Наталья Солнцева - Золотой гребень для русалки
— Елку в большом зале ставить?
— А как же. Игрушки и гирлянды в двух коробках где-то должны быть, я привозил.
— Кто мне помогать станет? — заволновалась экономка. — Строители по домам разъезжаются.
— Одного кого-нибудь уговорю остаться, — решительно заявил Борецкий. — Заплачу как за сверхурочные. Или двое нужны?
— Лучше двоих оставить. Мало ли, какая оказия приключится.
— Понял. Уже иду договариваться.
Во флигеле царили шум и беспорядок. Рабочие собирались уезжать.
— Вернемся не раньше десятого, — сказал прораб. — У всех семьи, дети. Забыли, как мы выглядим.
— Парни, у меня личная просьба, — обратился Борецкий к молодым отделочникам. — Есть холостяки? Кого детишки не ждут? Останетесь, заплачу втрое против обычного, спиртное и закуску обеспечу. Какая вам разница, где гулять?
Ребята переглянулись, уставились на прораба.
— Решайте сами, — вздохнул тот. — Надо бы уважить человека. И деньги вам не помешают. Система отопления едва опробована, сантехника и канализация тоже. Синоптики обещают морозы, метели и обильный снег.
— Ко мне люди приедут Новый год встречать, — подхватил Борецкий. — А ну, как что-нибудь выйдет из строя? Где мне ремонтников искать? И по хозяйству помочь надо Ульяновне, — поднести, унести, елку установить. Работа не тяжелая, деньгами не обижу.
— Ладно…
Двое парней — мастера на все руки — согласились остаться. Борецкий обрадовался, похлопал их по плечам:
— Спасибо. Не пожалеете!
Он вышел из флигеля на крыльцо, дождался прораба. Во дворе стоял автобус, приехавший за строителями. Водитель поглядывал на часы.
— Поторопитесь, а то засветло не успею вас развести, — сказал он. — Погода портится. В снегу застрянем, не поздоровится.
Прораб повернулся в сторону колодца, поежился и быстро перекрестился.
— Значит, советуешь батюшку вызывать? — спросил Борецкий. — Пусть молитвы отчитает, кадилом помашет, святой водой все сбрызнет?
— Не помешало бы.
— А что тебя настораживает, Петрович? Про какую такую нечисть ты упоминал?
Сам хозяин ничего подозрительного не замечал ни в доме, ни в парке. Правда, и бывал он здесь редко, от случая к случаю. Ночевал всего раза два-три, спал как убитый.
— Может, почудилось печнику, — помрачнел прораб.
— Темнишь, брат…
— Не люблю зря болтать.
— А ты не зря… Я же сам тебя прошу! Мне положено знать, что в моих владениях творится, — полушутя сказал Илья Афанасьевич.
Прораб понизил голос, хотя рядом никого не было. Строители собирались во флигеле, водитель курил, стоя лицом к аллее.
— Печник девку видал у колодца — голую, с длинными волосами…
Борецкий едва сдержал смех.
— Пить меньше надо, мужики, — подавляя улыбку, посоветовал он. — Тогда и бабы голые мерещиться не будут.
— Не пьет он. Язва у него.
— А остальные? Еще кто-нибудь видел… ту девку?
Петрович покачал головой.
— Не знаю. Если и видели, промолчали. Самому разок почудилось что-то — врать не буду, девка то была или просто тень мелькнула, точно не скажу. У страха глаза велики.
— Чего ж ты испугался? Может, из деревни какая бабенка любопытная заглянула к нам? Почему сразу — голая? Или из твоих парней кто по женской ласке соскучился и привел к себе деревенскую красавицу?
— Я бы знал.
— Да в доме столько комнат — заблудиться можно! А уж девицу потискать проще простого.
Прораб не спорил, но и не поддакивал.
— Ну, вам виднее… — со вздохом произнес он. — Только я бы на вашем месте принял какие-то меры. Мне зачастую не по себе бывает. Идешь по двору, и будто кто крадется за спиной. Оглянешься — ничего нет, а волосы чуть ли не дыбом встают, и в груди холодок. В парке — то же самое. Словно мелькает что-то между деревьев — особенно в полнолуние.
— Чепуха! — махнул рукой Борецкий. — Ветер, тени, ветки качаются и деревенская детвора балует.
— Лучше бы так. Вы хоть знаете, кому это имение раньше принадлежало? Кто были хозяева?
— Конечно, — радостно подтвердил Илья Афанасьевич. — Этим я в первую очередь поинтересовался. Владельцами усадьбы были Соколовы, приличные люди, дворяне. Разорились, имение с молотка пошло, потом вовсе захирело. Жаль, исторической ценности не представляет, но хоть какой-то памятник старины.
— Старые дома, старые тайны, — неодобрительно кивал прораб. — Не по душе мне все это. Дом для себя надо новый строить. Ей-богу, сделали бы вам коттедж западного типа, с современными коммуникациями, с бетонными перекрытиями — и мама не горюй.
Строители уселись в автобус, шофер открыл дверцу и, высунувшись, крикнул:
— Петрович! Давай, тебя ждем, а то смеркается уже.
Небо потемнело. Начал падать снег. Колеса автобуса оставляли на дороге ясно различимые следы. Ульяновна зажгла фонари у входа, они горели неровным желтым светом.
«Напряжение падает, — подумал Борецкий, зябко запахивая куртку. — Пойду-ка я ужинать и спать».
Несмотря на разговор с прорабом, он чувствовал себя в доме спокойно и умиротворенно. О таком «родовом гнезде» мечталось сызмальства, — чтобы комнат было много, и во всех стояла удобная мебель, висели красивые шторы, лежали ковры. Чтобы гудел огонь в печи, а с кухни доносился бы запах пирогов. Чтобы за окнами бушевала непогода, а в уютной гостиной с зажженными лампами шла игра в преферанс или текла неторопливая задушевная беседа. Чтобы стол был накрыт к чаю, и посредине благоухала бы вазочка с вишневым вареньем. Чтобы…
Его благие мысли прервал голос экономки:
— Котлеты поспели. Подавать?
Она принесла горячую картошку, соленья, грибы, горку румяных котлет и, разумеется, любимые хозяином пирожки с ливером. Начинку Ульяновна готовила по особому рецепту, душистую, с перцем и жареным луком.
Илья Афанасьевич наслаждался едой, сидя за большим столом, накрытым вышитой скатертью. Будь экономка помоложе, женился бы на ней. Умом она легко заткнет за пояс его Лидию, а уж про домовитость и говорить нечего.
— Ты ничего странного не заметила? — спросил он, насытившись и наблюдая, как она наливает в чашку густо заваренный чай с сухими листьями смородины.
— Где? В доме?
— В доме, во дворе…
— Вроде ничего.
— Никто за тобой не ходит? Не глядит на тебя из темных углов?
Ульяновна подняла на него серые глаза, села и сложила на груди полные руки. Истинно боярыня.
— Кому на меня глядеть-то? Разве что святым с образов. Так вы не велите вешать.
— У себя в комнате — сколько угодно. Ты дом с церковью не путай. Иконам место в храме. Мы картины по стенам развесим. «Грачи прилетели» Саврасова, мое любимое полотно. Я нарочно копию заказал, чтобы точь-в-точь как оригинал.
— Жену привезете сюда? Или она в Москве праздновать будет?
— Умеешь ты настроение испортить, — с сердцем произнес Борецкий. — Так хорошо было! Лидия ничего этого не поймет. Ни печек изразцовых, ни тишины, ни стряпни твоей. Она японскую кухню предпочитает — рыбу полусырую, рис недоваренный. Я на соевый соус смотреть не могу, не то что есть. Знаешь, что он мне напоминает?
Домработница засмеялась, и на щеках ее образовались милые ямочки.
— Вот-вот… — улыбнулся он. — Вижу, что поняла.
Разговор о Лидии вызвал неприятные мысли. Жена встретила в штыки его желание купить кусок земли в Костромской области с руинами бывшего помещичьего дома.
— Зачем нам возиться с какой-то рухлядью? — возмущалась она. — Давай построим дом за городом, если уж тебе невмоготу. Предупреждаю сразу: ноги моей там не будет. Мне противопоказан воздух с пыльцой цветов, хвоей, запахом сена и с дымом. А ты наверняка разведешь дым. Ты же всегда мечтал о камине, о печке.
Илья Афанасьевич пытался возражать:
— По-моему, природа все болезни лечит. Неужели московский смог тебе милее?
— Ты смерти моей хочешь? Так и скажи. Не выйдет! Поезжай в свою Чухлому, а я останусь в нашей московской квартире.
«Чухломой» она называла все населенные пункты, кроме Москвы и Питера. Лидия забыла, что сама родилась и выросла вовсе не в столице.
Она по-прежнему говорила и думала о себе и муже как о семье — «мы», «нам», «наше». Жили Борецкие под одной крышей, но в разных комнатах. Лидия страдала сильными мигренями, у нее были проблемы с желудком и аллергия на все подряд. Она давно потребовала, чтобы Илья спал отдельно и не беспокоил ее «домогательствами».
Он согласился. Когда-то родители Лидии дали за ней солидное приданое. На эти деньги Борецкий начал в Костроме свой бизнес и значительно приумножил капитал. Но он не забывал, что успешным стартом обязан средствам жены, и выражал благодарность как мог — заботой, взаимопониманием. Лидия ни в чем не нуждалась, но вялая любовь между супругами угасла в первый же год совместной жизни.
