Елена Сокол - Где-то есть ты…
Даже если бы Митя с Дашей встречались, а я знала, что он неправильно себя ведёт по отношению к ней, я бы не выдала его никогда. Поговорила бы с ним, попыталась бы вразумить, но лезть в их личную жизнь или жизнь кого-либо другого – никогда. Такой уж я человек.
– А, что так тихо вокруг? – Я решила прервать молчание.
– Тихий час, – Митя чистил и передавал мне фисташки.
– Понятно. А у нас с девочками сегодня девичник. Будем пить и перемывать кости мужикам.
– Всегда было интересно, о чём вы там болтаете на своих бабских встречах?
– Обо всём на свете, – я поймала ртом орешек, который Митя запустил в воздух.
– А своих мужиков обсуждаете?
– Конечно. Особенно бывших.
– И секс?
– И секс.
– И даже размеры членов обсуждаете?
– Ха-ха. Ну-у, бывает иногда.
– Фу…
– Можно подумать, что вы не обсуждаете женские прелести и всякий там секс.
– Нет. Ну так, спрашиваем друг друга: «Было?» – Отвечаем: «Было». Вот и отлично!
Влад на соседней койке усмехнулся и отвернулся к стене.
– Фу… Вы, наверное, ещё и фигуры наши, и грудь женскую обсуждаете?
– Ну как… Вроде, нет.
– Обсуждаете!
– Разве только форму как-то раз…
– А какая она должна быть? – поинтересовалась я.
– Кому-то нравятся большие, как дыни. Таких большинство. А лично для меня главное в груди – её красота. Мне самому нравится размер не больше второго с половиной. Когда больше, она начинает отвисать от тяжести. Это некрасиво. Нужно, чтоб в ладошку помещалась. Маленькая упругая дерзкая грудь – идеал. А ещё – чтобы соски были симпатичные. И эта штука, которая вокруг соска, не знаю, как называется, чтобы не большая была, как у козы, а аккуратная, сантиметра в три.
– Ах ты макаронник! Жаль, тебя девушки не слышат, которые бредят увеличением сисек. А… женские интимные стрижки когда-нибудь обсуждали?
– Нет, – Митя скривился, – а что там обсуждать? Какие стрижки? Там вообще стрижки не должно быть.
– М-м-м… Ясно. – Мне уже стало неловко от своих же вопросов.
– Да-да.
– Все мужчины так считают?
– Не знаю. Конечно, не все. У всех вкусы разные. Если любишь человека, то неважно, где у него и что у него.
– Логично, – я вытянула вверх ноги, разглядывая синие бахилы.
– А вы там всем женсоветом и стрижки интимные обсуждаете?
– Бывает. Что такого? Я даже с тобой ничего не стесняюсь обсуждать. Это же на словах. А в раздевалке женской я вот не могу раздеться. Стесняюсь. Мы, женщины, – странные существа. Сразу начинаем втихаря разглядывать друг друга, ищем недостатки, завидуем достоинствам. И мне не хочется, чтобы меня разглядывали.
– Правильно. Только мужчины должны разглядывать женщин. Я с детства мечтал попасть в женскую баню, чтобы подглядывать.
– Фу-у! Ха-ха! Дим, сразу видно, что ты не знаешь, что такое общественная баня! В детстве мама меня туда таскала каждые выходные, так было принято почти у всех. Сажала маленькую Еву в тазик с водой, давала игрушки, а та наблюдала за тётями, которые рядом с ней натирали свои тела мочалками.
– Ух ты!
– Да погоди ты! Чего я только там не видела! Там же не одни богини красоты мылись. По большей части кругом были старухи: старые, дряхлые, отвисшие титьки! У многих из них они висели до пупа, словно пустые мешочки для мелочи. Рыхлые целлюлитные ляжки. Сморщенные, как сушёное яблоко, попки. Мохнатые лобки всех мастей: чёрные, белые, рыжие, молодые, старые. Всякие!
– Фу! Всё, перестань!
– Меня саму тошнит, когда я вспоминаю. Если ты полюбишь человека, то будь готов к тому, что он когда-то постареет и будет выглядеть, как урюк. Это правда жизни.
– Значит, и ты постареешь. И станешь страшненькая, как ощипанная индюшка. Старенькая, сгорбленная, с висячими титечками.
– Так и ты, Митя, тоже! У тебя будет маленький, сухой, сморщенный синий стручочек между кривых старых ножек.
– Вы, ребята, по ходу совсем друг друга не стесняетесь, – донеслось с соседней койки, – я уже красный как рак от ваших пошлых разговоров.
– Да, – проскрипел Митя противным голосом, – мы – гадкие извращенцы!
Мы втроём дружно засмеялись. Митька кинул в меня фисташку, та попала мне по носу. В ответ я принялась его щекотать.
Насмеявшись до слёз, я протянула ему один из наушников, второй воткнула себе в ухо.
– М-м-м… – Митя закатил глаза от удовольствия и начал рисовать в воздухе замысловатые фигуры указательными пальцами, – это что за трек?
– Diana Ross – «I’m coming out».
– Неплохо.
– Ага, точно. – Я погрузилась в мир волшебной музыки, улыбаясь, глядя в потолок.
– Тысячу лет не слушал… Надо переписать у тебя…
Так мы лежали ещё час и слушали музыку вплоть до прихода медсестры с очередной порцией лекарств. Мне было удивительно спокойно рядом с этим человеком. Я придумывала, как бы раскрутить Митю на разговор про Сашу, как бы ненавязчиво подвести его к этому. Вместо этого просто молчала. Меня переполняло счастье. Я знала, что так не бывает, но мечтала, чтобы это счастье во всех сферах моей жизни продолжалось вечно.
– Нет, Мила, тебе, конечно, легко говорить! – Лера тяжело вздохнула, – я всё понимаю, но звонить не хочу!
– Если бы моя мама была жива, я бы всё ей простила и позвонила, не задумываясь! – Милка махнула руками, чуть было не пролив вино из бокала.
Мы сидели на ковре в зале нашей с Милой квартиры: я, Милка, Дашка и Лера. Уже второй час мы пили вино, чередуя его с кофе, и оживлённо дискутировали. Мила приготовила нам чудесный ужин и закуски, придавшие девичнику необходимую атмосферу праздника. С нами была Лерка, замужняя коллега Милы, она всегда отлично вписывалась в нашу скромную компанию. Мы, в свою очередь, всегда прислушивались к её советам, стараясь почерпнуть из них некую житейскую мудрость, которая пригодилась бы нам в будущей семейной жизни.
– Что она тебе сказала? – Устало нахмурилась Лера.
– Твоя мама только спросила у меня, почему ты с ней не разговариваешь. – Мила в характерной ей манере пожала плечами.
– Это неправда, я разговариваю. Просто последнее время сама ей не звоню. Уже неделю с лишним.
– Почему? – Дашка заинтересованно подвинулась ближе.
– От обиды.
– Нельзя держать обиду на мать. Какая бы она не была. – Я покачала головой.
– Нужно более снисходительно к ней относиться. Нужно прощать. Она так много для тебя сделала, – попыталась уговаривать Мила.
– Я знаю. Пытаюсь. Просто больше не могу. Всё равно обидно. – Лера опустила голову и поставила бокал. Видно было, что её руки дрожат. – Девочки, вы просто ничего не знаете. Мне так тяжело. Я пыталась разговаривать с ней на эту тему, она меня совсем не понимает.
– Так расскажи нам. В чём там у вас дело?
– Я была самым любимым ребёнком. Мне уделялось много внимания. Мама, папа, бабушки, дедушки – все скакали вокруг меня, носили на руках, целовали. Они все возлагали на меня большие надежды. С сестрой – тоже самое. Мама хотела, чтобы мы стали успешными, а в идеале – знаменитыми. Мама всегда видела меня актрисой или телезвездой. Для этого у меня были прекрасные данные, я даже сама в детстве этого хотела. Но, взрослея, становилась более приземлённой и понимала, что хочу простого человеческого счастья.
– Как и все мы! – не удержалась от комментария Даша.
– Потом умер папа, тогда мне было четырнадцать. Через год мама пришла в себя и стала искать мужчину, который бы скрасил её одиночество. Не раз в те годы я слышала от неё, что мы с сестрой – помеха её счастью. Мужчины боялись брать на себя ответственность за двух детей, поэтому серьёзных отношений маме не предлагали.
– Вот это некрасиво. Как можно детям такое говорить? Я бы жила только ради детей, дала бы им всё, что могу дать. – Меня внезапно переполнило негодование. Моя мать никогда бы так не поступила со мной, в этом я была уверена.
– И вообще, с тех пор всё в нашей семье встало с ног на голову. Мама была постоянно нами недовольна, могла обозвать последними словами за малейшую провинность: и кобылой, и тварью, и матерными словами. Сыпала проклятиями в наш с сестрой адрес.
– Господь бог! – Мила в изумлении прикрыла рот ладонью.
– Вот-вот. И при этом она считала себя верующей и ходила в церковь. Я, в принципе, у матери многого не просила. Понимала, что без отца наши доходы существенно снизились. Пока я училась в школе, она меня одевала, но покупала вещи, если только сама видела, что хожу в старье. Совесть не позволяла мне требовать обновок. Потом мама серьёзно заболела. Она нуждалась в постоянном уходе. Из-за этого я успела поступить только на заочное отделение. Ходила на курсы, нашла работу. Мама, слава богу, поправилась. Проработав год, я уволилась и начала искать новую работу. Тогда и случился первый серьёзный конфликт. Каждый божий день мать с бабушкой капали мне на нервы: «Лентяйка, иди ищи работу, а то сидишь у матери на шее!»
– Беспокоились, наверное, – предположила Мила, – думали, что, если тебя слегка пинать, быстрее будешь шевелиться с поисками.
