Алексей Макеев - Подземная братва
Максимов очнулся от легкого дуновения, словно перышком по шее провели. Отогнулась шторка, отделяющая нормальное восприятие мира от тихого бреда, и он вдруг увидел настоящих призраков! Они проплыли по дальнему краю зала, вдали от источника освещения. Бледная размытая фигура в убогих лохмотьях. За ней еще одна – под копирку – белесая, прозрачная… Привидения, кто же еще? Обувь не шоркала, одежды не шуршали, ни кашля, ни голосов. Плавно и молча перемещались, словно на воздушной подушке, и для порядка лишь слегка покачивались… Он равнодушно наблюдал, как фигуры пропадают в арочном проеме – одна пропала, вторая… Воздух как-то неспокойно подрагивал, словно марево в полуденный день…
«Подумаешь, привидение, – лениво подумал Максимов. – И не такое людям встречается. Целая толпа водителей под Сантьяго в Чили наблюдала динозаврокенгуру выше двух метров ростом. Бегала этакая дылда через дорогу, призывно виляя огромными бедрами. Не могло же всех одновременно проглючить».
Согнутую ногу свела судорога, так что пришлось выбираться из-под стеллажа и растирать лодыжку. В голове значительно потеплело. «Хорошо, привидения так привидения. Дело житейское и где-то даже заурядное. В любом уважающем себя подземелье обязаны обитать привидения. Но с каких это пор привидения испускают легкий ветерок, как какие-то ничтожные материальные объекты?»
«Не такие уж они и привидения, – дошло вдруг до него. – А бесшумно двигались, потому что уши у него заложило. И не бандиты это никакие – не будут уважающие себя гангстеры разгуливать по подземелью, не глядя по сторонам и в живописном рубище. Местные они. Дети подземелья. Или… взрослые подземелья».
Он достал на всякий случай пистолет и побрел за странными личностями.
Излишне говорить, что никакой органики за проемом уже не осталось. Не станут эти странные персонажи – будь они материальные или не очень – ждать, пока у сыщика заработает голова. За пределами зала он уперся в развилку. Один из коридоров выходил в технический коллектор – вместительную трубу с сопутствующими камерами и карманами. Такие переходы обычно тянутся из района в район и теоретически могут прорезать весь город. Другой коридор был затейливо украшен разводами на выщербленных кирпичных стенах, дренажной канавкой по центральной бетонной плите, связками кабелей и двумя рядами водопроводных труб. Максимов бросился в один коридор, оттуда в другой – никого. Злость обуяла нешуточная. Он хотел закричать, но как-то не пробился в горло клич «Эй!».
И снова он блуждал сумрачными коридорами. Докучал едкий запах аммиака, слизь на стенах, крысы в темных углах. Исправно тикающие часы показывали половину десятого. Вечер наступал в природе. Луна взбирается на небо, граждане разбредаются по кроватям – на работу им с утра… Или уже утро?
Он очутился в просторном помещении, похожем на машинный зал. Угрюмые котлы, снабженные манометрами, продолговатые чугунные решетки, крыльчатки мощных вентиляторов в огромных нишах. Замысловатые переплетения крашеных труб с заглушками и вентилями, семейство старинных асинхронных двигателей и приделанных к ним цилиндрических редукторов. Металлические кожухи. Приводные системы на сварных рамах со штуковинами, похожими на редукторы, но исполняющими обратную функцию – не понижают частоту вращения, а наоборот… мультипликаторы. Облезлая табличка: «Осторожно. Возможен газ!» И снова котлы, радиаторы, утонувший в мутной жиже дизель-генератор с приваренным глушителем. Серьезное учреждение над головой. Но не работает в нем с некоторых пор подземный машинный зал. На столбе – коробчатый пульт, две кнопки – красная, черная, под последней наклейка: «Звон». Врут они всё, нет никакого звона. За котлами обнаружилась развалюха-тахта, колченогий табурет, деревянный ящик в качестве стола. На «столе» – покрытые коркой плесени полбуханки бородинского, пустая консервная банка, емкость из-под «Нарзана», опустошенная на три четверти.
Он с жадностью схватился за «угощение». Минералка была теплой, лишенной всяческих минералов и витаминов; хлеб он ломал о ребро жесткости редуктора, опасаясь сломать редуктор. Давился не успевшей пропитаться плесенью сердцевиной буханки, жадно пил из горлышка.
И тут за спиной кто-то неожиданно засмеялся.
Максимов выронил добычу и стремительно обернулся.
– Кто здесь?
Никого не было. Котлы, помпезные радиаторы, снова котлы… Асинхронные махины, похожие во мгле на отрезанные от танков орудийные башни… Он испуганно вертел головой. Привидения не смеются – это истина. Привидения порхают, видятся, мерещатся и немы, как дворник Герасим. Он опустил руку в карман, нащупал рукоятку «дрели». Сделал шаг, вклиниваясь между угрюмо-безмолвным оборудованием, еще два шага, потом перешел на скоростной разгон. Что-то мелькнуло в загроможденном углу – низкорослая фигурка шмыгнула за сваренный из рифленых плит лоток. «Не пригрезилось», – подумал Максимов, выдернул рукоятку (хотелось верить, вместе с пистолетом) и бросился наперерез. Навстречу вылетел обломок профиля, по которому он проехался, как по банановой кожуре, и, чтобы не расквасить нос, смирил наступательный азарт. Снова прозвучал задорный смех. Коротышка в мешковатых обносках юркнул из-за лотка и кубарем покатился в нагромождение котлов.
– Эй, постой!
Человечек уже пропал. Догоняя его, Максимов насадил шишку о низко висящую трубу (чем вызвал новый приступ сатанинского хохота), втиснулся между котлами. И высоко подпрыгнул от неожиданности, когда проворный комочек, шурша лохмотьями, выкатился из-за чугунного агрегата и красиво прошмыгнул у него между ног. Гномики местные забавляются? Шоу гоблинов? Он мгновенно развернулся, поражаясь своей прыти, хватанул пятерней воздух и помчался за человечком. Не догонит, так хоть согреется. А человечек, заливаясь заразительным смехом, докатился до вентиляционной решетки, подпрыгнул, как-то ловко перебрал руками, уцепился за выступающую полку уголка и задрал ножки. Не поймал…
– Да стой же ты, гаденыш! – в сердцах выплюнул сыщик. – Ничего я тебе не сделаю…
А тот всю жизнь, наверное, тем и занимался, что ходил по стенам. Перебирая конечностями, сместился к краю решетки и лихо сиганул на ржавый поддон. Железо загудело, словно набат. Спрыгнул на пол, и опять сыщик не успел схватить за шиворот поганца. Но азарт охоты уже затягивал. Гномик добежал до проема, обернулся, как бы подзуживая, – давай же развлекаться, глупый человек, и шмыгнул в коридор. Максимов бросился за ним. Сверкнули пятки, взвихрились лохмотья, пропадая в боковом отростке. Он нырнул туда же. Пробежал еще пару коридоров, соединенных низкорослыми проемами. Зашиб колено, споткнувшись о невидимую приступочку, и оказался в аналогичном машинном зале, где, помимо редукторов, моторов и прочей технической дряни, стояли два гигантских вентилятора в положении явно не рабочем и целая череда крупноячеистых воздуховодов. Гномика нигде не было.
– Да и шут с тобой! – бросил в темноту Максимов. – Больно надо за тобой гоняться.
Переведя дыхание, он добрался до ближайшего выступа, где устроился, свесив ноги, и принялся выколупывать из пачки курительную смесь. Целых сигарет там практически не было – мятая каша из табака и курительной бумаги. Поразмыслив, достал из кармана блокнот, превратившийся во что-то плоское и слипшееся, отодрал листочек и принялся конструировать подобие самокрутки. Когда курительная палочка почти сформировалась, оставалось подогнуть кончик и поджечь, из ближайшего проема вылезла чумазая мордуленция, блеснула глазками и показала язык. Максимов отвернулся. Невозмутимо защипнул кончик, подогнул, чтобы торчащее изо рта «произведение» гордо смотрело вверх, запалил и дважды глубоко затянулся, окутав себя «благородным» ароматом паленой бумаги. Начал ждать, демонстрируя презрительное равнодушие. За спиной нерешительно помялись, затем зашуршали лохмотья, и кто-то пристроился рядом.
– Дядь, дай дернуть…
Чумазое недоразумение как ни в чем не бывало сидело под боком и болтало ножками. Ребенку было лет девять. Курносая мордашка, черная, как у сталевара, патлы колом – умазаны до такой степени, что их не мыть, а стирать надо. Одежда не по возрасту, а главное, не по росту. Измазанное грязью подростковое пальто (Максимов в таком, но поновее, школу оканчивал, когда у родителей денег не было), огрызки шарфа завязаны под горлом и висят ниже пояса, придавая одеянию вдвойне живописный вид. На ногах армейские ботинки с ликвидированными языками – просто удивительно, как в такой обувке пацан мог носиться как угорелый, выделывая цирковые номера.
Логично допуская, что данное «чудо природы» одна затяжка уже не испортит, Максимов протянул самокрутку:
– Дерни. Только мне оставь, а то заморил ты меня, карапуз.
– Сам ты карапуз! – достойно ответило «чудо» и со знанием дела затянулось.
