Роуз Коннорс - Временная вменяемость
Стэнли продолжает стоять, но ничего не говорит. Беатрис кладет молоток на стол.
Я принимаю это за разрешение продолжать.
— Давайте вернемся к нашему разговору, Бак. Пока у нас еще есть эта возможность.
— Довольно, адвокат! — Беатрис снова стучит молотком. — Еще одна ремарка от вас, мисс Никерсон, и я вам устрою перерыв. Причем длительный.
Я не обращаю внимания ни на Стэнли, ни на Беатрис, ни на протоколиста. То, что сейчас происходит, касается только Бака и присяжных.
— Что Гектор Монтерос сделал с Билли?
В наступившей тишине присяжные смотрят то на пюпитр с фотографией, то на Бака.
— Забрал, забрал его с пляжа. — Бак вцепляется в подлокотники кресла. — Сделал ему больно.
— Как?
Некоторые из присяжных тоже вцепляются в подлокотники кресел. Они больше не хотят слышать эту историю, тем более из уст отца мальчика. Одного раза было более чем достаточно.
— Он… делал ужасные вещи, а потом… убил Билли.
— Как он убил Билли?
Бак опускает голову.
— Можете не торопиться, — говорю я Баку.
Чем больше времени он проведет в свидетельском кресле, тем больше вероятность справедливого решения. Для меня его муки очевидны, его горе — вот оно, здесь. Но я не знаю, чувствуют ли это присяжные. По их лицам ничего нельзя понять.
Бак поднимает глаза на присяжных.
Мы репетировали это. Не для того, чтобы прозвучал нужный ответ. Просто сначала Бак вообще не мог отвечать на этот вопрос. Он не мог произнести это вслух. И теперь он проговаривает все быстро, чтобы не запнуться.
— Он связал Билли металлической проволокой… — Бак складывает руки — запястье к запястью. — Запястья и лодыжки. И заткнул ему рот.
Это все, что Бак может ответить. Для него это предел.
— А что вы, Бак, сделали с Гектором Монтеросом?
— Ваша честь, прошу вас! — возражает Стэнли. — Присяжные видели видеозапись. Они слышали показания начальника полиции. Им известно, что сделал обвиняемый.
Это возражение — всего лишь очередная уловка, очередная возможность высказаться.
Беатрис смотрит на меня и, когда я встречаюсь с ней взглядом, морщится. Я едва сдерживаю усмешку. Она не посмеет запретить Баку рассказать присяжным, что он сделал. И никакая апелляционная комиссия не одобрит такого запрета. Стэнли это известно, и Беатрис тоже.
— Леди и джентльмены, — говорит она, — напоминаю вам об инструкциях, полученных вами в первый день разбирательства. Предупреждаю вас, эти инструкции остаются в силе.
Забавно: это единственное распоряжение судьи Лонга, которое Беатрис признала. Присяжные тут же кивают.
— Бак, что вы сделали с Гектором Монтеросом?
— Я пытался его остановить, — говорит Бак присяжным. — Я стрелял в него.
— Вы смогли его остановить?
— Нет. — Он закрывает глаза. — Я пытался. Но не сумел. Было уже поздно.
Я подхожу к пюпитру и снимаю с него снимок, где стоит улыбающийся Билли. Ставлю вместо него второй.
Бак так и стоит, закрыв глаза. А присяжные смотрят сначала на меня, затем на пюпитр. И видят этот ужасающий снимок.
Тело Билли на столе в прозекторской. Руки согнуты в локтях, заведены за голову. Глаза закрыты — как будто он спит. Но на запястьях отчетливо видны ссадины.
Бак наконец открывает глаза и замечает фотографию.
— Видите? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы. — Я не смог его остановить. Было уже поздно.
— Было уже поздно? — Стэнли разглядывает Бака, словно это не человек, а выставленный на аукцион натюрморт. — Так это ваши показания? Было уже поздно?
— Да, — кивает Бак.
— А вам не кажется, что было поздно задолго до того, как вы выстрелили в Гектора Монтероса и убили его, мистер Хаммонд?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Когда вы спустили курок, ваш сын был уже мертв?
— Да, — кивает Бак.
— И вы знали об этом?
— Я знаю это теперь.
— Но вы и тогда знали!
Меня так и подмывает встать, но я сдерживаюсь. Не стоит уподобляться Стэнли. Тем более, что впереди еще много чего. Стэнли только начал.
Он ждет ответа, но он его не получит. Мы с Баком проговаривали это тысячу раз. Если вопрос не задан, Бак должен молчать. А молчать он умеет.
Наконец до Стэнли доходит, почему возникла пауза.
— Когда вы стреляли в Монтероса, вы знали, что ваш сын мертв, не так ли?
— Я в этом не уверен.
— Не уверены?
Стэнли подходит к присяжным. На губах его играет презрительная улыбка.
— Вы находились в зале суда, когда давал показания начальник полиции Томас Фицпатрик, мистер Хаммонд? — спрашивает Стэнли.
— Да.
— Вы слышали, как он сказал, что вы опознали в морге тело вашего сына?
— Да.
— Вы помните, как опознавали тело, сэр?
— Помню ли я?… — Бак смотрит на Стэнли так, словно это он сейчас временно невменяемый. — Конечно, помню, — отвечает он.
— И вы сделали это, то есть опознали тело вашего сына, мистер Хаммонд, за два с лишним часа до того, как вертолет с Монтеросом приземлился в Чатеме. Правильно?
— Я не знаю.
— Вы слышали, как мистер Фицпатрик говорил именно это?
— Да.
— Вы хотите заявить, что мистер Фицпатрик солгал?
Вопрос некорректный, но я не хочу заявлять протест. Мы предвидели, что Стэнли позволит себе несколько мерзких выпадов. Бак готов их отражать.
— Нет, я не хочу этого заявлять, — говорит Бак спокойно.
— Значит, вы подтверждаете, что опознали тело за два с лишним часа до того, как убили Монтероса?
Бак тяжело вздыхает и говорит, обращаясь к присяжным:
— Если начальник полиции сказал, что за два с лишним часа, значит, так оно и было.
— Но вы сами об этом ничего не знаете, да, мистер Хаммонд? Таковы ваши показания?
— Да, — отвечает Бак, глядя на Стэнли.
— Вы этого не помните?
— Именно так.
Стэнли подходит к выключателю, гасит свет — готовит площадку для своего главного свидетеля.
Он демонстрирует кассету Баку, выдерживает паузу и ставит кассету в видеомагнитофон.
— Давайте выясним, мистер Хаммонд, что именно вы помните.
Мы с Гарри удивленно переглядываемся. Мы были уверены, что второй показ Стэнли прибережет для заключительного слова, наверняка захочет, чтобы эта кровавая сцена впечаталась в память присяжных.
Экран освещает силуэт Стэнли и профиль Бака. Всех остальных укрывает тьма. Стэнли берет со своего стола деревянную указку с резиновым наконечником. Он терпеливо ждет, когда на экране покажется военный вертолет. Молча смотрит, как тот приземляется. И нажимает на паузу.
Я встаю и подхожу к скамье присяжных, встаю у стены. Хочу проследить за указкой Стэнли.
— Вы уже видели этот вертолет, мистер Хаммонд?
— Да, — кивает Бак. — Я видел эту запись.
— Я спрашиваю не про запись. Я спрашиваю про настоящий военный вертолет, с надписью «Армия США», вы его видели двадцать первого июня или нет?
Вот оно. Вопрос, которого я не предусмотрела.
Бак склоняет голову.
— Точно не могу сказать.
Стэнли пристально изучает едва освещенное лицо Бака, поворачивается к присяжным.
— Точно не можете сказать?
— Я понимаю, что должен был видеть, — говорит Бак. — Но я не помню, чтобы я на него смотрел. Не думаю, что я осознавал, что это военный вертолет.
— Вы не помните, — бормочет Стэнли и продолжает показ записи.
Из вертолета выходит человек в форме, рука его заведена назад. За ним появляется Гектор Монтерос, он в наручниках и в кандалах, но цепь достаточно свободная — чтобы он мог спуститься по трапу. Следом идет еще один охранник с автоматом, дуло которого смотрит в небо.
Стэнли снова нажимает на паузу.
— Вы помните этих людей? — Он показывает указкой на первого и второго охранников.
Еще один вопрос, которого мы не проговаривали.
Бак хмурится — похоже, ему и самому не нравится его ответ.
— Нет, — говорит он. — Не помню.
Стэнли ухмыляется, запись идет дальше. Он останавливает ее, как только Монтерос оказывается на земле.
— Полагаю, вы и этого человека не помните, мистер Хаммонд? — Стэнли тычет указкой в Монтероса. — Таковы ваши показания?
Этот вопрос я не упустила. Я встаю так, чтобы видеть и присяжных, и Бака.
Он сидит неподвижно, глаза устремлены на кончик указки.
— Нет, — отвечает он, — мои показания не таковы.
— Тогда скажите, что вы помните о мистере Монтеросе.
Бак смотрит на присяжных и произносит:
— Я помню все.
— Все? Не могли бы вы ответить конкретнее?
— Помню татуировку у него на руке, шрам на подбородке, помню его ухмылку. Я помню все.
Стэнли, кажется, доволен ответом. Он снова включает запись.
— Расскажите нам, мистер Хаммонд… — Стэнли нажимает на паузу и тычет указкой в изображение Бака. — Кто этот человек?
— Это я.
