Нина Васина - Правило крысолова
— Спасибо, — она улыбнулась, — но мне совершенно некогда этим заниматься…
Пройдя по коридорам, бабушка забрела в туалет и внимательно осмотрела высокий металлический шкаф с инструментами уборщицы. Заглянула за этот шкаф. Между задней стенкой шкафа и облупившейся краской на стене свил сиротливую тонкую паутинку ни на что не надеющийся в таком заведении крошечный паучок.
Дома меня ждала повестка, а на автоответчике — голос бабушки с явными признаками иссякающего терпения. Повестка была на завтра, а бабушка требовала моего немедленного присутствия. Поэтому, оглядев себя напоследок в зеркале и скорчив самой себе несколько решительных и угрожающих мин, более всего подходящих к рваной телогрейке и синяку под глазом, я рассталась с телогрейкой и кофточкой доброй фермерши, чтобы заняться наложением на лицо грима, и так увлеклась, что бабушка, издалека увидев меня, входящую в калитку, охнула и бросила копалку прямо в розовый куст.
— Это у тебя нервное? — поинтересовалась она, стащив перчатки и ухватив меня за плечи, чтобы рассмотреть мое лицо поближе.
— Сейчас так модно.
— Вот такие круги вокруг глаз желтого и синего цвета? — с сомнением покачала она головой. — Фиолетовая помада и столько пудры?
— Да. Это последний писк. Раскраска на лице должна быть в тон одежды. — Я распахнула плащ и продемонстрировала шикарную мексиканскую мужскую рубаху, подаренную мне как участнице фестиваля короткометражных фильмов “Аргентинский кактус”. Не могла же я честно сказать, что синяк под глазом то ли после банной процедуры, то ли от умывания по совету фермерши кислым молоком неприятно расширился на полскулы разводами желто-синюшного оттенка.
— Даже и не знаю. — Бабушка отпустила меня и задумалась. — Прилично в таком виде ехать в морг, как думаешь?
— Ну почему опять в морг?! — простонала я.
— Тихо! — Она прикрикнула и погрозила пальцем. — Не ной. Дело это, об убийстве, передали на время другому. Я попала на прием к главному следователю и добилась разрешения похоронить Ханну и ее мужа. Съездила в квартиру за одеждой. Прежнего инспектора, говорят, какая-то нервная дамочка ударила во время допроса по голове лопатой. Он теперь в больнице лежит. А мы пока быстренько поедем в морг и договоримся о транспортировке тел сюда.
— Куда — сюда? — Я оглянулась.
— Сюда, в дом. Обмоем, обрядим и к утру, глядишь, с божьей помощью и похороним.
— Как это — к утру? Как это — обмоем? Бабушка, сейчас похоронные бюро полностью готовят любое тело к захоронению: и обрядят, и сделают косметическую обработку, и на кладбище привезут!
— Да, — спокойно кивнула бабушка, что-то внимательно разглядывая у себя ладони. — Сейчас, конечно, не то что раньше. Забальзамируют, накрасят, но это не наш случай. — Она не смотрит мне в лицо, я чувствую неладное, надо бы замолчать, но перспектива перевозки сюда, а тем более обмывания и подготовки к захоронению даже таких хороших людей, как моя тетушка Ханна и ее четвертый муж, пугает меня до тошноты.
— Но, бабушка…
— Это не наш случай, — повышает она голос, — потому что они сделают все… — Тут она поднимает на меня глаза и повышает голос:
— Все! Кроме главного. А главное заключается в том, что моя дочь должна быть захоронена це-ли-ком. Поняла?
Лучше не отвечать, да она и не ждет ответа, быстро уходя к дому. Я совсем забыла о головах в морозилке.
— Если ты не будешь отмывать свою боевую раскраску на лице, то у нас есть еще десять минут для важного разговора! — кричит мне бабушка с терраски, и я понуро волочусь на ее голос.
— Сядь сюда и закрой глаза.
Оглядев бабушку в торжественной шляпке, белом пальто тонкой шерсти, перчатках и длинном шифоновом шарфе, окутывающем ее шею и плечи, я закрываю глаза.
— То, что я скажу, сейчас покажется тебе неважным, но впоследствии, как это обычно бывает с взрослеющими людьми, обязательно всплывет или при необходимости, или как последствие жестокого опыта. Ты подумаешь: “А ведь бабушка мне говорила!” Так вот. Детка, ты не воин.
От неожиданности я открываю глаза.
— Род мой ведет свое начало от лонгобардов, гордиться тут особо нечем, бездарные мужчины-воины погубили себя и весь род. Поэтому впоследствии женщины всегда принимали решения самостоятельно, не особенно полагаясь на силу и ум мужчин. Это главное. После позорного разгрома войска ничтожнейшим Пипином-младшим они поделились, на воинов и на утешительниц — хранительниц очага. Женщины-воины воевали, особо не заботясь о детях, оставляя их обычно женщинам — хранительницам очага. Но судьба всегда устраивала так, хвала ей и проклятие, что в тройке поколения обязательно были две женщины-воина. Я, твоя мать и ты — это тройка. Я — воин.
— А-а-а?..
— А-а-а твоя мать и ты — не воины. Но моя вторая дочь Ханна тоже была воин. Не о нас речь. Ты должна понять, что как хранительница очага ты — бесценна. Именно хранительницы очага сохраняют род. Поэтому ты должна уметь все, что умеет хранительница очага. Родить. Принять роды. Безболезненно убить детей, если все воины погибли и они могут попасть в плен к врагу, но это сейчас не актуально, — бормочет бабушка, загибая пальцы. — Вылечить рану. Ухаживать за больными и после смерти правильно подготовить тело к захоронению. Не так уж много, но это важно. Главное — знать, что ты — не воин, и не предпринимать бессмысленных попыток вести бой. Твоя задача — прятаться, защищаться, любить, плодиться, утешать и любой ценой, хитростью или удачей, но вырастить детей. Если ты начнешь воевать, ты будешь сразу же уничтожена. Определись, скажи сама себе: “Я не воин, я ненавижу войну” — и займись делом настоящих женщин.
— По-похоронами? — шепотом интересуюсь я. — Это дело настоящих женщин?
— И это тоже.
— Бабушка, ты ведь не любишь воевать.
— Ненавижу, но что поделать.
— А моя мать? Если она не воин, значит, она тоже хранительница очага?
— Твоя мать ребенок, застрявший в десятилетнем возрасте. Она так испугалась ранних месячных, что расстроила психику, скрывая свои сексуальные фантазии и приспосабливаясь к играм недозревших девочек. Заигралась и совершенно потерялась. Она нам не помощница. Десятилетняя девочка ведь не сможет обмыть покойника, чтобы это хорошо кончилось для самого покойника и для окружающих. Все. Нам пора.
— А мне кажется, — я бежала за ней, — что я не умею!.. Что я испытываю сильное отвращение, как только подумаю о трупах вообще, какой же от меня толк?
— Твои глаза будут первое время бояться, а руки все сделают.
— А мне кажется, что ты меня убеждаешь в том, чего я не могу!
— А мне кажется, — резко остановилась бабушка, — что от тебя пахнет спиртным, и это очень некстати. Проверим, все ли бумаги на месте. Так, разрешение забрать тела, договор на перевозку, паспорт… Где мой паспорт? Вот он. Деньги. Идем. Хотя вид у тебя, конечно, — бабушка смотрит в мое лицо и качает головой, — как у гейши после запоя.
— Куда мы идем? Подожди, пусть ты будешь воином, а я — хранительницей очага, только давай представим, что сейчас вокруг нас — двадцать первый век, не надо убивать детей, чтобы они не попали в плен, не надо мыть трупы, для этого есть специалисты, не надо…
— Мы идем на станцию, чтобы доехать до города на автобусе. Потому что ты не в состоянии вести машину, тебя с таким лицом остановит первый же постовой и отберет права, как только приблизится на полметра. Детка, — она сменила тон на ласковый, — ты всегда мне доверяла, разве я хоть раз тебя подвела?
— Никогда, — отвечаю я без раздумий. Бабушка всегда была моей защитницей и подружкой.
— Тогда просто поверь, что мы должны это сделать. И даже не столько ради мертвых, сколько ради нас самих, ради твоих детей, ради детей твоих детей. Хорошо?
— Бабушка, миленькая, как же я рада, что ты не из древнего племени, поедающего своих мертвых ради вечной памяти о них!
— Не юродствуй. Если тебе трудно меня понять, представь, что ты умерла. Представила?
— Ну, допустим.
— И тебя похоронили без головы.
— Это еще почему?!
— Потому что ты была воином, твой враг победил, отрезал голову и не нашлось ни одной утешительницы, которая позаботилась бы о правильном захоронении!
— Ладно, я согласна, без головы не очень удобно.
— А теперь представь, как я могу довериться людям из похоронного бюро, когда вот в этой справке и во всех протоколах записано, что тела без голов?! И не забудь, что это ты, именно ты принесла мне в дом голову дочери! Если мы сейчас вспомним, что живем в двадцать первом веке, то должны первым делом заявить, что некто прислал головы наших родных с курьером на дом внучке и внуку! Сто раз расписаться, что не имели злого умысла, положив эти головы в морозилку, а если не объясним подробно, какие добрые намерения нами тогда руководили, то не миновать нам психического освидетельствования. Спасибо, детка, я за свою жизнь уже дважды доказывала, что психически больна, и еще трижды — что полностью излечилась! Последний раз Питер просто выкрал меня из больницы, он… Я не верила, что помещусь в багажник, тогда он сам туда залез, а он на голову выше меня, скрючился и поместился! Он уложил меня в багажник и вывез! Два года я жила с поддельным паспортом с фамилией последнего мужа!
