Наталья Солнцева - В храме Солнца деревья золотые
— Что еще за секта?
— Она не знает. Приехал, говорит, какой-то Женин кореш, с которым они вместе в армии служили, и… все. Задурил парню голову всякой белибердой. Просветление, нирвана, высшие силы, летающие тарелки… В общем, клюнул наш Женя. Поехал с этим корешем.
— Куда? Зачем?
— На Памир. Контактировать с представителями Высшего Разума.
— Не хило…
— Вот и я говорю.
— А что, эти… представители, встречу ему назначили или как?
— Черт их разберет! — пожал плечами Аксельрод. — Мамаша Жекина говорит, будто бы кореш рассказал, что на Памире объявился некий гуру. Он-де разные фокусы показывает и вступает в контакт с инопланетянами. Но одному ему, видать, скучно в горах. Поэтому он решил сколотить компанию. Там у них целая община просветленных. Тусовка, значит. Живут в доме, а в горы ходят молиться. То есть… подожди-ка, у них это по-другому называется…
Саша задумался, пытаясь вспомнить нужное слово.
— Медитировать, что ли? — пришел ему на помощь Вересов.
— Во-во! Медитировать! Правильно. Там у них пещера в горах… как бы особенная. «Точка пересечения миров»… что-то такое. Там они медитируют и общаются.
— С кем? Аксельрод замялся.
— Точно не могу сказать. Короче, с кем-то общаются: то ли с инопланетянами, то ли со святыми, то ли с Высшим Разумом… Запутаешься, ей-богу! Мамаша Жекина мне столько наговорила… не хотела меня отпускать. Я потом домой прибежал, ног не чувствовал, так замерзли. Мороз был страшенный.
— И Голдин клюнул на эти басни? — удивился Вересов.
— Так и я не поверил. Пришел домой и давай ему названивать. Думаю, может, его мамаша сбрендила, а не он? Знаешь, с пожилыми людьми такое случается. Маразм и прочее…
— Ну?
— Никто трубку не брал.
— А Лилька его где?
— В этом все и дело. Я потом друзьям его стал звонить… разузнавать, что к чему. Оказывается, Лилька его бросила, сбежала с каким-то иностранцем в Марокко. У парня, вестимо, глубочайшая депрессия. Тут, как назло, этот кореш и подвернулся. Все одно к одному.
— Да-а…
Вересов даже забыл про свою Варвару, так его поразил Санин рассказ. Что с людьми творится?
— Надо Женьку выручать, — решительно сказал он. — Я друзей в беде бросать не привык.
— Что мы можем сделать-то?
Саня налил в стаканы еще водки. Выпили, но это совершенно не помогло. Хмель у обоих как рукой сняло.
— Где, ты говоришь, их община? — спросил Илья, заедая водку огурцом.
— На Памире…
— А точнее?
Они позвонили матери Голдина и выяснили, что гуру со своими подопечными обитает где-то в районе Язгулемского хребта.
— Надо ехать. На месте разберемся, — решил Вересов. — В горах народу мало, там каждый новый человек вызывает пристальное внимание. Тем более целая община. Найдем!
— То есть, как «найдем»?
— Мы же едем тренироваться. Чем Язгулемский хребет хуже других?
— А-а… Ну ты, Илюха, голова! Молодец!
Они улеглись спать далеко за полночь. Обоим снились горы — скальные гребни, ледовые склоны, бездонные трещины и клубящиеся над вершинами пепельные облака…
* * *Ангелина Львовна любила одиночество. Ее не мучили комплексы по этому поводу. Напротив, она сознательно избегала не только мужского общества, но и общества своих подруг. Пустая болтовня была ей скучна, а мужское ухаживание раздражало. Она с удовольствием зарывалась в книги, погружалась в свои размышления. Ее занимали особенности человеческой психики. «Психо», по-гречески, означает душа. А традиционная медицина упорно эту душу игнорирует.
— Нельзя понять дерево, отрицая, что у него есть корни, — любила повторять доктор Закревская. — Нельзя понять человека, отрицая душу.
С годами она убедилась, что самые главные тайны на земле начинаются с человека. Именно в его сознании и подсознании можно найти ответы на все вопросы. Естественные науки, не учитывающие этого фактора, постепенно превращаются в набор фиксированных идей. Истина скрыта за таким толстым слоем ходячих заблуждений, что многие отчаялись…
Этими мыслями Ангелина иногда делилась с доктором Самойленко. Но тот слишком уклонялся в эзотерические изыски, далеко уводящие его в мир фантазий ума.
«Олег, — теряла терпение Закревская. — Ты слишком перегружен информацией. Ты похож на синтезатор, который вместо живой музыки выдает ее суррогат».
На что Самойленко обижался и полдня не разговаривал. На большее его не хватало. Он считал Закревскую закостенелой материалисткой, а она его — безнадежным фантазером. Самое смешное, что они оба ошибались.
Общаясь с Самойленко, Ангелина смирилась с его витиеватой манерой мыслить. Горячие споры сменились взаимным подтруниванием. А в общем, они прекрасно ладили.
— Ангелина! — время от времени взывал Самойленко. — На что ты тратишь свою жизнь? Посмотри вокруг. На тебя еще обращают внимание мужчины. Но это скоро пройдет. И тогда…
— Ой, как страшно! — отмахивалась Закревская. — Теперь я ночь спать не буду.
Молодость ее прошла за книгами и научными трудами, о чем она нисколько не жалела. Она занималась любимым делом, и ее работа совпадала с ее интересом.
— У тебя были романы? — однажды полюбопытствовал Самойленко.
— Если их можно так назвать… — скривилась Ангелина Львовна. — Были, да. За мной пытался ухаживать мой научный руководитель, профессор Тишко. Это ужасно! Представь себе семидесятилетнего старика, трясущегося и пускающего слюни при виде молодого тела. Ничего более отвратительного я в жизни не видела.
— Мужчина в семьдесят еще далеко не старик, — возражал Олег, потирая бородку.
— Смотря какой. Профессор был лысый, тщедушный и весь в морщинах. К тому же он потерял ногу на войне.
— Да-а… с таким женихом не покайфуешь.
— Собственно, дело даже не в возрасте, — вздыхала она. — Был и молодой. Но такой зануда… избави Боже!
— Неужели зануднее тебя?
— Я сейчас вылью чай прямо тебе на голову, — пригрозила Закревская.
Самойленко сразу замолчал. Он знал: она вполне способна сделать то, что говорит.
Марат Калитин появился в ее жизни как пациент, и ничто не предвещало иного развития событий. Он сравнительно быстро справился со своим комплексом вины по отношению к погибшему товарищу.
Обычная служебная история. Марат с товарищем выполняли задание: из машины наблюдали за неким домом. Слежка длилась уже неделю без всяких изменений, и это расхолаживало. Товарищ захотел в туалет, вышел и не вернулся. Через два часа Марат нашел его мертвым в одном из заброшенных полуподвальных помещений.
Он не мог простить себе, что не отправился на поиски сразу же, как только почувствовал неладное. С другой стороны, Калитин не имел права покидать пост наблюдения, что бы ни случилось. Долг по отношению к государству столкнулся с долгом по отношению к товарищу, с которым многое связывало: совместная служба, приятельские отношения и простая человеческая симпатия.
«Если бы я спохватился раньше… — казнился Марат. — Если бы я подстраховал…» Бесполезные, запоздалые сожаления ужасно его измучили. И только сеансы доктора Закревской помогли выплеснуть, пережить и исчерпать эту боль.
Калитин не сразу осознал, что Ангелина Львовна занимает его как женщина. Он был ей благодарен, признателен, только и всего. Но, перестав посещать ее кабинет, он затосковал. С тех пор их отношения постепенно перешли в некую неопределенную стадию взаимной тяги и продолжали развиваться. Никто из них не отдавал себе отчета, что их влечет друг к другу. О любви ни Марат, ни Ангелина Львовна не помышляли. Эта интимная, высшая сфера взаимности ассоциировалась у обоих с совершенно иными вещами. Итак, они вступили на зыбкий, туманный путь… и шли по нему наугад.
После беседы с Закревской о «золотом городе» и «плавучих садах» Марат почувствовал себя странно. Он решил позвонить ей, несмотря на позднее время.
— Алло, Лина, — сказал он, ощущая внутреннее тепло от одних только звуков ее голоса. — Я тебя не разбудил?
— Ты же знаешь, я раньше двенадцати не ложусь…
— Можешь ответить на один вопрос?
— Попробую.
— Почему тебя вдруг заинтересовали американские индейцы?
— Я, кажется, объясняла… ну ладно. Захотелось иметь больше реальности о том, что рассказывают мои пациенты.
— Помнишь наш разговор о «золотом городе»?
— Конечно, помню. Ты мне очень помог. Теперь я по крайней мере знаю, в каком направлении думать.
— Зато я потерял ориентиры…
Ангелина Львовна промолчала. Она ждала продолжения.
— Чего молчишь? — напряженно спросил Калитин.
— Жду, чтобы ты выразился яснее. На тебя произвела впечатление тема?
— В общем, да. И это сбивает меня с толку. Похоже, я впадаю в детство. Есть у вас в психотерапии такой диагноз?
