Мария Ланг - Наследники Альберты
- Верно,- подтвердил пастор Люнден, церковную метрическую книгу он знал наизусть. - Франс Эрик родился в тысяча восемьсот девяностом году. Его мать умерла, он вырос, получил образование и принял на себя управление заводом. Спустя тридцать лет после его рождения отец Франса Эрика женился во второй раз…
- На девушке из Гётеборга,- подхватил Эдуард.- Ее ласково называли Пепита, и она постоянно, к месту и не к месту, цитировала Хейденстама [3]: «Счастье женщин украшает, но мужчинам не к лицу», и тому подобное.
- Стало быть, ты ее внук?
- Да, я ее внук.
- Как звали твоего отца? Этого ты еще не сказал.
- Карл Фабиан. Его крестили поздней осенью тысяча девятьсот двадцатого года в церкви святого Улофа в Лубергсхюттане.
- В Лубергсхюттане? - недоверчиво спросила Лиселотт.- В нашей церкви?
- Да.- Эдуард нетерпеливо махнул сигаретой.- Он был младший единокровный брат Франса Эрика и родился в господской усадьбе в Лубергсхюттане.
- Это произошло задолго до того, как я получил приход,- сказал пастор Люнден.- Насколько я понимаю, мать с ребенком прожили там совсем немного.
- Да. Пепита овдовела и вернулась домой, в Гётеборг. Там она вышла замуж за инженера из Прибалтики, и они уехали в Америку. Сына Пепита взяла с собой. Хотя зять и отчим прекрасно говорили по-шведски, Карлбиан из Лубергсхюттана вскоре превратился в Карлоса Амбраса из Картахены, Рио или Каракаса. Очевидно, всем так было удобнее.
- Выдумки! - упрямилась Лиселотт.- Сказка для детей!
- Замолчи! - цыкнула на нее Мирьям.- На этот раз Эдуардо не врет, хотя и бывает излишне скрытен.
Еспер Экерюд пил уже не кофе, а виски.
- Лучше всех Франса Эрика Фабиана знал дядя Рудольф,- сказал он.- Фабиан говорил, что у него был единокровный брат?
- Да, он несколько раз упоминал об этом. Но по его словам, этот брат умер в конце сороковых годов.
- Он умер весной сорок девятого года,- уточнил Эдуард Амбрас.
- Правда, гораздо чаще Франс Эрик говорит, что благодаря женитьбе на Альберте обзавелся новой родней и очень рад этому, поскольку своих родственников у него не осталось,- задумчиво продолжал пастор.- То есть о существовании Эдуарда он понятия не имел.
- Вот-вот, а я что говорю…- начала было Лиселотт.
- Подожди, не мешай мне. Я хочу как следует разузнать все у нашего друга, который владеет амулетом Карла Фабиана и медальоном Франциски. Ты уверен, что твои родители состояли в законном браке?
Эдуард так захохотал, что поперхнулся табачным дымом.
- Еще бы. Могу подтвердить документами. Но разве это имеет значение?
- Да. Право наследования для внебрачных детей, по новым законам, не всегда имеет обратную силу,- спокойно объяснил Рудольф Люнден.- Но если твои документы в порядке, тем лучше. Адвокату Странду остается только растолковать нам, как твое появление отразится на истории с наследством Альберты.
Сванте Странд с самого начала разговора обливался холодным потом. Ему было мучительно жаль Полли, которая прошептала:
- Тем лучше.
Жалел он и старого добряка пастора, и тощего безработного журналиста, который пытался залить разочарование самым дорогим виски, какое нашлось в этом доме.
Но больше всего Сванте Странд жалел самого себя.
Он и раньше предчувствовал, что при разделе наследства возникнут такие сложные проблемы, разрешить которые его опыта не хватит, но даже в самом страшном сне ему не снилось, что его ждет на самом деле.
Конечно, катастрофа разразилась не по его вине, но это было слабое утешение.
Новое завещание Альберты спутало все его расчеты и планы. Вдобавок оно нанесло ущерб самоуверенности Сванте и репутации фирмы. Неужели фру Фабиан им не доверяла? Чем же еще объяснить тот факт, что она утаила от них документ, содержавший ее последнюю волю?
А теперь и вовсе возникли неразрешимые трудности в связи с появлением неизвестного до сих пор наследника богатого управляющего. Фирма «Странд, Странд и Странд» была отчасти виновата в случившемся. После смерти управляющего Фабиана дело о наследстве вел Сванте Странд Старший, он-то и признал Альберту Фабиан единственной наследницей покойного.
Сванте Странд Младший вытер со лба капельки пота и честно признался:
- Я просто в отчаянии. Мой двоюродный дед еще в шестьдесят пятом году, сразу после смерти Франса Эрика Фабиана, должен был выяснить все обстоятельства, касающиеся наследства и наследников. Но он, видно, принял на веру, что со стороны -Фабиана не осталось никаких родственников.
- А какая разница? - удивилась Мирьям Экерюд.- Ведь Франс Эрик так или иначе оставил все Альберте.
- Да, она получила право распоряжаться имуществом покойного в течение своей жизни. Но после ее смерти вступает в силу право на наследство для родственников ее мужа.
- Другими словами, это значит, что Эдуард…
- Если Эдуард Амбрас докажет, что приходится управляющему Фабиану племянником, он имеет право на половину всего наследства Альберты.
- На половину? - простонала Лиселотт.- А как же завещание Альберты? Даже два завещания, неужели они ничего не значат?
- Составляя их, она думала, что имеет право распоряжаться всем имуществом. Но фру Фабиан заблуждалась, она была не вправе отказать в наследстве родственникам своего мужа. Поэтому оба завещания не имеют силы. Эдуард должен получить половину наследства, а это означает, что виллу придется продать. Как будет происходить дальнейший раздел, судить не берусь. Это дело должны вести более опытные юристы, чем я.
- Боже мой, какая путаница! - воскликнула Лиселотт.
- Да,- грустно сказал пастор.- Вряд ли она понравилась бы Альберте или Франсу Эрику.
Полли тихонько плакала, спрятавшись за «бехштейн». Еспер поднял стакан с виски и горько произнес:
- Прощайте, сладкие мечты об акциях, персидских коврах и звонкой монете. Я был счастлив, пока вы были со мной.
За стенами веранды весенний ветер набирал силу. Холодные голубые глаза Мирьям впились в безмятежное облако табачного дыма, клубившееся под фамильным портретом.
- Все-таки странно, что я впервые увидела этот медальон только сегодня,- сказала она.
- Ничего странного,- деловито отозвался Эдуард.- Ведь на ночь я его снимаю.
Мирьям растерянно замигала, но тон ее стал резче:
- И все-таки странно, что до сегодняшнего дня ты молчал.
- Вовсе нет. Люди, живущие у экватора, спешить не любят. Да и почта там тоже не торопится. Одним словом, только вчера я получил все необходимые документы, которые доказывают наше с отцом шведское происхождение, а также удостоверяют мою личность.- Эдуард бросил на блюдце недокуренную сигарету и спросил: - Что тебя еще интересует?
- Осенью,- помедлив, сказала Мирьям,- когда мы познакомились в больнице в Копенгагене…
- Ну и что?
- Ты уже знал?..
- Что именно?
- Что я имею отношение к Лубергсхюттану, к Скуге, к Альберте Фабиан? Неужели ты с самого начала просто-напросто использовал меня?
Вместо ответа Эдуард Амбрас встал и вышел из комнаты.
14. А ЕСЛИ ТЕБЯ УБИТЬ?
Прощание Мирьям было кратким, новполне учтивым:
- Покойной ночи.
Не утратив самообладания, с гордо поднятой головой, она вышла из комнаты.
- Боже мой! - еще выразительнее, чем раньше, вздохнула Лиселотт. Она составила на поднос кофейную посуду и прошипела: - Помогите мне!
Повиновался один только пастор.
Еспер Экерюд успел изрядно захмелеть; лежа на диване, он поставил стакан с виски на низкий столик.
- Черт, ну и ветрило, - пробормотал он.- Надо бы здесь кому-нибудь дежурить всю ночь.
Сванте Странд довольно бесцеремонно увел Полли в пустую столовую, эта угловая комната находилась между верандой и кухней.
- Я должен поговорить с тобой перед отъездом. У меня сердце разрывается, глядя на тебя. Не надо так отчаиваться.
Полли послушно села на один из белых стульев, стоявших вокруг обеденного стола. Благодаря белой мебели и гардинам, голубому ковру, голубым полоскам на обивке стульев да бело-голубому датскому сервизу, который красовался за стеклами буфета комната казалась прохладной и дышала покоем.
На кухне Лиселотт небрежно звенела другим, более дешевым сервизом. Сванте закрыл двери столовой, и тотчас стал слышен другой, внушающий тревогу звук - это волны бились о стену дома.
- Пусть тебя не беспокоит финансовая сторона дела,- пытался он утешить девушку.- Если страховой полис оформлен на определенное лицо, то эта сумма не
подлежит разделу между наследниками.
Серые глаза Полли помутнели от слез.
- Ну и что? - безучастно спросила она.
- Альберта застраховала свою жизнь,- упрямо повторил Сванте,- и эти деньги не имеют отношения ни к завещаниям, ни к наследникам. Они твои, страховой полис завещан тебе. Твое имя значится на нем с тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, когда этот полис был выписан.
