Нелли Федорова - Дом на миндальной улице
Ответь мне скорее,
Гай Клавдий Максимус Брут, первый консул (размыто).
Приписка: Как прошел вечер? Чем закончилась история с этим бельем?
(Северин Нола Гаю Клавдию, 6 января, год 861)
Приветствую тебя, наиавгустейший Клавдий.
Признаться, получить подобное письмо для меня было полной неожиданностью. Я всегда знал тебя как мужчину твердых взглядов и трезвого ума. Я крайне удивлен, что ты так безоговорочно поверил письму этого сопливого посла. Ты в своем стремлении выглядеть как можно чище забываешь, что есть и обратные величины ― не столько чистота красит сенатора, как его статус. И что о сенаторше вряд ли кто посмеет говорить дурное. Ты слишком важная и весомая фигура, чтобы заподозрить, что ты мог взять себе плохую жену. Мальчишка просто хочет тебя обмануть и увести девчонку у тебя из-под носа. Поэтому возьми себя в руки, и действуй.
Что касается слухов, то там есть доля правды, я слышал, она якшается с этой внебрачной дочкой Салюстиев. Не самая лучшая компания, не спорю. Но когда ты ее получишь, ты запретишь ей водиться с плебеями. А какой-то там характер… У Юлии тоже был характер, дикаркой себя считала, я ей показал, где ее место.
Что касается вечера, то все случилось, как я и ожидал. У Юлии был целый день, чтобы подготовить свою комедию в деталях, чем она и занималась. Действие получилось грандиозным. Закатывала истерику, каталась по полу, пыталась угрожать, ножиком трясла. Да только никогда у нее не хватит духу себя пырнуть, потому что знает, что я только рад буду от нее избавиться. Столько крови мне попортила. Вечно ныла, изводила меня своей ревностью, хотя я ей уже тогда объяснил, что она не будет моей единственной женщиной. Никогда не понимал, кто вбивает бабам в голову то, что они якобы имеют какое-то право на мужа? Всегда вела себя так, будто я ее вещь.
Так что ты еще подумай, нужна ли тебе вообще жена.
Как она измучила меня… Приходишь домой, а там она со своими вышивками, тряпками, побрякушками начинает часами рассказывать про своих подружек. А уж с тех пор, как Августа на сносях, это главный повод втянуть меня в разговоры.
Эрена начинает все больше походить на Юлию. Ненавижу, когда у баб появляется в глазах этот самодовольный огонек, и они начинают полагать, что имеют над тобой какую-то власть. Надо же было догадаться сунуть мне в одежду эти свои паршивые трусы. Должно быть, полагает, что их рыбная вонь должна вызывать у меня желание прийти к ней. Грязная сука, портовая дрянь, а строит из себя аристократку со своими замашками. Только хоть у нее и кружевные трусы, под ними то же дерьмо, что и у других.
Кстати, о суках. Помнишь, я говорил тебе о белой, которую купил у торговца на Ариэле? Я давно хотел получить от нее щенков, и мне все-таки удалось скрестить ее с Волчком, и недавно она ощенилась. Если хочешь, я могу подарить тебе одного щенка ― это не щенки, а бесенята, я уверен, что они станут лучшими бойцовыми псами в Эосе. Они уже сейчас бросаются и рвут все, что видят. Пришлось даже рассадить их, иначе они так играют, что наносят друг другу страшные раны. Шерсть у них жесткая, как у кабана, грудь широкая, а шея такая толстая, что не прокусят. Я выпущу их на арену в равноденствие, на первый ежегодный турнир. И будь уверен ― они победят!
Приписка: барка приплывает сегодня ночью. Встречаемся у Тита.
Северин Нола.
(Гай Клавдий Энею д`F, 11 января, год 861)
Приветствую Вас, господин Эней.
Спешу сообщить, что мы вынесли наше решение в пользу вашей замечательной дочери. Она действительно так красива, как о ней говорят и ее здоровье не вызывает сомнений. Она будет достойной заменой нашей госпоже Амаранте, мир ее праху.
Единственной помехой нашему августейшему браку мы видим только в вашем низком происхождении. Впрочем, это легко исправить. Скоро вы получите титул и причитающуюся сумму. К тому же времени истечет срок траура по вашей покойной супруге, земля ей пухом, и состоится свадьба.
Мы бы хотели увидеться с вами в нашей резиденции завтра вечером. Принесите нам ее бумаги и мы все оформим как полагается.
С наиавгустейшей милостью,
Гай Клавдий Максимус Брут, первый консул… (заляпано воском).
(Леонель д`F Фелисие S, 5 января, год 861)
Здравствуй, Фелисия.
Плохие новости у меня… Все случилось именно так, как я и предполагала. Отец выдает меня замуж. Только что приезжали трое знатных господ, все в богатом платье, прибыли в великолепном экипаже, но эта показная роскошь… Я тебе все подробно расскажу завтра, на празднике, а сейчас мне надо предупредить тебя и рассказать тебе кое о чем, потому что просто не могу не думать об этом.
Завтра я уеду из Эоса. Я договорилась с ним, он будет ждать меня позади твоего дома в десять. Часовая башня так близко к тебе, что я не сомневаюсь, что услышу звон колокола. Мне нужно только, чтобы ты отвлекла Маргариту и Паулину, когда я должна буду выйти. Паулине я ничего не скажу, иначе она меня выдаст своим лицом и поведением. Пусть лучше узнает все потом, и я напишу вам, если будет возможность. Наверное, по моему почерку ты видишь, как я взволнована. Прошло уже несколько часов, а я все не приду в себя. Ты не представляешь, как я была потрясена. Ведь я думала, что погибла, а он…
Как мне тебе это рассказать, ведь я о нем даже ничего не знаю. Я увидела его позади экипажа этих господ, он ехал на гнедой лошади, и держался так безупречно, что на него нельзя было не смотреть. И только я задержалась на нем взглядом, он поднял голову и точно посмотрел мне в лицо, словно заранее знал, где я нахожусь. Он этим взглядом словно прошил меня насквозь, я не знаю даже как… взгляд такой прямой, уверенный, и хищный, мудрый, как будто я стояла перед готовым к атаке волком. Не подумай, что я сидела час у окна, глядя на этого парня, все это длилось какие-то секунды. Мы на мгновенье встретились глазами, и меня посетило чувство какого-то предопределения что ли… вот как будто заранее знаешь, что знаешь либо, что будет дальше, либо кажется, что все это ты уже видел. Но толком в этом я не успела разобраться, потому что услышала Маргаритины вопли и тут же бросилась к дверям. Мы остановились друг напротив друга ― я в дверях, она на расстоянии в коридоре. Она как-то замерла, будто опасаясь с моей стороны какого-то подвоха, и я, воспользовавшись этим, захлопнула перед ней дверь. Она начала было стучать, но я довольно грубо сказала, что занята и прошу оставить меня в покое. Меня ни на секунду не покидало ощущение того, что с этой минуты, как эти трое вошли в дом, уже ничего нет важного, кроме необходимости любым способом сохранить свою свободу. Поэтому я даже не помню, что там кричала Маргарита, что делала Лина… Я просто спустилась вниз и в упор рассматривала их, стоя у лестницы. Наверное, это было по меньшей мере невежливо, но мне было все равно. Я хотела бы произвести дурное впечатление, чтобы они отказались от меня. Другого пути нет, ведь, если они решат, меня не спросят и поставят уже перед фактом…
Того, кого мне выбрали, я узнала сразу – моложав, выхолен и аккуратен, не сказала бы, что не симпатичен собой. Но мне показалось, что он глуповат, тщеславен, взгляд бездумный и рассеянный. С ним был его друг, мерзейшее существо в мире, несмотря на аристократические манеры, изящную одежду и благородную внешность. Не могу забыть его взгляд, полный ненависти, презрения, похабное, сластолюбивое лицо, постепенно я прониклась отвращением ко всему ему – к его жиденьким усикам, тонким губкам, костлявым пальцам, вонючим сигарам…все, чего он касался, становилось каким-то замаранным.
Тот третий, его называли Эринием, чужеземец. Из Селестиды, судя по цвету кожи и одежде. Не могу объяснить тебе, но чем больше я смотрела на него, тем больше уверялась в том, что знаю его. Каждое его движение отзывалось во мне давно забытым воспоминанием. Я чувствовала себя так, будто некогда потеряла память, и теперь вижу знакомого и пытаюсь понять, кто он был… Звучит глупо, Лис, я знаю, но ничего не могу с собой поделать, я чувствовала именно это. Весь вечер Лина под присмотром Маргариты прислуживала тем двоим, а я отошла в сторону и села вышивать. В какой-то момент я поняла, что он подошел и сел рядом, в груди словно обожгло огнем, и я задержала дыхание. Он заговорил, и я могу поклясться, я знала этот голос, я слышала его раньше. Он словно шел откуда-то из глубины, из памяти, из времен, когда все было по-другому, не знаю как, но из самых дальних и милых сердцу дней… Ты можешь подумать, что я влюбилась. Паулина мне уже все уши прожужжала об этом. Но это не так. Любовь слишком интимное и самодовольное слово, слишком эгоистичное переживание для того, что связывает двоих. Я чувствовала какое-то благоговение, томящую радость, будто увидела старинного друга после долгой разлуки. Глупо, но я не могла поднять на него глаз, все смотрела в пяльцы, исколола все пальцы, я думала, что посмотри я на него, я либо расплачусь, либо брошусь ему на шею. Я наверное сошла с ума…
