, развесит на "плечиках" и будет ждать? Позвонить, что ли?
- Не женись,- сказал Павлюкович, видя, что Чекмарев с го-ловой погрузился в свои мысли и не слушает его.- А чтобы отв-лечься, вызывай Алю в качестве срочной сексуальной помощи. Я пошел, отнесу Лавкину статью. Передать Але твое приглашение?
- Передатчик ты наш,- усмехнулся Чекмарев.- Не надо, но можешь похлопать ее.
- С твоим приглашением я бы рискнул. А так - не стоит и пробовать. Ладно, пошел. Потом займусь претворением в жизнь твоих вчерашних идей.
Чекмарев набрал номер своего домашнего телефона, долго слушал длинные гудки, а потом сердито швырнул трубку на аппа-рат, словно она была виновата в том, что Настя еще не верну-лась. Дураку понятно, если б она вернулась позвонила бы. Совсем свихнулся... Все, хватит думать и гадать, нужно рабо-тать. Чекмарев положил перед собой статью известного экономис-та, депутата Государственной Думы, принялся внимательно читать ее. С различных трибун депутат говорил складно, а вот писал о перспективах отношений государства и частного капитала нас-только косноязычно, что проще было заново переписать статью, чем править.
"Мы понимаем, что то, что уже сделано, что бы ни говорили злые языки, красноречиво свидетельствует, что..."
Вжик! Жирная карандашная линия перечеркнула неудачную фразу. Править карандашом удобнее, нежели авторучкой - можно стирать поправки и вносить в текст новые изменения, а потом опять стирать и опять вносить...
- Мы понимаем, мы понимаем,- бубнил себе под нос Чекмарев,- что тебе нужно вернуться в школу и научиться писать пра-вильно, а потом уже объяснять народу, кому на Руси жить хоро-шо. А еще мы понимаем, что никому эти объяснения и на хрен не нужны, все давно знают, кто на Руси живет хорошо: тот, кто радеет о благе народном. Вот удивительно, всегда народ на Руси жил хреново, а радетели о благе народном всегда жили замечательно. Мы понимаем...
Он не выдержал, черкнул на полях: "Что ты - мудак!!!". На третьем восклицательном знаке карандаш сломался, чинить его было лень. Теперь нужно было стереть надпись, потому что автор может заглянуть в редакцию, поинтересоваться: как там моя ста-тейка? Всю правку необходимо согласовывать со мной. Ну-ка, что вы там поправили? А это к кому относится?
Да, хорошо им живется, и женщины, если уходят, то к более высокопоставленным народным защитникам, и честно предупреждают об этом. А Настя не предупредила... Наверное, потому, что он простой журналист, страстный почитатель женщин, а не страстный защитник народа (государственных интересов, партии, правитель-ства, демократии, мира во всем мире). Живет себе потихоньку, никого не трогает и хочет лишь одного: любить, и чтобы его лю-били. Женщинам этого мало? Наверное, они же загадочные сущест-ва...
А это внутренний телефон звонит. Наверное, Боря Павлюко-вич решил осчастливить его известием о том, что еще один клас-сик народного капитализма согласился написать статью. Каким же дерьмом приходиться заниматься!
- Аппарат господина Чекмарева!- сурово сказал он в трубку.- Кто его беспокоит?
- Аппарат, или господина Чекмарева?- язвительно спросила Аля.
- Аппарат, конечно.
- Ты неподражаем, господин Чекмарев! Так бы и слушала весь день твои шуточки.
- Да я не навязываюсь, можешь не слушать, а только гово-рить. Хочешь, подскажу, как это делать? Берешь вату...
- И не подумаю! Тебя Валерий Петрович вызывает, немедлен-но. И кажется, не для того, чтобы объявить благодарность.
- Тебе или мне?
- Болтун! Приходи, сам увидишь.
Все кабинеты больших и малых руководителей начинаются одинаково: с тесноватой (по сравнению с самим кабинетом) ком-натки, где за столом с телефонами сидит секретарша, оберегая покой уважаемого босса, трудящегося на благо народа за пухлой, обитой черным кожзаменителем, дверью. И кончаются тоже одина-ково: длинным Т-образным столом, во главе которого сидит Сам. Сразу после этого нет ничего, кроме собственного настроения, чаще испорченного, реже - приподнятого.
- Я пришел,- сказал Чекмарев, останавливаясь перед столом Али. Подумал и добавил.- Тебя нема, пидманула, пидвела.
- Ничего я тебя не пидманула! Час назад Павлюкович захо-дил, он мне сказал...
- Мне тоже сказал.
- Что?
- Как похлопал тебя в коридоре. Говорит: понравилось, слов нет сказать, и работоспособность увеличилась на двести процентов.
- Да тьфу на тебя, дурак самый настоящий! Оба вы придур-ки несчастные!
- Верно, что тот, понимаешь, что этот, два генерала,- сказал Чекмарев и пошел в кабинет главного.
Валерий Петрович Лавкин, высокий, солидный мужчина в са-мом расцвете бюрократических сил (55 лет), стоял у стола, су-рово глядя на приближающегося редактора отдела экономики. Ря-дом с ним Чекмарев чувствовал себя и невысоким, и несолидным мужчиной. Невысоким - понятно почему, несолидным - тоже понят-но, не имел соответствующего живота. И тщательно уложенной се-дой шевелюры.
- Я ничего не понимаю, Сергей Владимирович,- сказал Лав-кин.- Вы что, работаете на "Расцвет-банк"?
Чекмарев мигом отбросил дурашливые мысли, внутренне нап-рягся. Что, уже известно, кому он отдал рукопись?
- Почему вы так думаете, Валерий Петрович?
- Из-за вашей статьи. Я просил переделать ее, сегодня Павлюкович принес мне исправленный вариант, подписанный вами. Во-первых, могли бы сами зайти ко мне, объяснить, что и как вы переписали, а во-вторых...- он взял со стола рукопись, прочи-тал.- "В последние годы "Расцвет-банк" на деле доказал пра-вильность своей, точно расчитанной стратегии роста и по праву заслужил имя банка с государственным менталитетом". Это что такое? Вы полагаете, что Сафаров будет в восторге от подобных словоизлияний?! Я допускаю, что мы должны быть объективны в оценке конкурирующих групп, но не до такой же степени!
- Не до такой,- кивнул Чекмарев.
Так вот оно в чем дело! Боря Павлюкович все же обиделся вчера и переделал статью таким образом, что Лавкин еще больше разозлился. Шутник, мать его!.. Да и сам тоже хорош, надо было прочитать перед тем, как подписывать!
- Тогда почему?!- рявкнул главный.
- Там... немало добрых слов сказано в адрес корпорации "ДЕГЛ", и я подумал, что справедливости ради, нужно похвалить и конкурентов... Не надо было, да, Валерий Петрович?
Смиренный тон Чекмарева подействовал на Лавкина, как таб-летка успокаивающего.
- Не мне вас учить, Сергей Владимирович, как писать. Тре-тий год вы работаете в нашей газете и заслуженно считаетесь одним из лучших журналистов. Но в последнее время с вами что-то происходит. И это не нравится мне, я не удовлетворен качеством вашей работы.
- Я сам себе не нравлюсь,- признался Чекмарев.
- Нет, я не отрицаю, что вы толковый журналист, думающий, способный точно оценить обстановку и сделать прекрасную статью. У вас нет огня в глазах, нет прежнего напора. В ваших статьях не чувствуется былой энергии. Что случилось, Сергей Владимирович?
Чекмарев пожал плечами. Почему в его статьях не чувству-ется энергии, понятно, он оставлял ее дома, в постели и за компьютером. Но последнюю статью писал Павлюкович, выходит, у него тоже нет энергии? На что же он ее расходует, неужто на камни в желчном пузыре тестя?
- Да ничего не случилось, Валерий Петрович. Просто... иногда приходят в голову крамольные мысли. Пишем, пишем, пуб-ликуем неграмотных экономистов, которые все знают на двести лет вперед, а что толку? Ничего ведь не меняется.
- Ну, это вы зря,- окончательно успокоился Лавкин.- Как говорится, работа есть работа. Да, не меняется, да, тяжело сейчас всем, но это не значит, что нужно лечь на диван, сло-жить руки на груди и помирать. Давайте, соберитесь, возьмите себя в руки - и за работу. Статью исправьте, завтра утром она должна лежать у меня на столе. В противном случае я снимаю ее из номера. Что и как править - сами знаете, да и я оставил свои пометки.
Выйдя из кабинета, Чекмарев подумал, что нужно будет взять у Павлюковича дискету с текстом и просто убрать все аб-зацы, которые не нравятся главному. А еще сказать Боре пару ласковых слов за его самодеятельность. Так ведь обидится, ска-жет: сам же предупредил, что нужен объективный анализ. Кому она тут нужна, объективность!
Он даже не посмотрел в сторону Али, не заметил ожидания, застывшего в ее глазах. И этим очень огорчил девушку.
11
Константин Рашидович Сафаров знал, что за глаза его назы-вают Котом, и не обижался на это. Нередко, разглядывая свое отражение в зеркале, он приходил к выводу, что немного похож на этого уважаемого домашнего хищника: округлое лицо, короткий нос, плутоватые глаза и седая челка на лбу. А если учитывать округлость невысокой фигуры, плавность в движениях и мягкий, вкрадчивый голос - так очень похож. Иногда его называли не просто Котом, а "Азиатским Котом средней пушистости". Констан-тин Рашидович и об этом знал, и на это не обижался. Если он Кот, то конечно азиатский, не сибирский же. А почему "средней пушистости" - об этом, наверное, не знал и тот, кто придумал такое. Ну и ладно. Если обижаться на клички и выискивать обид-чиков, на работу времени не останется, а работы у генерального директора корпорации "ДЕГЛ" хватало.