Оксана Обухова - Темная лошадка
За весь разговор Кутепов ни разу не взглянул на меня. Хорошо, не царские времена, раньше гонцов, приносящих дурные вести, пороли на конюшне. Нынешние богатеи только в личико смотреть не изволят.
— С Галиной можно связаться?
— Нет, Бьянка не знает ее нового телефона.
Надеюсь, госпожа Кутепова не врет. Пока она не знает, что при обыске обнаружена камера с пикантной видеосъемкой и думает лишь о том, на кого свалить знакомство с Хорскими. Судя по ответам «дяди Миши», следствие отправят в Гавану. Могу лишь посочувствовать.
Михаил Петрович взъерошил волосы и наконец взглянул на меня. В его глазах застыла такая усталая растерянность, что я пожелала больше не встречаться с ним взглядом. Сильный мужчина не должен выглядеть таким сломленным, лучше бы он продолжал дарить взгляды городу с высоты птичьего полета.
— Бьянку вызывают в прокуратуру для дачи показаний, — горько произнес он. — Я поеду вместе с ней.
Упаси тебя бог! Пока остается хоть какая-то надежда на сохранение тайны отношений Бьянки и Хорских, надо поберечь тебя, Михаил Петрович. Надеюсь, в следующей жизни мне это зачтется, и я стану, например, Синдией Кроуффорд грядущих поколений.
— Михаил Петрович, можно я поеду вместо вас? — с просительно-заискивающей интонацией, пролепетала я.
— Зачем? — подозрительно нахмурился Кутепов.
— Я думаю… мне почему-то кажется, что Бьянке очень неприятны все эти разговоры о Хорских. Помните, как она переживала вчера? Чуть не плакала…
— Ну.
— Так вот. Я думаю, будет лучше, если рядом с ней окажется не близкий человек, а так скажем далекий, но свой. То есть — я. Она стыдиться того, что вас подвела. Не ездите с ней, Михаил Петрович, давайте я туда отправлюсь.
— Интересно, как ты ей это объяснишь? — сдаваясь, буркнул Кутепов.
— Просто. Меня тоже вызвали в прокуратуру. Когда только начиналось следствие по убийству Якова Семеновича, меня не было в городе и теперь следователь хочет узнать — кто я, что я и откуда. Вдруг, я какая аферистка-террористка? Вот и скажите Бьянке, что бы она захватила меня с собой. Города я не знаю, где находиться прокуратура в жизни не найду… А у вас образовались срочные дела. Хорошо?
— А что ты будешь делать в прокуратуре? В первый попавшийся кабинет зайдешь?
— А Бьянке это важно? — вопросом на вопрос ответила я. — У нее своих забот хватает.
— Но… я ей уже пообещал, что поеду вместе с ней…
— И как она отреагировала?
— Плохо.
— Ну вот видите. Ей будет легче разговаривать со следователем без вас.
По наблюдениям, кои я успела сделать за эти дни, близких друзей в этом городе у жены Кутепова либо не было, либо не осталось. Полгода Бьянка открыто предпочитала общество Хорских и, вероятно, если какие-то подруги и были, то сейчас они чувствуют себя обиженными. И врядли, Бьянка отправиться к ним жаловаться и выплескивать на позаброшенных подружек историю предательства. Стыдно, обидно и унизительно. Если повезет, я стану ее наперсницей.
И хочу заметить, что никакие тайны и откровения бывшей танцовщицы, использовать я не собиралась. Мне нужно только з н а т ь и сделать выводы. Надеюсь, что родственницу, случайно залетевшую в дом не крыше, Бьянка использует по извечному женскому назначению — поплакать на мягком плече, дать утереть себе слезы и получить сочувствие в ответ.
Коридоры прокуратуры сияли свежей краской. Народу почти не было (прокурорские тоже люди, у них тоже есть дачные грядки, где вовсю идет посевная), я вольно вытянула ноги, почти до половины перегородила проход и жалела, что подслушать невозможно.
Одним глазком, когда Бьянка заходила в кабинет, я увидела длинное помещение с единственным столом у окна. От двери до стула, куда усадили Бьянку, было метров шесть, а двери в здании дореволюционной постройки стояли толстые и монументально-основательные. Плюс обивка из дермантина, плюс страх попасться в позе «ухо у замочной скважины».
Терзали госпожу Кутепову так долго, что я уже начинала переживать о бесполезности моего пребывания в этом коридоре. Для исследовательских целей мне не нужна Бьянка выжатая как лимон, мне нужна женщина полная, хоть и неприятных, но эмоций. Эмоции должны бить ключом, клокотать и выплескиваться через край. В мою сторону.
От скуки и переживаний спас звонок мобильника. На дисплее обозначился номер детектива Андрюши, и я радостно воскликнула:
— Привет! Как дела?
— Привет, — раздался чем-то крайне недовольный голос сыщика. — Как ваши дела?
— По всякому, — вильнула я. — Что нарыл?
— Ты там сидишь? — предварительно поинтересовался Андрюша.
— Сижу. Так давно, что седалище онемело.
— Ну так посиди еще пару часиков, — хмыкнул он. — Я уже в московской электричке, скоро приеду… такое расскажу, что если не упадешь, то сядешь.
— Говори! — взмолилась я. — Не томи душу!
— Фигушки. Я хочу в этот момент физиономию твою видеть. Насладиться, так сказать, моментом.
— Что-то важное? — еще больше оживилась я.
— Как посмотреть, — усмехнулся детектив. — Удивительное, это точно.
— Андрей, ты злодей!
— Считай, что это моя маленькая мстя за Туполева, — вредно произнес сыщик. — Помучайся теперь ты немного.
— Это не честно! — взвыла я и, вскочив, подбежала к окну.
— Очень даже честно, — не согласился Андрюша. — Я приеду часа через два, заскочу домой, переоденусь, душ приму (два дня в самолетах спал), потом сразу к тебе. Договорились?
— А куда я денусь, — вздохнула я.
Может быть, сотворив маленькую «мстю», Андрей забудет старые обиды и перестанет относиться ко мне как к пятой колонне? Если мы вновь начнем общаться нормально, то это стоит любых ожиданий.
Едва я успела убрать мобильник в карман, из кабинета следователя вышла Бьянка. Лицо в красных пятнах, но глаза сухие. Увидев меня, она слегка удивилась. Толи не думала, что буду ее ждать, толи вообще забыла о моем существовании.
— Давно сидишь? — спросила, на ходу доставая из сумочки сигареты.
— Не очень. Меня саму только что отпустили. — Я засеменила вслед за ней к выходу.
— О чем спрашивали? — думая о чем-то своем, спросила Бьянка.
— Кто я, что я, как давно вернулась в Россию.
— Ну-ну, — бросила жена Кутепова и, сбежав по крыльцу к машине, оперлась задом о капот и долго, с трудом попадая кончиком сигареты на пламя зажигалки, прикуривала: — Достали! — выдохнула вместе с дымом. — Как они все меня достали!
Я молча смотрела на дрожащую в нервных пальцах тонкую сигарету, на слегка пыльный капот «Ауди», который наверняка оставит след на бежевых брюках, и ждала пока нечаянная родственница успокоиться.
Рядом с машиной, метрах в двух стояла урна, но Бьянка намеренно швырнула окурок на асфальт и со злостью раздавила его подошвой удобных туфель на низком каблуке. «Поехали!», — скомандовала и села за руль. Но когда двигатель чуть слышно заурчал, вдруг выдернула ключ зажигания и, ударив обеими руками о руль, обняла его и опустила голову.
Я думала она заплачет. Но видимо, ожесточение Бьянка давила не слезами, а резкими движениями. Внезапно выпрямившись, одним точным движением она вернула ключ на место и, заставив машину взвизгнуть шинами, выбросила ее со стоянки.
— Поедем выпьем, — сказала и, промчавшись по дороге метров триста, швырнула машину направо к бордюру.
«Вот это темперамент!» — подумала я и, представив ее на месте убийцы, поняла — пистолет с подушкой вместо глушителя, не оружие Бьянки. В ее стиле треснуть врага подсвечником по голове. Так и видится эта женщина в кружевной мантилье, с подсвечником или серебряным стилетом в руке, — резкий замах, короткий удар и… «Кармен-Сюита» в аранжировке Щедрина. Дама в мантилье заламывает руки и уходит со сцены под аплодисменты восторженных зрителей.
…В полутемное нутро крошечного бара, Бьянка не вошла, а ворвалась. «Двести коньяку, лимон и… двести коньяку! Нет, тащи бутылку!» — крикнула не сбавляя шага, с размаху шлепнула сумку на стол, села и, наконец, замерла.
Я неслышно примостилась рядом, и с непритворным сочувствием спросила:
— Что-то не так?
— Всё не так! Все не так! — прорычала жена Кутепова и самым сатанинским взглядом посмотрела на официанта выставляющего с подноса фужеры, орешки и бутылку, вроде бы армянского.
Бутылка была запечатана и Бьянка немного подобрела. Тонко нарезанные дольки лимона нам принесли чуть позже.
Не обращая внимания на бармена, официанта и двух посетителей, Бьянка с грохотом вывернула сумку на стол, разворошила косметику, выудила нераскрытую пачку сигарет и зажигалку и, нависая грудью над столом, замерла с сигаретой, прилипшей к верхней губе.
Вещи в ее сумку сгребала я. Уронила тюбик с помадой и сползала за ней под стол.
Не знаю, сколько бы времени жена Кутепова просидела, изображая памятник, но я отвлекла ее от цементных мыслей вкрадчивым вопросом:
