Мила Бояджиева - Круиз "Розовая мечта"
…«Вот так этот вонючий туземец оказался твоим вторым мужчиной, престарелая скромница», — вонзил кто-то злючий и правдивый острый шип в мой воспаленный мозг. — Надо было постараться получить удовольствие, раз уж повезло и обещанное А. Р. Т. совращение так и не состоялось. А он-то, как раз, и должен был стать первым. Я так решила тогда сама — двадцатилетняя дура, убежденная, что все серьезное может произойти у девушки только с тем, единственным мужчиной, который должен стать мужем… А разве мог стать моим мужем кто-то другой?
Новый знакомый Сергей, отгладивший платье и напоивший меня кофе с калорийной булочкой (за которой сбегал, пока я спала), проводил меня домой. Боясь скандала, я затащила его к себе и представила матери. Знала, что при постороннем человеке моя благовоспитанная маман не станет закатывать истерику. Ей понадобилась пара секунд на раздумье и молчаливое разглядывание притихшей за дверью парочки — своей непутевой дочери и её совратителя. А кем ещё мог быть этот увалень, проведший с девушкой ночь?
Губы матери сжались в тонкую бледную полоску, она презрительно вскинула брови, выбирая хлесткую фразу, но вдруг обмякла и распахнула дверь, впуская нас в дом. — Это Сергей. А это моя мама, Зденка Йордановна. — Пробормотала я.
— Можете звать меня Зинаида Егоровна. — Сказала мама и я с удивлением поняла, что гость ей понравился.
Поблагодарив, Сергей отказался от чая, беспокоясь о том, что может опоздать на работу. Уходя, он выманил меня на лестничную клетку и серьезно сказал:
— Слава, у тебя хорошая мать, и сама ты — хорошая девчонка. Я не хочу тебя обманывать… Дело в том, что я — бандит… Ну, был, конечно, до шестнадцати лет. В колонии сидел. По глупости… — Он вздохнул, пожав широченными плечами. — У меня, как говорится, омраченное прошлое. Я не стану тебя беспокоить, но буду очень рад, если ты позвонишь. — Достав из кармана монету, он ловко процарапал свой телефон на зеленой масляной краске среди прочей интереснейшей настенной росписи.
Я позвонила. Мы встретились и скоро я узнала историю дружбы Тайцева и Баташова, графа и хулигана, достойную повести Макаренко.
Они стали неразлучны с седьмого класса, когда семейство Тайцевых возвратилось из Туниса после длительной командировки. Поселились они в старом переулке у Чистых прудов, в необъятной дедовской квартире, а владеющий английским Аркаша был устроен в престижную спецшколу. Все бы хорошо, но тихие улочки терроризировала местная шпана — этакая оголтелая подростковая «мафия».
Они потрошили подвалы, грабили машины, приставали к девчонкам, а когда с гитарами по подъездам и закуткам горланили — мирные жители эту кодлу за версту обходили. Конечно, почти у всех «рядовых» приводы в милицию. А у «паханов» — судимости. Ларик-Косой, кажется, самая гадина у них был, ублюдок, отродье. От крови просто в раж входил. Лет через пять мы узнали, что сел он за групповуху и в тюрьме своими же дружками за беспредел был задушен.
Вот в этом изысканном обществе и проводил время Серый, Сергей Алексеевич Баташов то есть.
Знали ребятки, что в профессорскую квартиру «дипломаты» въехали и Аркашу — пример и доблесть советской молодежи, все время задевали, пакости разные подстраивали. А то скрежетал зубами, но родителям влиятельным не ябедничал. А однажды, один на один, владеющий дзюдо Тайцев здорово отделал самого Ларика. Участь «дипсынка» была предрешена.
Как-то вечером четырнадцатилетний Аркаша шел домой с девушкой. Оба чистенькие и хорошенькие, как с картинки. У девушки юбка-клеш и в руках ландыши. Только они во двор — а тут вся компания, и в самом развеселом настроении. Стали к девушке приставать. Аркаша не сбежал, не струсил, а самому Ларику приемом дзюдо пониже живота двинул. Взвыл Косой. Свинчатка на руке — это дело плевое. А вот заточка — то есть напильник, превращенный в нож — уже не игрушка. И вот тогда в самый последний момент, когда двинулся на безоружного Тайцева, сверкая узким лезвием, озверевший бугай, выскочил Сергей и сбил своего главаря с ног.
Спасенный Аркаша воспылал к Сергею дружескими чувствами и даже в больницу ему передачи носил, когда кодла по приказу Косого отделала Серегу «шутя» — сломала два ребра и челюсть. С тех пор пошел среди банды раскол. Часть зауважала Сергея, сделала его главным, и стали они вроде бы новыми Робин Гудами. Когда на Сергея судимость повесили за грабеж частных автомобилей, тот все твердил, что прокалывал шины и бил стекла только у «ворюг и спекулянтов».
— Е-мое! Юрий Деточкин нашелся! — Сокрушался следователь. — Почему это с Павки Корчагина никто пример не берет — вон какую многосерийную ленту сбацали. Актер Конкин замечательный образ создал — пример для подражания. Так нет! Им не железную дорогу строить, им частный автотранспорт потрошить надо! Рязанова этого надо под статью подвести — уже четвертый у меня такой — благородный, Смоктуновского изображает…
Четыре месяца в колонии произвели на Сергея неожиданный эффект, проявившийся несколько позже. Пока же он стал другом самого Аркаши Тайцева, опекаемым и любимым его семьей. По крайней мере, дедом — восьмидесятилетним полуслепым профессором международного права, имевшего множество трудов и всяких знаков международных почестей. В своем кругу Константин Аверьянович Тайцев считался асом и диссидентом. Сережа, выращенный матерью-одиночкой, работницей пищеблока интерната, прошел в доме Тайцевых весьма полезные «университеты». Аркадий даже удивлялся — что это дед часами с его дружком в своем кабинете просиживает? Требовала душа Сергея хорошей школы, чтобы сделать рывок от инстинктивного, врожденного чувства справедливости и милосердия, к осознанию общественных механизмов, эти чувства формирующих или подавляющих.
Сергей был последним и самым любимым учеником Константина Аверьяновича. И никогда об этом не забывал, во всех трудных случаях своей жизни цитируя Деда, как называл профессора Тайцева. Да, видимо, не только цитировал, а практически руководствовался полученными от деда немаловажными познаниями.
Окончив школу, друзья поступили в МГУ на юрфак. Только Аркадий — на дневное, а Сергей — на вечернее отделение. Днем он работал по специальности — добровольным «педагогом» в детской комнате милиции, где когда-то был постоянным «клиентом». Свое призвание он открыл ещё в колонии и теперь мечтал о создании этакой «Республики Шкид» на месте «душегубного» интерната для трудновоспитуемых детей, где работала поварихой его мать, Шурочка.
Меня во всей этой истории интересовал, конечно, Аркадий. Рите Сергей явно не симпатизировал, подозревая друга в меркантильности — уж больно высокий пост в Министерстве иностранных дел занимал отец красотки!
После скандальной истории на дне рождения Аркадия я ждала извинений с его стороны, но ждала напрасно. Напрасно заглядывала на окна Тайцевых, прогуливаясь с Сергеем по Чистопрудному бульвару. И вдруг — звонок!
— Славка, прости! Меня не было в Москве. Предки устроили двухмесячную стажировку в Германии — там же сейчас ужас что делается, юристы нужны. Но я просто извелся — не могу забыть. Забыть того, что у нас началось…
В общем, я оказалась с Аркашей в пустой квартире в тихом арбатском переулке. То ли тетка его, то ли кузина находилась с мужем в крымском санатории. Аркадий ждал встречи с нетерпением и все обставил, как полагается — вино, тихая музыка, задернутые бархатные шторы и широкая софа под пушистым покрывалом.
Я приготовилась к долгим любовным признаниям, оставив на потом последнюю каплю сомнений. Но Аркаша пренебрег церемониями. Не успели мы выпить вина, закусывая краснобокими яблоками, а он уже сидел у моих ног, покрывая их жаркими поцелуями.
— Как же так сразу… — Я опустила задравшуюся юбку и поднялась, спасаясь от аркашиных рук, проникших за резинку трусов. — Ведь мы с тобой… мы с тобой так как мало встречались… Ну… не знаем друг друга как следует…
— Чего ты испугалась, глупышка? Знаю я тебя, хорошо знаю и очень хочу. давно уже — с первой встречи. — Он прерывисто дышал, расстегивая мою блузку, сшитую накануне матерью из индийского батиста в крошечный цветочек.
Краем глаза я увидела отражение в высоком трюмо — ну. просто кадр из кинофильма о большой любви! Таинственный, греховный полумрак, моя нагота, светящаяся в нем девственной белизной, и сильная спина Аркадия с падающими на загорелый загривок шелковыми каштановыми прядями…
— Аркашенька, у меня же ещё ничего серьезного не было… Я хочу. чтобы все как следует было… Я ведь все равно никого, кроме тебя, полюбить не смогу…
Он закрыл поцелуями мои губы и я успела лишь подумать, что готова отдаться ему даже просто так — без приглашения замуж, даже если он сейчас признается, что трижды женат и вообще — агент ЦРУ!
— Девочка, девочка моя, — шептал Аркадий, целуя мою грудь, плечи. Мы лежали поперек широченной софы, а из магнитофона струился, туманя голову, свадебный вальс из «Крестного отца».
