Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!
– Я позвоню вам вечером, Вадим Григорьевич, – с нажимом сказал Глеб. – На мобильный телефон. Последние цифры вашего номера шестьдесят восемь, шестьдесят четыре, если я правильно помню?
Такие штуки иногда помогали.
«Ты обо мне ничего не знаешь, ты видишь меня первый раз в жизни и всей душой мечтаешь, чтоб и последний, а я о тебе знаю все. Вот и номерочек мобильного знаю. А что может быть интимней личного мобильного номера, да еще для такого большого государственного человека, как этот самый Вадим Григорьевич?! Номер его небось только у любовницы имеется, да еще у супруги и у мамаши! Впрочем, для мамаши наверняка есть другой мобильный, так сказать менее интимный».
Вадим Григорьевич, заслышав заветные циферки, взглянул на Глеба испуганно.
– Откуда вам известен… – начал он и замолчал.
– Вадим Григорьевич, – Глеб аккуратно поместил в толстенную папку все вытащенные бумаги и захлопнул ее, как бы ставя финальную точку. Этому он тоже научился у Ястребова. – Я вам позвоню сегодня вечером. Вы как раз успеете выяснить все обо мне и о грузе, предназначенном для Белоярского полиграфкомбината. Если по каким-то причинам ваш телефон будет выключен – всякое бывает, может, батарейка сядет! – мне придется звонить Августу Романовичу. А мне бы этого не хотелось, – добавил он уже совершенно серьезно. – Вопрос пустяковый, а человек большой. Так что вы заранее посмотрите, может, телефон нужно на зарядку поставить!..
– Вы опять мне… угрожаете?
– Да боже избави, – сказал Глеб безмятежно. – Как я могу? Я же не Август Романович!
Он втиснул свою толстенную папку в портфель, поднялся и, глядя на чиновника сверху вниз, сообщил, что с тысяча восемьсот шестьдесят пятого года в Таможенный союз входили все германские государства, кроме Австрии, Мекленбургов и ганзейских городов, а в семьдесят первом все объединились в единый союз и в единое государство.
Вадим Григорьевич моргнул.
– Это вы к чему?
– А к тому, что раз Мекленбурги и Австрия смогли объединить усилия, то нам с вами сам бог велел! – сообщил Глеб. – Ну, не прощаемся! Вечером позвоню. Если я вам понадоблюсь раньше, можете оставить для меня сообщение. Я живу в «Англии», номер четыреста восемнадцатый.
Оставшись один, Вадим Григорьевич некоторое время бешено курил, потом выскочил в малахитовую приемную, наорал на перепуганную Зою – ох, нет, не Зою и не Лену, а, кажется, Олю – и потребовал у нее уже не кофе, а валокордину и таблетку «от головы».
Никакой таблетки у Оли, естественно, не было, и она заревела, но Вадиму неохота было с ней разбираться. Он вернулся в кабинет, попытался было разыскать в компьютере сведения о белоярских полиграфических машинах, конечно, ничего не нашел и велел себе успокоиться.
Он даже сказал это вслух.
– Успокойся, – сказал он громко, и звук гулко отдался в стенах старинного питерского особняка. – У тебя просто истерика.
Дела в последнее время шли из рук вон плохо. Вадим Григорьевич, привыкший преодолевать любые сложности, к такому положению был не готов. Ему бы вникнуть, ему бы приналечь на работу, ему бы вдумчиво и внимательно изучить правила, новые правила, по которым он нынче должен играть – вот хотя бы про Августа Романовича разузнать поподробнее! – а он все никак не мог себя заставить.
Что-то случилось в последнее время такое, чему он решительно не знал названия, и, наверное, если бы был суеверен, подумал бы, что удача отвернулась от него.
Но он был не суеверен, не верил в удачу и был истово убежден, что все, чего он достиг в жизни, – правильно и им заслужено!..
Когда-то его «взяли в бизнес» большие люди, по протекции тестя, тоже человека не маленького. «Бизнес» был вполне благородный и, главное, понятный – пилили бюджетные деньги. Всем известно, что от большого немножко – это не воровство, а дележка, и никто не сомневался в том, что это хорошо, отлично просто!.. В конце концов, вдов и сирот никто на проезжей дороге не грабит, а государство не обеднеет. «Бизнес» процветал, Вадим Григорьевич быстро стал там своим и отпилил себе кусочек тоже – крошечку, малую толику, но этой толики вполне хватило бы на безбедную жизнь рантье в какой-нибудь тихой и славной Чехии, а может, и в Провансе, не менее тихом и славном. Счета были увесисты, машины дороги, увлечения все больше аристократические – теннис, гольф и всякое такое.
А потом случился «коррупционный скандал», и «бизнес» закончился. Кого посадили, кто спешно отбыл в Израиль, кто ударился в бега. Вадим уцелел. И счета уцелели, и машины, и квартира.
Работы не стало, и репутация оказалась… как бы это выразиться… уже не такой безупречной, как до скандала. Денег вроде куры не клюют, а когда в приличное место резюме предлагаешь, смотрят как-то излишне любопытно.
Ну, вот таможня получилась.
Ну, новый пост, новое назначение, старые связи хоть и подмоченные, но сыграли свою роль – все правильно. То, что он ничего не понимает в том деле, которым его поставили руководить, ничуть его не смущало. Он выучился многому, выучится и этому тоже, подумаешь!.. Самое главное, не теряться и не забывать, на чьем поле играешь.
Вроде бы он не терялся и не забывал, но вот именно сейчас ему было… ну, не до этого!.. Ну совсем не до этого!.. И как назло, навалилось все сразу: и здесь он недосмотрел, и тут недотянул. Да еще этот белоярский красавец с бритой башкой и плоскими глазами нагрянул, сразу видно, бандит и убийца!
Вадим Григорьевич, в силу возраста и известного везения, которое всегда было в его жизни и в которое он не верил, о временах, когда миром правили бандиты и киллеры, знал только по кинокартинам да по детским воспоминаниям. Кинокартины он находил занимательными и искренне восхищался людьми, которые в то лихое и далекое время решались вести свой бизнес и ничего и никого не боялись.
При этом он совершенно упускал из виду, что «лихое и далекое время» – вовсе не пятнадцатый век, а всего лишь пятнадцать лет назад!.. И бандиты никуда не делись, может, пиджаки стали покупать в Париже и вместо перстней с черепами и костями нынче носят обручальные кольца Cartier! И налет цивилизации так тонок, что только ковырнуть поглубже – а там все так же темно и страшно, как и в «далекие» времена! И сам он, Вадим Григорьевич, определен на свое хлебное, доходное таможенное место как раз вчерашними бандитами, которые ждут от него вполне ясных и понятных услуг «в благодарность» за это самое место.
Вадим Григорьевич, успешный менеджер, получивший, пока не было достойной работы, степень магистра делового администрирования – что это за администрирование такое?! И разве бывает какое-то другое администрирование, не деловое?! Нет, не приспособлен русский язык для бизнеса! – считал, что управлять можно чем угодно, ибо есть общие правила, стандарты и законы. Это его так научили, что все правила, стандарты и законы должны неукоснительно соблюдаться и быть альфой и омегой для любого порядочного магистра! Но на деле же альфой и омегой были удовольствие или неудовольствие Августа Романовича, любителя рыбной ловли, которым его нынче пугал белоярский бандит Звоницкий, а также удовольствие или неудовольствие еще десятка людей рангом пониже и в пиджаках подешевле.
Конечно, Вадим Григорьевич обо всем этом догадывался. Он вообще был догадлив, кроме того, умел находить общий язык с людьми и был совершенно уверен, что в случае необходимости кого хочешь обведет вокруг пальца. В конце концов, магистр он или не магистр! И деловое администрирование освоил!.. И Сэлинджера читал! В оригинале читал!..
Но дело все не шло. Он не понимал, так сказать, «товарно-денежных отношений». Он не понимал логики происходящего. Он никак не мог найти объяснения, почему этот груз лежит, а тот отправляется незамедлительно. Он все не мог нащупать ни одного звена, потянув за которое можно было бы вытащить всю цепочку.
В детстве его возили к бабушке в Новгородскую область, нужно было переправляться на пароме на ту сторону Волхова, и маленький Вадим все никак не мог понять, как двигается паром. Ну вот почему он идет?! Ну вот как это так получается?! Замшелый кашляющий дед в треухе, валенках и телогрейке, из которой во все стороны лезла желтая вата, крутил барабан. На барабан наматывалась мокрая веревка, кое-где поросшая зелеными водорослями, и паром шел себе не спеша. Когда выдвигались на стремнину, дед налегал на барабан сильнее, заходился в кашле, и тогда кто-нибудь из мужиков, бросив беломорину, перехватывал рукоятку барабана и, крякнув, начинал крутить сильнее, а паром все шел и шел, может, чуть быстрее. Выходит, он шел из-за деда в треухе? Да нет, не так, потому что потом вступал мужик, а паром все равно шел! Или из-за барабана?! Или из-за веревки?..
Вот и нынче Вадим не понимал, из-за чего, так сказать, движется паром? Есть ли законы его движения? Кто крутит рукоятку барабана и что будет, если, к примеру, лопнет канат?!
То, что крутит явно не он, Вадим, стало очевидным почти сразу. Тогда кто?..
