Марина Серова - Тройная месть
Приветливый служащий мини-фотолаборатории услужливо сообщил:
— За фотографиями можете прийти уже после обеда.
— Мне будет удобнее заскочить завтра с утра.
— Хорошо. Мы открываемся в девять.
Я неторопливо шла по проспекту, и мне не давала покоя навязчивая идея. Мои мысли все время возвращались к разговору с Петровым, и я все больше убеждалась, что этот человек скрыл от меня что-то важное. Почему? Да потому хотя бы, что на мой вопрос: «Может, вы еще что-то вспомните?.. Вам не показалось, что кто-то знает больше, чем говорит?», он решительно отрезал: «Нет, это все». Меня насторожила поспешность, с которой ответил Сан Саныч, — он ни на минуту не задумался.
Я поехала к райотделу, в котором работал Петров: предупредить его о своем визите — значит, дать ему возможность подготовиться. Мое появление должно застать его врасплох, стать для него «приятным сюрпризом».
Я поймала его у проходной.
— Добрый день, Александр Александрович. Вы не уделите мне еще несколько минут? — не терпящим возражений тоном заявила я.
— Что же мне еще остается делать, Татьяна Александровна…
Мы прошли в ближайший скверик и, как и в прошлый раз, устроились на лавочке.
— О чем будем говорить? — настороженно спросил Петров.
— Для начала погадаем!
Его брови изумленно приподнялись.
Я достала из сумочки свою «палочку-выручалочку» и кратко пояснила свои странные действия:
— Александр Александрович, сейчас у меня в руках так называемые цифровые кости, они двенадцатисторонние. Вот смотрите, на этом кубике цифры с 1 до 12, на этом с 13 до 24 и на последнем с 25 до 36. Сейчас я брошу их на вашу папку, положите ее, пожалуйста, между нами, и выпадет следующая комбинация: 15+25+5. Вы, естественно, спросите — почему я в этом так уверена. А потому, что данная комбинация означает: «Ваш знакомый обманывает вас», и я убеждена, что это соответствует истине.
Он промолчал. Я с замиранием сердца метнула кости, еще никогда не хотелось мне, чтобы они дали столь однозначный ответ, мысленно я буквально умоляла их: «Миленькие, врет ли он мне, утаивает ли что-то важное?» Один сразу выдал пятерку, другой, чуть прокатившись, остановился на двадцати пяти, третий долго крутился, потом начал раскачиваться на ребре. Я затаила дыхание, передо мной маячило шестнадцать. Вдруг кубик завалился набок, и наверху чудом оказалась грань с желанной цифрой пятнадцать.
Я торжествующе посмотрела на старлея — он был, мягко говоря, удивлен:
— Как вам удалось угадать, ведь вероятность, что выпадет именно эта комбинация, ничтожно мала. Можно я взгляну на кости?
— Пожалуйста, никакого фокуса здесь нет. Можете даже попробовать покидать их сами, убедитесь, что все чисто, без подвоха.
Он растерянно крутил их в руке, потом несколько раз бросил. Каждый раз выпадали разные комбинации. Старлей недоумевал:
— Как же вам это все-таки удалось?
— Это действительно магические кости, способные предсказывать судьбу и давать ответы на волнующие нас вопросы. Они очень помогают мне в работе. Вот и сейчас я интуитивно почувствовала, что вы что-то скрываете от меня, но убежденности в этом у меня, конечно же, не было, да и быть не могло. А они дали четкий ответ на поставленный мною вопрос. Невероятное тоже случается. Особенно когда очень веришь в чудо!
— Я вообще-то в чудеса не верю, но в данном случае вынужден признать этот почти невероятный факт.
— И этот невероятный факт красноречиво говорит о том, что вы, Александр Александрович, что-то скрыли от меня во время прошлой нашей беседы.
Старлей склонил голову и задумался, было видно, он колеблется, никак не может решиться на откровенность.
— Извините, Татьяна, но я действительно ничем не могу вам помочь, не могу, — как можно жестче произнес он.
— Объясните хотя бы, почему не можете? — наседала я, стараясь придать голосу мягкое, почти интимное звучание — я уже догадалась: его упрямство связано с чем-то глубоко личным.
И не просчиталась: участливый тон помог мне создать атмосферу, располагающую к откровенности и воспоминаниям.
— Поймите, Татьяна, это не столько служебные, сколько чисто личные причины.
Было заметно, что мысли старлея все дальше и дальше уходили от настоящего. В глазах мелькнула лишь искра оживления, затем взгляд стал стеклянным, полностью отсутствующим.
— Поделитесь, Сан Саныч. Со мной можно… я не из болтливых.
Сан Саныч наконец заговорил, но заговорил невыразительно, монотонно, о себе обычно рассказывают совсем не так — полагаю, рядом со мной осталась лишь его так называемая телесная оболочка, душа же, по всей видимости, вернулась в далекое прошлое:
— Мне тогда одиннадцать было. Рядом, на квартире, молодая семья жила. Она общительная, улыбчивая, доброго нрава, а муж — угрюмый, надутый как индюк. Так она мне нравилась, эта Верочка, и я искренне изумлялся, зачем она за этого пристукнутого вышла? Мечтал, что подрасту и отобью ее у него, увезу далеко-далеко куда-нибудь. Лет на десять она старше меня была…
Конец этой истории оказался очень печальным: Верочка погибла, нелепо, трагично. Муж ее напился и, глупо приревновав свою жену к какому-то знакомому, решил «проучить» ее, избив. Не рассчитав силы удара, он сбил молодую женщину с ног, и та, падая, ударилась головой об острый угол комода.
Сан Саныч решил тогда, что непременно станет милиционером и будет защищать всех женщин от жестоких мужей. Детская мечта осуществилась. Верочка оставила неизгладимый след в жизни Саши, она предопределила не только выбор профессии, но и выбор спутницы жизни. Его жена — он никогда не говорил и не скажет ей этого — улыбалась точь-в-точь, как Верочка: тот же особый прищур глаз, те же игривые ямочки на щеках…
— Но и это не все, Таня, — вы уж простите, что я так, попросту…
Петров замолчал. В принципе я уже знала, кого должна искать, точнее, знала среди кого надо искать. Однако терять время не хотелось, тем более что точный ответ был совсем рядом…
— Сан Саныч, вы уже многое сказали, пожалуйста, продолжайте.
Но Петров успел «вернуться из временного путешествия» и заговорил значительно тверже:
— Не могу и не хочу подставлять под неприятности человека, еще совершенно не готового к подобного рода проблемам в силу не зависящих от него обстоятельств.
Мне тоже пришлось перестроиться:
— Я вас прекрасно понимаю, но учтите, пожалуйста, вот что: сейчас я занимаюсь этим делом и в моих силах сделать так, чтобы человек, о котором вы печетесь, не пострадал, повернуть ситуацию таким образом, что никто, подчеркиваю, никто, кроме меня, о нем не узнает. Но, если провалю дело, а я близка к этому, если вы не поможете, расследованием займутся другие, мой наниматель не остановится ни перед чем, поверьте, это не тот человек. Сами знаете, методы могут быть применены совершенно иные. Вы не боитесь, что они в конце концов доберутся до оберегаемого вами свидетеля и остановить их будет не в вашей власти!
— Эх, если б вы знали, что это за свидетель! — огорченно вздохнул Петров. — Сначала пожалел парнишку: вижу, сам не свой. Подумал, будет еще время, поболтаем. Да и потом, «сопливый» свидетель-то. Решил, без него попробую обойтись.
Когда же почувствовал, что это дело скорее всего связано с мафиозными разборками, то обрадовался, что не стал с пацана показаний снимать. Потому что понял, чем для него это может обернуться — гадам тем наплевать на его возраст. Даже если не убили бы, то уж точно искалечили.
— А ведь вы наверняка подозревали, что результаты следствия станут известны мафии? — вставила я мелькнувшую догадку.
— Конечно. Надо быть полным идиотом, совсем глаза шторками завесить, чтобы не увидеть, что у меня в столе кто-то постоянно шурует, да и один «товарищ по работе» со слишком большой «симпатией» ко мне относиться стал — все расспрашивал, советовал, предлагал свои услуги. Это еще больше убедило меня в правильности принятого решения — о пацане никто не должен был узнать.
— А что он видел, этот парнишка?
— Сам толком не знаю, я не пытался с ним откровенно разговаривать, но думаю, точнее, чувствую, он либо знает, либо догадывается, кто настоящие убийцы.
— Почему вы так думаете?
— Понимаете, когда я первый раз опрашивал на улице свидетелей, сразу после убийства, парнишка этот рядом крутился. На вопрос: «Откуда, по-вашему, был произведен выстрел?» — никто толком ответить не смог. А пацан развернулся вдруг к корпусу мединститута и стал пристально смотреть наверх, по-моему, на окна третьего этажа. Тогда результатов баллистической экспертизы еще не было — только убийцы и люди, видевшие их, могли знать, что стреляли именно оттуда.
Потом в университетской лаборатории он спросил меня о ходе следствия, и в тот момент в его глазах я прочитал: «Как же так, что вы, ослепли, что ли?! Очевидного не видите!» Обидно парнишке было до слез… Опасаюсь я, как бы парнишка дров не наломал, слишком уж глубоко переживает гибель девушки.
