Джон Фасман - Библиотека географа
— Ну как, паренек, успехи есть?
— Никаких. Остался на том же месте, что и до поездки. Никто не в курсе, где и когда он родился, хотя имя у него эстонское. Один из его коллег считает, что оно вымышленное, но настоящего не знает.
— Он говорил на эстонском языке?
— Говорил.
Арт выпустил струю табачного дыма в лившийся из окна солнечный поток, в котором дымная змейка замерла, словно в недоумении, а потом постепенно растаяла.
— Эстония, значит? Таллин? Был там в восемьдесят девятом году и еще раз — в девяносто третьем. Один из старинных городков Европы. На каждом углу киоски с открытками, мощенный булыжником игрушечный Старый город с ресторанчиками и сувенирными лавками. Картинная такая, знаешь ли, красивость. — Он театрально передернул плечами. — Извини за отступление… Итак, ты пытаешься мне сказать, что, проведя весь день в Уикендене, так ничего и не узнал?
— Ну, кое-что мне все-таки удалось выяснить. Один из профессоров, с которыми я разговаривал, сообщил мне, что Пюхапэев выпивал в городишке Клоугхем, в баре «Одинокий волк»… — Я сделал паузу, пытаясь определить, слышал ли об этом баре Арт, но он лишь поднял брови и покачал головой. — Я заехал туда, чтобы выяснить, не знают ли что-нибудь о нем бармен или местные завсегдатаи.
— И?..
— Ни черта они о нем не знают. Странное это местечко, как ни крути. Мне лично очень не понравилась его аура.
Остел бочком протиснулся в полуоткрытую дверь и встал у меня за спиной.
— Клоугхем, говоришь? Ничего удивительного. Там все малость чокнутые, и всегда такими были. Во время войны тысяча восемьсот двенадцатого года и позже — во время русско-японской войны…
— Послушай, Остел! — перебил его Арт. — Как ты смотришь на то, чтобы выставить сегодня вечером выпивку, которую задолжал? Коли не возражаешь, позволь мне дослушать до конца этого парня, после чего я перейду в полное твое распоряжение, о'кей?
У Остела засветилось лицо.
— Наш доблестный редактор, вкушающий шерри у меня перед камином? Это действительно выдающееся событие. Я сейчас же позвоню Лауре и сообщу ей об этом.
Подобно домашнему псу, устремившемуся за брошенной хозяином палкой, он выскочил из кабинета Арта.
Арт покачал головой, раздраженно, но и любовно одновременно, и жестом предложил мне продолжить.
— Что-то с этим баром не так. Хозяин заведения по прозвищу Албанец Эдди…
— Албанец Эдди? — рассмеялся Арт. — Такое впечатление, что ты влип в гангстерскую историю. Не припомню, впрочем, чтобы я слышал о таком человеке. — Он прикурил очередную сигарету. — Итак, что же этот Албанец Эдди?
— Не захотел со мной разговаривать. Более того, ясно дал понять, что не желает меня больше видеть.
— Надеюсь, ты не пострадал?
— Все в порядке. Но мне бы не хотелось снова оказаться в том месте в одиночестве. С другой стороны, я был бы не прочь выяснить, почему этот парень столь враждебно настроен по отношению к посетителям. Меня не оставляет мысль, что он знал о смерти Пюхапэева. Когда я сказал об этом, он едва удостоил меня взглядом и продолжал протирать свои стаканы. Между тем один костлявый парень, тамошний завсегдатай, который не раз выпивал с Пюхапэевым, сообщил мне, что профессор регулярно посещал это заведение чуть ли не все последние десять лет.
— И что же из всего этого следует?
— Что следует? А то, что один и тот же человек десять лет ходил в одно и то же заведение, а его хозяин даже не удосужился повернуть головы, узнав о его смерти! Как-то это подозрительно, вы не находите? Особенно если учесть, что городишко маленький и в баре переизбытка клиентов не наблюдается.
— Что ж, в этом действительно есть нечто странное. Возможно, даже подозрительное.
— То-то и оно. Кроме того, враждебность бармена показалась мне чрезмерной. Это уже не странность, а попытка скрыть что-то важное. Черт! Да он пообещал меня убить, если я напишу о его баре!
— Возможно, это просто один из способов создания рекламы заведению… Послушай, если ты считаешь, что за всем этим что-то кроется, тогда выясни, что именно, — сказал Арт. — Правда, почему бы тебе не заняться этим делом? Так что действуй, паренек, и обязательно поставь меня в известность, если тебе потребуется помощь. Однако как редактор считаю своим долгом предупредить, что это скорее всего пустышка.
— Что ж, справедливо замечено… Ох! Чуть не забыл: мой старый профессор сказал мне, что у Пюхапэева были неприятности с властями.
— Какого рода? Он что — не платил налоги?
— Нет, налоги здесь ни при чем. Дело в том, что он постоянно носил при себе пистолет и как-то вечером выстрелил из него через окно в бродячую кошку.
— Выстрелил в кошку? — крякнул Арт. — Вот это штука! Балующийся оружием профессор истории… Нет, это происшествие кажется мне все более и более странным. Ты получил подтверждение этого факта в полиции Уикендена?
— Нет еще. Собираюсь позвонить туда ближе к вечеру. Кстати сказать, там работает племянник моего профессора.
Арт провел рукой по своим волосам.
— Теперь ты понимаешь, почему я хочу помочь тебе устроиться на работу в более крупную газету, чем наша? Ведь ты себе места не находишь от волнения. Кроме того, тебя разбирает жуткое любопытство. А неравнодушие и любопытство — суть два лучших качества, какие только могут быть у репортера. Я тебе так скажу: это дело надо сегодня вечером основательно обмозговать. А завтра мы с тобой окончательно решим, стоит ли им заниматься и совать повсюду свой нос или, наоборот, лучше оставить его и вернуться к привычной рутине.
Я согласно кивнул. Арт потянулся за своим висевшим на вешалке пальто.
— Забыл упомянуть еще об одной вещи, — спохватился я. — Наш толстый коп…
— Берт.
— Да, Берт… Ну так вот: он сказал мне, что кто-то звонил ему среди ночи по поводу Пюхапэева. Значит, в курсе событий находился еще один человек. Имеете представление, кто это может быть?
Он остановился с одной продетой в рукав пальто рукой.
— Хороший вопрос. Но я, честно говоря, не имею об этом ни малейшего понятия. — Арт снял пальто. — Подожди минуточку, я сейчас позвоню Панде.
Он переключил телефон на громкоговорящую связь, набрал номер и некоторое время ждал, пока в трубке не раздался звучный отрывистый голос.
— Панда? Можешь уделить мне несколько секунд, или у тебя в приемной полно клиентов?
— Даже если бы моей приемной была Вселенная, я и то выкроил бы для тебя секунд шестьсот… Ты где?
— В данный момент сижу у себя в редакции со своим ведущим репортером Полом Томмом.
— Как же, помню. Знаток Шекспира мистер Томм. Надеюсь, у него все хорошо?
— Пока не жалуется. А как ты?
— Тоже не жалуюсь. Итак, джентльмены, чем могу вам помочь?
Арт жестом предложил мне хранить молчание.
— Нам, Панда, весьма любопытно, кто сообщил о смерти Пюхапэева.
— Разве ты не знаешь, что информация такого рода предназначена исключительно для полиции? По идее я не только не должен ничего тебе говорить, но и обязан сообщить о твоем звонке властям.
Арт вздохнул и поморщился.
— Я все это, конечно, знаю, но не можешь ли ты сделать ради меня исключение? Обещаю, что мы не будем публиковать эти сведения и твое имя нигде не появится. К сожалению, мы находимся с этим делом в полной темноте и наш молодой ведущий репортер уже проявляет признаки нервного расстройства.
— Ты, друг мой, единственный человек, ради которого я готов нарушить все правила и запреты. Хотя бы потому, что на этой стороне Брайтон-Бич никто, кроме тебя, не может оказать мне достойного сопротивления в баталиях за шахматной доской. — Мы услышали, как зашуршали бумаги. — Ага, вот эта запись. Здесь сказано, что в три двадцать три ночи имел место телефонный звонок с номера восемьсот шестьдесят-пятьсот пятьдесят пять-семьдесят два-семнадцать. Абонент своего имени не назвал, так что звонок был записан как анонимный. Мне очень жаль, но это все.
— Вот дьявольщина! Но в любом случае спасибо тебе, дружище. Надеюсь, скоро увидимся?
— Ну, не так скоро, как мне бы хотелось. Но как бы то ни было, в следующий уик-энд я и Ананья ждем вас с Донной у себя. Пообедаем, а потом, пока наши жены будут выпивать, сплетничать и хихикать на диване в гостиной, сыграем партию в шахматы. Ну а теперь, прежде чем повесить трубку, я хочу сказать несколько слов твоему молодому ведущему репортеру. Я буду держать тело в холодильнике, пока не объявится кто-нибудь из родни и не заберет его. Относительно состояния трупа хочу заметить, что у него на удивление гладкая кожа. Слишком гладкая для типа с таким старым лицом. Кроме того, все его внутренние органы, насколько я сейчас могу судить, находятся в столь же удивительно исправном состоянии. Хотел отметить еще одну особенность в связи с этим, но, думаю, не стоит. Другими словами, пока я его до конца не выпотрошу, никаких дальнейших заявлений не последует. Тем более его очередь скоро подойдет. Очень скоро. Надеюсь, ты, мой друг, или твой ведущий репортер и знаток Шекспира мне перезвоните? Скажем, завтра утром, о'кей?
