Светлана Алешина - Ночь кровавой луны
– А может быть, все-таки попробуем? – робко предложила я, не спеша отказаться от своего светлого будущего с Хиллом.
Она тяжело вздохнула и подошла к картине, изображающей святого Трифона.
Задумчиво посмотрела на него, пошевелила губами и протянула свою пухлую ладонь:
– Давай триста рублей. Раз ты этого хочешь, мы с Трифоном противиться твоему желанию не станем. Но ты нас уж потом не ругай!
* * *Она зажгла три свечи и что-то забормотала. Над фотографией несчастного, совершенно не повинного ни в каких прегрешениях Даймона в это время творились загадочные пасы руками. Я даже начала побаиваться, что чудесный, невесть где раздобытый Пенсом фотоснимок придет в негодность от постоянного соприкосновения с ее потными ладонями.
Несколько раз она оглянулась на меня, и я отметила, что взгляд у нее точно нехороший – с злыми льдинками в глубине. «Вдруг она и впрямь какая-нибудь ведьма», – подумала я. Вот сижу тут, рискую собственной душой, и даже, что немаловажно, здоровьем, и все это – чтобы выяснить ее истинное отношение к соседям.
Впрочем, о том, что она не любила Игоря, я догадалась без особого труда. Именно поэтому она и настаивала, что имя это нехорошее и является носителем зла.
Но почему?
Какая черная кошка между ними пробежала?
И насколько сильной могла быть ее ненависть, если допустить мысль о том, что она нарочно сваливала вину именно на него?
Или она и в самом деле почитала его злодеем?
– Вот так, моя милая, – наконец прекратила она свои колдовские извращения. – Он будет так в тебя влюблен, что и сама рада не будешь…
– Ну, почему же? – возразила я. – Кажется, я этого и хотела.
– У меня был знакомый с таким же взором, – сказала она. – Не хочу тебя пугать, но…
Она замолчала и вдруг спросила:
– Может, кофейку выпьешь со мной? А то одной скучно.
Я кивнула.
Надо же, оказывается, специалистки по магии бывают одиноки настолько, что им не с кем поговорить по душам?
Очевидно, она действительно дорожила дружбой с Машей, а все вокруг этого не понимали, видя перед собой только странную женщину, зарабатывающую себе на жизнь столь странным способом, как эгильот?
* * *Нет, она не вызывала у меня симпатии.
Но, когда я согласилась выпить с ней кофе, она так обрадовалась, что я испытала к ней жалость.
Знаете, такое вот неприятное чувство с маленьким оттенком гадливости – она по-прежнему мне не нравилась, и в то же время я сочувствовала ее одиночеству.
Может быть, за мой сеанс милосердия святой Трифон выдаст мне поощрение в виде ее откровенности?
Она разлила кофе по неожиданно изящным чашечкам, на которых были изображены пастух и пастушка. Этакая идиллическая пастораль, странная в столь мрачном месте. Я скорее ожидала увидеть тут чашки с пентаграммами! Впрочем, откуда мне знать, к чему склонны современные ведьмы? Я общалась с представительницей этой профессии первый раз в своей жизни. Раньше как-то господь миловал!
– Как тебя зовут? – поинтересовалась она, с едва заметным подобострастием заглядывая в мои глаза.
– Александрой, – сказала я.
– Надо же, второе совпадение… – задумчиво произнесла она.
Тем не менее даже это не заставило ее отнестись ко мне с подозрением, а я почувствовала легкий укол стыда, что обманываю такую простодушную и наивную до глупости женщину!
Впрочем, сколько народа она обманула своими дурацкими «эгильотами» и «кармами»?
Конечно, они и сами были рады обманываться, и все же!
– У этой моей подруги, про которую я тебе рассказывала, дочку тоже так звали. Александрой. А ее Марией… Только вот убил ее муж. Из ревности убил. Карма…
– Да что вы говорите! – воскликнула я. – Как это убил?
– Карма, – многозначительно повторила Ольга. – Топором убил. Маша моя ведь жить с ним больше не хотела. Другой у нее был, понимаешь? Другой… Кто– не могу тебе сказать, даже и знала бы – не сказала. Маша скрывала это ото всех. Даже от меня. Одно она сказала – он сильный и порочный.
Последнее утверждение меня очень заинтересовало.
– Мой Игорь тоже сильный и порочный, – похвасталась я, задумавшись, грешу ли я против истины и присущи ли Хиллу придуманные мною качества?
Про Пенса и говорить не стоит – сила-то у него есть, а вот насчет порока я не уверена. Надо будет понаблюдать получше, может, удастся обнаружить в нем порок?
Хотя вряд ли. Если он не обнаружился за двадцать лет тесного общения, то теперь точно не обнаружится! И сил тратить на это не стоит…
– Вот всех вас на таких и тянет, – довольно кивнула моя собеседница. – Сами хрупкие, женственные, а хотите рядом с собой тигра видеть… Я ей на него гадала. Только вот на присушку она не согласилась. Хотела все прекратить, да без этого не могла. По картам вышло, что у него и жена есть, и дети, а Машу он вдалеке от себя держит, потому что между ними лежал бубновый король. И можешь не верить, а перед самой Машиной гибелью я ей выложила пикового туза с девяткой. Смерть… Хочешь, тебе погадаю?
Я поспешно затрясла головой. Сами понимаете – после этакой рекламы, кто согласится на сеанс «карточных откровений»?
– Ну, как хочешь, – слегка обиженно поджала она губы.
– Да у меня больше денег нет, – соврала я, невольно притыривая сотню.
С мелкими угрызениями совести я успешно справилась – жизнь, господа, такая штука, что нельзя позволять себе их. К тому же Лариков выдал деньги мне на мороженое, быстренько нашла я себе оправдание.
– Да, без денег ничего не узнаешь, – печально согласилась Оля.
– Вы очень переживали ее гибель? – осторожно спросила я.
– Как свою. Или как своей сестры. Маша… Она меня понимала. Остальные меня боятся. Говорят, зло несу, и что я ведьма. Они и сейчас считают, что это я на Машу беду накликала. А я ни при чем. Я сама бы Машу оживила, так плохо без нее! Она ведь красавица была, умница…
Она вытерла уголки глаз кончиком носового платка.
– А вот Игорю ее я беду нашлю, это уж как пить дать, – неожиданно визгливо прокричала она. – Не будет он жить на этой земле!
– Но ведь вы же говорили, что Маша сама была виновата! – вступилась я за Игоря. – Ведь у нее был любовник, я вас правильно поняла?
– Это дело было совсем другое. Тут болезнь была.
Оч-чень интересно!
– Она же могла справиться со своей «болезнью»!
– Мария не могла! Она ведь страстной натурой была! Если страсть сильная, кто же справится? А там было именно так… Потому что я это знаю – сама видела, как на моих глазах человек изменялся!
– Да бросьте вы, – подбросила я «дровишек в огонь». – Не верю, что человек может измениться под влиянием страстей. Или в нем сидел дьявол, но скрытый, тогда все это похоже на лицемерие, или…
– Не говори о том, чего не знаешь! – вскипела моя собеседница. – В человеке все есть. И дьявол тоже… Просто он иногда дремлет, а потом приходит какой-то бес и этого дьявола пробуждает к жизни.
– Но ведь все-таки – человек о нем подозревает?
– Человек иногда ничего не знает. Или он подавляет свои черные инстинкты, но потом они оказываются сильнее его! А у Маши страсть была сильная… И ее это погубило. Я ведь ей говорила, что надо янтарь носить – он бы приглушил ее болезнь, но она только рассмеялась, помню, и сказала мне – ничего уже не исправишь. И сама уже будто бы без этого не сможет… Что тут сделаешь? Ведь это я ее подтолкнула к познанию темной стороны себя! Я!
– Как это?
– Мы с ней разговаривали как-то раз. О том, что человек, чтобы ему понять себя лучше, должен окунуться в самое темное. До черноты. Должен пройти через все мытарства. Тогда она меня спрашивает: а если, скажем, человек сильно виноват? Как ему справиться с этим чувством? Попросить прощения, говорю. А я не могу, ответила она. Переступить через себя не могу. Знаю, что виноват не тот, кого я обвиняла, а вот признать себя побежденной не в состоянии. Тогда я ей сказала – окунись в боль. Это искупит. Все искупит. И она тогда задумалась, а потом… Потом она у меня вдруг спросила – а боль может понравиться? Задумчиво так спросила. Я ей сказала, что боль нормальному человеку не понравится. Тут она рассмеялась и говорит – надо попробовать…
Сразу же испугавшись своего откровения, Ольга замолчала, настороженно взглянув на меня.
Я сделала вид, что ничего не поняла, но больше к этой теме она не вернулась.
Она пришла в себя и начала говорить на другие темы, которые касались ее странной работы, рассказала мне про травы, очень долго объясняла, что такое карма и как ее можно исправить, – в общем, плела всевозможную чушь, мало меня интересующую.
Я вытерпела эту пытку довольно мужественно, но через час посмотрела на часы и весьма натурально вскрикнула:
– О, господи! Я заговорилась! Мне пора!
Обратившись к ней, я сказала с воодушевлением:
– Так приятно было пообщаться с вами! Я даже не заметила, как пролетело время!
