Эллестон Тревор - Полет Феникса
- Придется отодвигать весь самолет, если не сможем поднять правое крыло и установить его сверху фюзеляжа.
Никто не возразил, да он бы и не услышал ответа. Все наблюдали, как он взбирается на крыло, энергичный, с головой ушедший в дело, забывший о жаре холоде, жажде или чужой боли. Под тяжестью его тела просели козлы.
А они не очень-то надежны, подумал Кроу. Если сломаются, он свернет себе шею. Вот смеху будет.
Пользуясь, как нивелиром, куском трубы, Стрингер сопоставлял высоту крыши и основания, куда нужно было подвести правое крыло. Дважды перепроверив, спустился. Глянул в сторону Морана.
- Мы сможем поднять крыло по этой стороне фюзеляжа - сначала запрокинуть, а потом с помощью лебедки поднять основание. Полагаю, вам понятно, что я имею в виду.
В белом свете лампы Моран обдумывал предстоящие работы.
- Если только выдержит крыша самолета, - засомневался он.
- Она прогнется, но не сильно. Это лучше, чем двигать на новое место сначала все крыло, а потом гондолу.
- Справедливо. Всем все ясно?
Начали перетаскивать на другую сторону лебедку, а Лумис пошел к Кепелю. Сначала будет немного шума и скрежета, но, думаю, самолет больше качаться не будет.
Кепель писал. Он исписал оборотные стороны двух полетных рапортов.
- Я в порядке, - повторил он спокойно, - благодарю вас. Не беспокойтесь обо мне.
Под золотистым пушком светилось мертвенно-бледное лицо, глаза тускло блестели в свете лампочки, которую они установили для него. Лумис понял, что мешает. Должно быть, пишет длинное письмо родителям. Он ушел.
Прошло два самых холодных часа ночи. Руки немели от ледяного металла, до волдырей обжигающего в дневные часы. Дважды заматывался трос лебедки. Его распутывали. Немного удалось приподнять с песка крыло, как снова соскользнул трос, и в крыле, ударившемся о козлы, пробило дырку. Работали почти без слов. Стрингер вовсе молчал. Перерывов не делали. Попробовали выровнять край крыла стальным рельсом, но сил не хватало, и крыло соскальзывало с десяток раз. Вдруг громко выругался Таунс: когда в очередной раз сорвалось крыло, ему ободрало руку от локтя до запястья.
Стрингер командовал, а они перетаскивали по песку крыло на другую сторону, протянув трос через крышу фюзеляжа. По мере подъема груза корпус самолета искорежило, но Стрингер оказался прав: его вмяло только до ребер жесткости, а они устояли.
К рассвету крыло уложили наискось на продавленной крыше кабины управления - концом вниз. Дальше тащить его лебедкой было невозможно. Попробовали перетаскивать вручную. Первым обессилел Тилни: шатаясь, упал на песок. Белами растянул сухожилие. Остальные сидели в полной прострации, сложив руки на коленях, со свистом втягивая воздух пересохшими губами.
Стрингер сказал:
- Надо сделать еще одни козлы и поднимать рельсом за край, постепенно козлы наращивая.
Горизонт побелел. Скоро появится солнце, а вместе с ним жара. Не было нужды ощупывать металлический корпус: если бы выпала роса, то ночью был бы иней. Инея не было.
- Надо построить козлы, - бесстрастно повторил Стрингер.
Таунс промолчал. Он не верил, что они смогут двинуть это крыло, не разрезая его. Сил не оставалось.
- Должен ли я объяснять в деталях? - настаивал Стрингер.
За всех ответил Кроу:
- Нет, Стринджи. Сходи пописай и дай нам пару минут передохнуть, будь хорошим мальчиком.
Только Лумис заметил выражение лица Стрингера в этот момент. И сразу понял, что произошло нечто очень серьезное.
Веретенообразное туловище натянулось, руки вытянулись вдоль тела; стекла превратились в два светоносных пятна на затемненном лице. Он надвинулся на Кроу и срывающимся от гнева голосом выдавил:
- Меня зовут Стрингер. Пожалуйста, запомните. Стрингер.
И резко зашагал к самолету, закрыв за собой дверь.
ГЛАВА 11
Пел сверчок, кружился в голубом небе и пел. Он пытался поймать его и съесть, когда тот садился, но прижатая к земле рука не слушалась, и опять трещал сверчок. Насекомые разбивались о дверь, и мальчишки-арабы подбирали их и тащили жарить. Они способны съесть что угодно. Даже жареную саранчу. Тошнит.
Теперь сверчок тикал, над ним поднималась и медленно падала белая стена, снова вставала и падала. Он закричал. Хотел убежать, но тело не слушалось из-за жары, и в абсолютном белом безмолвии на него обрушилась белая стена, и он опять крикнул.
- Дейв, - послышался чей-то голос.
То был Кроу - по другую сторону стены. Он звал его.
- Дейв, приди в себя!
Болела ссадина на руке, жгло растянутую мышцу на спине. Падала и поднималась белая стена вместе с волнующимся на ветру шелковым пологом. Он открыл глаза. Под ухом тикали часы. Шевельнул рукой и почувствовал резкую боль.
Рядом сидел Кроу.
- Полдень, - сказал он. Покрасневшими глазами и носом-клювом он походил на птицу.
- Что?
- Надо зажечь факел.
Остальные спали. Кто-то дежурил у мерно стонавшего генератора. Очевидно, Таунс, - рядом его не было.
- Пошли.
Пошатываясь, отлили немного масла из правого двигателя. Для фитиля воспользовались обрезком чьей-то брючины. Дым поднимался под углом к западу - опять ветер дул не с севера, не с моря. Сквозь горячие волны золотистого воздуха нетвердо зашагали обратно в тень хвоста. Белами хрипло сказал:
- Придется просить Таунса, чтобы увеличил норму.
- Дело ваше. Я просить не могу. Я ведь делюсь с беднягой Бимбо.
- Боже мой! Осталось всего на четыре дня. - Десять минут, которые они провели на солнце, вызвали сильное потоотделение. - Если все мы решим увеличить рацион, то хватит только на три.
- Я обещал Робу, что присмотрю за Бимбо.
Они заметили, что Стрингер чем-то занят в тени установленного на козлах крыла. Он стоял на плоском камне. Никто не видел его спящим.
- Он не человек, - сказал Кроу. Он так и не понял, что же все-таки произошло сегодня на рассвете. Ни с того ни с сего Стрингер надулся как гусь.
- Чего это он? - спросил Альберт у Белами
- Ты же назвал его "Стринджи".
- Я? А что мне, лордом его величать?
- Он чувствительный.
- Да ну?
Чувствительный? В это трудно было поверить. Должна быть какая-то другая причина. Он даже не помнил, как сказал это слово. Он нагнулся, чтобы перевести дух, а над ним все скрипел нудный голос Стрингера, вот он и сказал ему, чтобы пошел пописать, и больше ничего. Его бы на пару деньков в Джебел, где так окрестят... Только не ублюдком. Это ругательство почему-то не любят. Но никто ведь его так не обозвал. Чего же он нагрелся?
Кроу опять прилег и попробовал уснуть, но сна не было. В час дня пошли гасить факел. Остатки дыме поднимались вверх. Ветер замер, и опять застыл шелковый тент над головой.
- Может, помочь Стрингеру? - предложил Белами.
- Ты что, рехнулся? - Кроу опять вытянулся в тени. - Если мы не перестанем потеть, это конец! Знаешь что? Последний раз я мочился вчера утром. Мы засыхаем, Дейв. Рано или поздно ссохнемся.
- А Стрингер - не человек?
Стон генератора прекратился, и из самолета вышел Таунс. Весь в поту, он упал на песок рядом с Мораном. Монотонное верчение шкива усыпляло. Теперь в кабине управления можно было только сидеть, потому что крыло сильно подмяло крышу. Его беспокоил запах горючего: то ли разорвали один из баков, когда передвигали крыло, то ли на жаре рассохлись клапана. В кабине был постоянный запах, а щетки динамо искрили. Сидя у генератора, он мучил себя кошмарами: если произойдет загорание, то взорвется бак в крыле, лежащем прямо на крыше, и, прежде чем они успеют пустить в ход огнетушители, пламя охватит весь самолет. Не станет последнего укрытия. И был еще Кепель, которого нельзя трогать с места. У сержанта Уотсона есть пистолет. К нему и придется прибегнуть, прежде чем огонь доберется до мальчишки.
Из-за работ с крылом Кепеля придется все-таки передвинуть: в любой момент возможна случайная искра от трения. Прошлой ночью слышно было, как плещется горючее в баке. При этом все время терся трос лебедки. Но слить горючее некуда, кроме как в левый бак, а это удвоит вес с одной стороны - тогда не выдержат козлы.
Немецкого мальчика двигать придется, а это его убьет. Снова откроется кровотечение, и он потеряет и кровь, и влагу: с потерей крови автоматически увеличивается жажда. Кепель и сейчас выпивает по полторы пинты в сутки. Так что с этим ничего не поделаешь. Остается вдыхать пары, сидя в кабине, а если этому суждено случиться, то придется прибегнуть к пистолету сержанта.
Моран спросил:
- Чья очередь, Фрэнки?
- Белами.
- Я позову его.
Первые два часа помогал свет новой луны - смягчал тени, отбрасываемые лампой. Они подперли рельс самым большим камнем и подставили под середину крыла козлы, так что к полуночи конец его был уже на высоте человеческого роста. Отдыхали, не вступая в разговоры, потому что от прикосновения к зубам болел язык, а губы стали малоподатливы.
Едва успели возобновить работу, как увидели, что со стороны пустыни кто-то приблизился к освещенному кругу и упал на самом его краю. Кроу бросился на помощь и, узнав лицо, выдохнул: "Боже!"
