Энн Грэнджер - Помни, что ты смертный
— Сколько еще протянет, как думаете? — спросил Прескотт, повернув ключ зажигания и запустив мотор.
— Кто знает. Год, пару-тройку месяцев… Даже меньше, если колется. На ходу умирает. Ему ни до Касвелла, ни до чего нет дела. Поехали, — в отчаянии велел инспектор. — Прочь из этой преисподней!
***Мередит подошла к аукционному залу. Сумрачный день не отпугнул потенциальных участников торгов. Уже собралась большая толпа, многие держали в руках каталоги, предварительно получив обязательную карточку с номером. К вчерашнему ассортименту добавилось множество новых лотов. Наиболее прочные и наименее ценные вещи были выставлены во дворе: ржавая фермерская утварь и инвентарь, пустые картинные рамы, разрозненная глиняная и фаянсовая посуда в коробках, засаленные тома некогда популярных, но давно забытых писателей.
Растирая замерзшие руки, она юркнула в дверь, прячась от ветра. В зале люди в последний раз придирчиво осматривали пронумерованные лоты. Остина Бейли не было видно, однако в конце зала уже стояла трибуна с пюпитром, живописно задрапированная зеленой тканью. Тед в переднике топтался в сторонке между длинными настольными часами и гладильной доской, одобрительно разглядывая толпу.
— Привет, — поздоровался он. — Может, придется побольше выложить за бокалы. Дилеры прибыли. Вон тот, — Тед кивком указал на плотного мужчину в твидовой шляпе, склонившегося над стеклом и фарфором, — приобретает кучу посуды, викторианской и эдвардианской. Держит пару антикварных лавок.
Внимание Мередит привлекла мельком замеченная неожиданная фигура. За коллекциями стекла и фарфора над россыпью старых книг на поцарапанном сосновом кухонном столе сгорбился старик Бодикот. Черепашья голова вытянулась, разглядывая корешки сквозь очки, сидевшие на самом кончике носа.
— Извините, — пробормотала Мередит, отошла от Теда, незаметно для Бодикота приблизилась к столу и бодро воскликнула: — Доброе утро!
Старик замер, медленно повернулся, взглянул на нее поверх очков, но на приветствие не ответил. На нем был старый габардиновый плащ, свисавший фалдами почти до щиколоток, явно сшитый на более крупного мужчину или купленный в те времена, когда Бодикот был помасштабнее. Одежду в таком стиле можно видеть на черно-белых пленках кинохроники, запечатлевшей высшее советское руководство 1950-х годов. По возрасту, о котором свидетельствовали широченные лацканы, плащ мог по праву занять место на нынешнем аукционе. Все пуговицы на нем были разные.
Наконец Бодикот ее узнал:
— Это вы приезжали вчера к миссис Касвелл.
— Точно. Сегодня все в порядке?
— Наверно. По крайней мере, у меня, — многозначительно сказал старик. — Если вам миссис Касвелл нужна, она вон там, в конторе. — Он кивнул в конец зала. — У самой и спросите, все ли у нее в порядке.
— Обязательно. — Мередит посмотрела на стол. — Книгами интересуетесь? Будете торговаться?
Бодикот медленно повернул к столу голову на длинной шее.
— Люблю хорошие рассказы. Теперь таких больше не пишут, не то что раньше.
— Во дворе еще есть романы, — подсказала Мередит.
— Видел, — презрительно фыркнул старик, отошел и принялся рыться в стопках пожелтевших автомобильных журналов.
Мередит взяла со стола верхний том в кожаном переплете под названием «Служебник». Открыв, увидела дату издания — 1790 год — и надпись внизу заостренными буквами, выведенными черными чернилами: «Преподобный Дж. Ф. Фаррел, 1797».
Бумага на ощупь шероховатая, печать неровная, сделана вручную. Она поднесла книгу ближе к лицу и принюхалась. Пахнет старой бумагой, животным клеем, пылью, типографской краской. Присутствуют и заманчивые намеки на все, что окружало книгу в течение двухсот лет. Угольные камины, восковые свечи, нюхательный табак, подогретое вино с пряностями, камфара… Запах XVIII века хранится между обложками служебника деревенского священника.
Мередит осторожно закрыла книгу, положила на место. Другие экземпляры тоже заслуживают внимания. Все в тисненых кожаных переплетах, иногда с треснувшими корешками, с золочеными титулами. Для многих это ценные нравственные наставления, но если Бодикоту нужны «хорошие рассказы», то здесь он их не найдет.
Она отошла от стола и двинулась к конторе в поисках Салли Касвелл.
В тесном кабинете Салли не было видно за спиной потенциальных участников торгов, торопившихся получить карточку до начала распродажи. Мередит терпеливо ждала, пока толпа разойдется, раздобыв желаемое, потом сунула голову в дверь и окликнула:
— Эй!
Салли подняла голову и, увидев подругу, радостно улыбнулась:
— Ох… хорошо, что пришла. Карточку получила?
— Нет еще. Как дела?
Мередит озабоченно разглядывала подругу. Лоб по-прежнему заклеен широкой полоской пластыря.
Салли вручила ей белую карту с перфорацией посередине:
— Отлично. Напиши внизу фамилию, номер телефона и мне отдай. В верхней части проставь номер лота и маши карточкой Остину, когда будешь делать ставку. Если не увидит, кричи.
Пока Мередит выполняла указания, Салли продолжала:
— Вчера, конечно, было хуже некуда, но я решительно настроилась пережить потрясение. Благодаря Лайаму. Мы с ним не пострадали, это самое главное. Он не признается, что испугался, продолжает работать над книгой. Поэтому я тоже веду себя как обычно. Так и помогаем друг другу.
Она уверенно кивнула.
Прекрасно, подумала Мередит, и чисто по-британски. Но ведь есть и другие соображения, кроме книги. Видно, их нет у Лайама. Впрочем, в конечном счете это дело Салли, как сказал утром Алан по телефону. Она отдала заполненную карту:
— Бодикот здесь. Карточку взял?
— Взял. — Салли скорчила гримасу. — Постоянно ходит на распродажи.
Мередит не скрыла удивления.
— Что покупает?
— В основном книги, иногда фарфор. Иногда какие-то непонятные скобяные изделия. Бог знает, что он с ними делает. Хотя все деревенские находят практическое применение никуда не годному хламу, а с хорошими вещами обходятся так, что страшно подумать. Не смею рассказать Остину, что у Бодикота возле задней двери стоит поистине замечательная большая викторианская жардиньерка. На ней керамический горшок с глазурью, расписанный цветами и птичками. Представь, в этом горшке он держит сухой корм для коз!
Зазвенел колокольчик.
— Торги начинаются, — встрепенулась Салли. — Сначала во дворе. Здесь подождешь? Там будет толкучка.
Мередит заколебалась:
— Хочу посмотреть.
Салли взяла термос:
— А я выпью чаю, пока есть возможность. Возвращайся и присоединяйся.
Во дворе появился Остин Бейли. Внешность впечатляющая, есть в нем что-то от евангелиста. Он влез на деревянный ящик, хорошенько закутавшись в плотную куртку с желтым вязаным шарфом на шее, концы которого вместе с его волосами развевались по ветру. Лицо сияло энтузиазмом. Остин хлопнул в ладоши, взмахнул отпечатанным списком лотов, прокричал:
— Всем доброе утро! — и спрыгнул с импровизированного помоста с проворством, отчасти приобретенным в ходе долгого опыта, отчасти продиктованным пониманием, что никому не захочется долго торчать на холоде.
Первые лоты ушли быстро, хотя было понятно, что торги под открытым небом продолжатся. У Мередит вдруг задрожали колени, вернулась знакомая слабость. Лучше зайти в зал, не ждать конца распродажи на улице. И она шмыгнула в дверь.
Салли сидела в конторе одна, прихлебывая горячий чай.
— Так и знала, что вернешься! На улице слишком холодно, а распродажа продлится как минимум двадцать минут. Вон твоя чашка. Это мой особый рецепт. Садовые травы с медом.
Она открутила крышку термоса, налила в чашку настой вроде патоки.
Мередит обхватила чашку обеими руками, чтобы согреться, и опустилась в кресло.
— Жуткий холод. Кажется, я после гриппа стала чрезмерно чувствительной к температуре воздуха.
Салли оглядела подругу:
— Да, ты бледная. Не пробовала ромашку заваривать по моему совету?
— Честно, пробовала. Только пить не могу. А здесь нечто подобное?
— Нет. Эту смесь я сама составила.
Мередит сделала глоток. Сначала распробовала один мед. Потом почувствовала солоноватый вкус, который ей, по правде сказать, не понравился.
— Надо привыкнуть, — заметила Салли, наблюдая за ней.
— Вряд ли мои вкусовые сосочки способны судить справедливо.
Мередит совершила последнее героическое усилие и поставила чашку.
В открытую дверь долетел голос Остина Бейли. Салли склонила голову набок:
— Минут через десять во дворе закончат. Найди себе место в зале, пока народ не хлынул. Самые предусмотрительные через пять минут явятся. А сюда побегут расплачиваться счастливые покупатели.
Салли убрала со стола термос и чашки. Мередит поняла деликатный намек — подруга хочет остаться одна перед началом активной работы. Только до перехода в зал необходимо сказать еще кое-что.
