Ян Экстрём - Цветы для Розы
Дойдя до конца коридора, он скрылся в небольшой комнатке с выложенными кафелем стенами и цементным полом. В одном ее углу стоял старый ветхий унитаз с ободранным деревянным сиденьем и большим ржавым бачком с цепочкой. В другом, на некотором возвышении,— голубое эмалированное биде; рядом с ним в стене был кран с стоящим под ним жестяным тазом, которым, по-видимому, пользовались, чтобы набрать в биде воду. К одной из стен был прикреплен допотопный душ с ржавым наконечником и таким же ржавым краном. Неподалеку от него в полу была пробита дыра, которая иногда, судя по всему, заменяла жильцам унитаз. Вдоль стен и по потолку тянулись спутанные, облупившиеся пластмассовые водопроводные шланги и ржавые канализационные трубы. Сняв с шеи полотенце, Улоф помочился прямо в отверстие в полу и включил душ. Вода была холодной. Сначала она обожгла кожу, он вздрогнул, однако потом привык, она даже бодрила. Он почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, все тело налилось приятной теплотой. Некоторое время он с удовольствием мылся. Проведя рукой по подбородку и убедившись, что густой щетиной Жан-Поля здесь и не пахнет, Улоф решил сегодня не бриться. Перед уходом он скомкал принесенную им туалетную бумагу и сунул ее за трубу — на будущее.
Проходя на обратном пути мимо газеты, он скользнул по ней равнодушным взглядом, но вдруг внезапно остановился и поднял ее. Это был сегодняшний номер «Le Mond». Внимание его привлекла статья на первой странице под хищным заголовком «Убийство шведского дипломата». Постояв несколько мгновений и прочтя первые строки, он, захватив с собой газету, отправился по коридору к своей комнате, оставляя по дороге на полу мокрые следы. Открыв дверь, он замер на пороге. Жан-Поль и девушка уже проснулись и снова, по-видимому, решили заняться вчерашним делом. С их кровати неслись все те же сладострастные звуки. Он прикрыл дверь и, подойдя к ближайшей оконной нише, уселся на подоконник, тщетно пытаясь сосредоточиться на статье. Внезапно дверь распахнулась. Жан-Поль уже успел натянуть джинсы, однако не застегнул их. Он торопливо прошел мимо Улофа и скрылся в уборной. Улоф, усмехнувшись, обернул полотенце вокруг бедер и вошел в комнату к девушке.
— Привет,— сказал он.— Тебя как зовут?
— Женни.— Голос у нее был чистый, как ручеек. Она сидела на краю постели совершенно голая; внезапно она поднялась и направилась к дивану, у которого стояли два кресла и низкий столик. Эта мебель, расположившаяся возле наружной стены между двумя слуховыми окнами, да еще несколько дешевых цветных литографий, развешанных как попало, составляли единственное убранство комнаты. В углу дивана она отыскала свои черные трусики, выпрямилась и вывернула их. Его присутствие, казалось, абсолютно не смущало ее.
Улоф с любопытством наблюдал за ней. Девушка действительно была красива. На вид ей было восемнадцать — девятнадцать лет, однако вполне возможно, что и меньше. Она была небольшого роста, худощавая, с длинными руками и длинными, стройными, мускулистыми ногами, еще сохранившими следы загара. Грудь была маленькая, но красивая; соски напоминали по форме десятифранковые монеты. Живот плоский, линии бедер плавные и красивые, однако таз несколько узковат. Треугольничек каштановых волос внизу живота был небольшой и аккуратный — по-видимому, она их подбривала. Он вдруг поймал себя на мысли, что разглядывает ее как судья на собачьей выставке, однако ничего не мог с собой поделать. Глаза у нее, как он и думал, глядя на нее спящую, были большие — карие с зеленоватыми искорками. В ее внешности было что-то неуловимое, говорившее о еврейском происхождении. Неожиданно она спросила:
— А тебя? — Натянув трусики, она уселась на диван. Он отложил газету на стол и вдруг почувствовал, что ему ужасно хочется сесть рядом с ней, однако тут же прогнал эту мысль.
— Улоф,— сказал он.— Я приятель Жан-Поля. Ты с ним давно знакома?
Она рассмеялась, показав при этом ряд ровных красивых зубов.
— Со вчерашнего вечера.
— Вот как. А я думал, ты… ну, в общем, его девчонка.
Она пожала плечами, взяла со стола газету и начала листать. Он умолк, дав на минуту волю своей фантазии, однако тут же почувствовал, что это вот-вот станет заметно под полотенцем, и поспешил сказать:
— Жан-Поль хороший парень и отличный товарищ.
Она рассеянно ответила:
— Да, в нем как будто не было никаких особых недостатков…
— Не было? — Он удивленно поднял брови.
— Ну, нет,— равнодушно поправилась она, продолжая листать газету. Внезапно она вздрогнула, положила газету на столик перед собой и начала читать какую-то статью, явно заинтересованная. Темные глаза ее быстро бегали по строчкам. Дочитав до конца, она откинулась на спинку дивана и, заложив руки за голову, устремила задумчивый взгляд куда-то мимо него, на противоположную стену, где в квадратах солнечного света, проникавшего сквозь слуховые окна, висели литографии.
— Интересно,— задумчиво сказала она.— Интересно…
В этот момент в комнату вернулся Жан-Поль. Услышав последние ее слова, он спросил:
— Что тебе интересно, дружок? — Достав майку, он натянул ее на себя, заправил в джинсы и застегнул на них молнию.
— Да вот тут, в газете,— сказала она и указала на заинтересовавшую ее статью.— По-моему, я встречалась с этим парнем.
Жан-Поль потянулся за газетой.
— С каким парнем? «Шведский турист утонул в Сене»,— громко прочел он.
— Мне кажется, они сбросили его,— сказала Жен-ни. Она вдруг вся напряглась.— Да, точно, они могли его сбросить, если, конечно, это был он. Вот черт, наверное, все-таки это был он — тот парень, которого я видела в понедельник. Он сказал, что его зовут Петер. И этот тоже Петер. Кроме того, и возраст совпадает, да и он говорил мне, что он швед…
— Какого дьявола, ты что, не можешь рассказать толком? — нетерпеливо вскричал Жан-Поль. Не обращая никакого внимания на его раздражение, она несколько минут сидела молча, по-видимому, еще раз все обдумывая, и лишь потом начала:
— Он стоял возле ночного кафе в переулке Рю де Барре, выходящем на набережную, и жевал жареные каштаны. Я проходила мимо. «Хочешь каштанов?» — спросил он и протянул мне пакетик. Я ответила, что хочу, поскольку я сразу же сообразила, что этому парню кое-что от меня надо, и решила, что раз он такой приветливый, то, наверное, будет щедрым клиентом. И вот, значит, взяла я каштан, хотя и не люблю их, и сунула в сумочку — он до сих пор здесь,— сказала она и похлопала по сумочке из крокодиловой кожи, которая лежала на диване среди прочих ее вещичек.— Он попросил разрешения проводить меня домой, поскольку, как он сказал, девушке опасно ходить по улицам так поздно. Говорил он по-английски, но я за последний год хорошо выучила этот язык. «Конечно,— сказала я,— но, может быть, мы лучше пойдем к тебе?» — «Нет, черт возьми,— сказал он.— Видишь ли, я живу в отеле, причем в роскошном отеле, и, думаю, там вовсе не будут от этого в восторге». Тогда я сказала: «Для начала мы могли бы зайти в кафе, и ты угостил бы меня ужином и стаканчиком винца, а потом я спрошу у владельца или его жены, нельзя ли нам снять у них на время какую-нибудь каморку. Ну, что ты на это скажешь?» — «Да-да, конечно»,— сказал он. Я заметила, что он уже успел порядком накачаться, но решила не обращать на это внимания. «Вот черт, снова этот проклятый автомобиль»,— вдруг сказал он. И действительно, в этот момент мимо нас медленно и как бы крадучись проехал большой белый автомобиль. «Что это?» — спросила я. «Не знаю, но с тех пор, как мы расстались с приятелями в «Лидо», он преследует меня,— ответил он.— Я взял такси и приехал сюда, чтобы сбить их со следа и попытаться найти кого-нибудь, с кем можно было бы провести сегодняшнюю ночь. У меня сегодня день рождения,— вдруг сказал он.— Меня зовут Петер. Ты ведь поцелуешь меня в качестве подарка?» — «Ладно,— сказала я,— только сначала давай войдем внутрь — я не привыкла целоваться на улице».
Это воспоминание, по-видимому, показалось ей забавным; она рассмеялась.
— Сам он ел немного, однако я была голодна,— продолжала она.— Себе он заказал виски, я выпила немного вина. Потом вдруг в кафе вошли двое каких-то мужчин, сразу же направились к Петеру и сказали: «А, вот и ты, парень! Пойдем-ка выйдем и разберемся». Петер не хотел идти с ними, однако они взяли его под руки, вытащили из-за стола и поволокли к дверям. Сначала я опешила, но потом пришла в себя, выругалась и бросилась за ними. Они уже затолкали его в свою белую машину и тронулись, да так резко, что только покрышки завизжали.
Окончив свой рассказ, она замолчала. Жан-Поль спросил:
— А потом, значит, они сбросили его в реку. Ты сама это видела?
— Как я могла это видеть? — Она с недоумением взглянула на него.— Я говорю, они могли сбросить его в реку.— Немного помолчав, она задумчиво сказала: — У одного из этих ребят на руке было пятно от ожога. Мне кажется, я смогла бы его узнать.
