Григорий Славин - Чумовой рейс
Что касается Колобка, то он окончательно испортил мнение о себе, и к телу своему Анюта его больше не подпускала. Тем более что в постели он оказался не настолько полезным, чтобы на него можно было тратить время.
Окончательный разрыв с ним произошел сегодня ночью. Он появился в каюте, постучав в дверь привычным, известным только им двоим способом. Он был до крайности возбужден, немного помят и сильно промокший. Возможно, был шторм. Анюте все равно. На предложение разорвать ненужную более связь Колобок повел себя очень странно. Он не умолял Анюту образумиться, не выяснял отношения, а лишь просил укрыть его в каюте на день. Анюта уже хотела вышвырнуть его вон, но он вынул из кармана невероятной красоты колечко и предложил в обмен на кров. Устоять перед бриллиантом Анюта не смогла. Дождавшись положительного решения вопроса, Колобок пообещал вернуться к утру и исчез. А около двух часов ночи, в самый разгар кинофильма, произошел возмутительный инцидент. В каюте погас свет.
Помня, что из каюты ей нельзя выходить ни при каких обстоятельствах, Анюта чиркнула зажигалкой, в свете пламени плеснула себе в высокую и узкую рюмку абсента, от которого начала косеть еще полчаса назад, и стала ждать. Это же не Крещатик, в конце концов. Это лайнер. Скоро свет будет.
Но, простояв около минуты посреди комнаты, Анюта поняла, что чуда не произойдет. Чтобы он снова воссиял, нужно предпринять целый комплекс мероприятий, первым из которого является звонок в дежурную службу.
– Чтоб вы сдохли, – фыркнула она, набирая номер, – никакой разницы, что Черное море, что Киев!
Однако в дежурной части судна сказали, что планового ремонта не происходит и вполне вероятно, что это частный случай. Для разрешения этого частного случая Анюте пообещали прислать дежурного электрика.
И чудо случилось. Хоть небольшое, но приятное. Уже через минуту электрик постучал в дверь и попросил посветить в прихожей. Отставив абсент в сторону, Анюта вынула из кармана халатика зажигалку и пошла светить.
Во мраке она разглядела крепкого человека лет сорока, который стоял у открытого щитка и ковырялся в проводке.
– Посветите, пожалуйста, вот сюда, – попросил он и показал, куда именно.
Через полминуты, за которые Анюта успела разглядеть электрика и даже восхититься струящимся от него ароматом одеколона стоимостью в половину зарплаты электрика, свет вспыхнул.
– Можно помыть руки? – попросил электрик.
– Только не в ванной комнате, – строго попросила она, освобождая проход к кухонному крану.
Анюта игриво шевельнула бедром и пропустила электрика вперед. «Было бы неплохо угостить его абсентом», – подумала она, вспоминая кадры германских фильмов, где вот так же к одинокой женщине приходит электрик.
Однако впасть в экстаз ей суждено было совершенно по другому случаю.
– Ну вот и все, хозяйка, – заключил электрик, отложив в сторону полотенце. – Счетчик включен.
Услышав эти слова, Анюта упала на пол.
– Теперь и о Колобке поговорить можно, – растерянно разглядывая литые формы Анюты, проговорил Антоныч.
Стоя над телом директрисы продовольственного рынка, Антоныч поглаживал затылок и размышлял над тем, что из сказанного им могло ввести эту славную на первый взгляд женщину в кому.
Уложив ее на диван, он высунулся в иллюминатор и махнул рукой ожидавшим его Славе и Гере.
– Господи, вы правда не киевские? – уже в третий раз спрашивала Анюта. – Я едва с ума не сошла.
– Нет, мы харьковские, – отвечал Гера. – А что киевские?
– Да таджики, «крыша» моя.
– Киевские таджики?
– Вот именно. Звери, а не люди.
– Киевские таджики. Я себе представляю, – бросил Слава.
– А кого вы боитесь больше киевских? – спросил Антоныч.
– Знаете, когда ваш приятель вымыл руки и завел речь о включенном счетчике…
Десять минут ушло на выяснение обстоятельств, испортивших жизнь госпоже Повелковой. Она рассказывала свою горькую историю взахлеб, нервно смеясь, словно все страшное для нее уже позади. Она хохотала, и Антонычу даже не верилось, что буквально четверть часа назад он пытался отпоить эту женщину абсентом.
Когда она ответила на все вопросы, все уселись на диван и стали ждать условного стука в дверь.
– Он точно вечером придет? – полюбопытствовал, листая «XXL», Гера.
– Да откуда я знаю? – от излишка в организме семидесятиградусного напитка Анюта выглядела уставшей. – Он что, муж мне. Так, потаскун. А сейчас и потаскать его не за что… Я пойду Мишку покормлю.
– Какого еще Мишку? – встревожился Слава.
– Да питомец мой четвероногий.
Вернулась.
– Анюта, а Колобок не рассказывал тебе о женщине, с которой свел Жидкова? – Слава, развалившись на кожаном диване, лениво перебирал кнопки на пульте. – Кира ее зовут.
– Нет. Я слышала, что он грязными делишками для хозяина занимается, но вы сами понимаете… Здесь каждый делает свое дело и других в него не посвящает.
– Да, конечно, – согласился Гера. – Все по-честному.
Слава прокашлялся и выключил телевизор.
– Ты бы чайку, что ли, приготовила, голубушка?
Дойти до кухни Анюта не успела. В коридоре послышался стук, от которого она побледнела и прижала ладони к горящим от алкоголя щекам.
– Это Колобок…
Слава не мог распознать тех чувств, что одолели его в тот момент, когда Повелкова пошла открывать дверь. С одной стороны, птица сама летит в клетку, с другой – ему почему-то не хотелось, чтобы дверь открылась именно сейчас.
А Повелкова уже впускала кого-то в каюту. Единственное, что беспокоило, это было ощущение, что Колобок заявился не один. И потом, Анюта дверь открыла, а вот звука закрываемого замка слышно не было.
– Она не предупредит его? – заволновался Гера.
Антоныч поморщился:
– Ей неприятностей хватает. Колобок не тот, из-за которого нормальная баба делом рисковать будет.
Далее начали происходить странные события.
В каюту, в которой ожидалось появление Колобка, спиной вперед вошла Анюта. Вид у нее был такой, словно перед ней двигался не Колобок, а уссурийский тигр. На самом деле тигра, конечно, не было. Был какой-то, похожий на турка, фрик. Черный усатый азиат надвигался на Анюту, держа перед ее лицом ладонь с разведенными пальцами. Он еще не видел мужчин, сидящих на диване, но те уже очень отчетливо видели его. А также остальных, входящих молча и угрюмо.
– Я тебя, сука, сейчас… – Панорама открылась ему в тот момент, когда он уже хотел приложиться к макияжу Анюты. Мужики в гостиной для гостей были в диковинку. С этим стоило разобраться. Дело прошлое, так можно и дров наломать. Лучше сначала все выяснить. – С Новым годом поздравлять буду. С наступающим, Анюта Валентиновна, дорогая.
– Какой учтивый мэн, – заметил Слава. – Ну-ка, заводи сюда своих чернооких цветочниц, присядь. Разговоры разговаривать будем.
Черные, как чугунки, подчиненные таджика в недоумении топтались в гостиной. С дивана ситуацией рулил какой-то бледнолицый. Конкуренты по выколачиванию долга?
– Где Колобок? – спросил Гера, вставая с дивана.
– Гера, ты не ту задницу кусаешь, – проговорил Слава. – Эти люди не знают, где Колобок. Они по другому вопросу.
– А вы кто, люди добрые? – поинтересовался один из таджиков.
– Друзья Анюты, – бросил Антоныч. – А вы?
– И мы друзья Анюты.
– Врет он все! – вскричала пьяненькая Анюта. – Они меня убивать пришли!
– Вай, – сказал таджик, и его друзья закачались, как березы на ветру. – Зачем хороших людей обижаешь, Анюта Валентиновна? Сейчас выясним, кто есть кто. А потом уже и говорить можно – убивать, не убивать…
Потрогав его за плечо, один из его друзей начал что-то болтать на родном для них языке. Это очень не понравилось Славе. Он не владел таджикским, но смысл произносимого ему был ясен и при отсутствии переводчика. Еще больше ему не понравилось лицо главного таджика, который не одернул своего человечка, чтобы тот разговаривал на русском. Если не хочешь, чтобы тебя заподозрили в нечестном поступке, всегда говори на языке, доступном для оппонента. Ни один из приезжих не поступит так, как сейчас поступил таджик. Однако главный таджик не остановил дружка, а лишь пошевелил губами. Он еще мгновение назад смотрел на Славу, а после перевел взгляд за его спину.
Все решило мгновение. Слава готов был поклясться, что Антоныч развесил уши и находился в том убаюканном состоянии, которое обычно приходит в спокойном разговоре. Но дальнейший ход событий заставил его поверить, что Антоныч, как и прежде, умеет одновременно делать сразу несколько дел.
В тот момент, когда говорун из таджикской свиты нырнул рукой за отворот пиджака, Антоныч вскочил, схватил со стола бутылку и обрушил на его голову.
Это было последнее, что увидел Слава в относительном спокойствии. Все последующие события происходили не только для него, но и, наверное, для всех, как в сумасшедшем сне. Разница лишь в том, что в экстремальной ситуации люди мгновенно делятся на тех, кто в состоянии мгновенно анализировать и принимать верные решения, и на тех, кто сразу перестает думать, а потому совершает совершенно необъяснимые вещи.
