Елена Гайворонская - Игра с огнем
Марк налил в стакан воды из синего крана, но и она была противно теплой. Когда он пил, зубы выбивали дробь по граненому стеклу.
– Как же ты будешь жить? – тихо спросила Анна.
– Не знаю.
– Так можно сойти с ума, – осекшись, девушка прижала пальцы к губам. – Извини, я не хотела… – Она отчаянно закусила кожу около коротко остриженного ноготка. – Поговори со мной.
– Что?
– Поговори со мной о ней.
– Я не могу.
– Ты очень ее любил?
– Да, – сказал он хрипло.
– Она была красивой? Наверно, высокой блондинкой с ногами от шеи?
– Откуда ты знаешь?
– Горький опыт, – она печально улыбнулась. – Если мужчине и дано сойти с ума, то от двухметровой Барби. Ну, а кроме… Доброй, умной, веселой, деловой, хозяйственной… какой?
– Умной… Да, наверно. И холодной… Но это я теперь понимаю. А тогда она казалась мне совершенной.
– Почему же она решила тебя бросить?
– Она сказала, – в синих глазах отразилась невыносимая боль, – что нашла лучший вариант… Оказалось, я был для неё не человеком, а набором определённых житейских удобств… Извини, я больше не могу.
Воцарилась тишина. Только – кап-кап – падал вода в железное корыто мойки.
– Где у тебя душ? – неожиданно громко спросила Анна.
– Что? Ты хочешь остаться?
– Ты против?
– Нет, но… почему?
– Ты же не бросил меня на остановке…
Ночь была так неправдоподобно тиха, что, когда Анна включила душ, шипение струй раскачало старые стены. И потому телефонный звонок прозвучал громовым раскатом. Марк не сразу нашел аппарат, примостившийся на тумбочке в коридоре. Прежний. С затертым прогнутым диском и тяжелой железной трубкой. Кто мог звонить в такое время? Кто вообще мог ему звонить? Георгий Аркадьевич? Придется рассказать об Анне… Почему-то он почувствовал неловкость.
– Марк… – Женский голос. С легким придыханием. Далекий, сквозь шум и помехи. Будто с того света… Из трубки вдруг потек жидкий лед, разливаясь от руки по всему телу.
– Кто это?! – Он не узнал собственный голос, сменившийся сдавленным скрипом.
– Не узнал? – переливистый смех. – Это я, Марианна. С возвращением.
– Прекратите! – его крик ударился о потолок, оттуда с противным «ш-ш-ш» посыпалась штукатурка. – Прекратите это!!!
Он рванулся прочь, как можно дальше из темноты угла, поближе к свету. Телефон, выдравшись из хлипкой стены, камнем свалился с тумбочки и остался лежать на боку, зловеще поблескивая циклопическим глазом мерцающего диска.
– Марк, что случилось?
Перед ним стояла Анна. С ее волос текла вода, растворяясь на мокрой футболке, сквозь которую проступали высокие холмики груди. Марк поспешно отвел взгляд, выдавив улыбку:
– Ничего.
– Ты кричал?
– Я? Ах, ну да. Я хотел сказать, что постучу тебе в семь. На работу.
– Ладно. А что с телефоном.
– С каким телефоном? Ах с этим… – Он повертел трубку, старательно изображая беспечность. Старик Станиславский запрыгал бы от восторга. – Сломался. Вот досада. Да и черт с ним. Мне некому звонить. Некому. – Повторил он с нажимом.
Мертвые не возвращаются. Дурацкий, бестактный, злой розыгрыш. Он должен быть сильным. Не должен поддаваться. Потому что не хочет обратно, за желтый забор, в комнату с пойманной в клетку луной.
Шурка. Неужели? Пухленькая девчонка с толстой косой. Обаятельная леди с обложки…
– Ты весь дрожишь, – сказала Анна. – Кто звонил?
– Номером ошиблись. Иди спать.
– Ладно. – Она пожала плечами и безошибочно прошла в ЕЕ комнату…
Там все было иначе. Другие обои. И мебель тоже. Галина поменяла. Но все равно это были те же стены и то самое окно, которое она захлопывала на ночь, и кровать стояла на прежнем месте…
– Почему ты выбрала эту комнату? То есть, я хотел сказать, располагайся. Вот свежее белье. – Привычным жестом он распахнул шкаф, вытащил простыню, наволочки, пододеяльник…
– Она здесь жила? – спросила Анна.
– Марианна? Да.
– Ее звали Марианна? Терпеть не могу этого имени.
– Почему? – удивился он, не ожидая подобной ребяческой реакции.
– Не знаю, – заявила она, попружинив на кровати, как делают дети, – не нравится – и все. Разве всегда можно объяснить?
– Ты права, девочка-цветок…
От ее мокрых волос пахло персиком. А от кожи – молоком. Ему захотелось вдохнуть ее, как ночную прохладу… Ногти впились в ладони.
– Спокойной ночи. Можешь запереться. Вот ключ.
– А топора у тебя, случайно, нет? Извини, – она покаянно опустила глаза, в которых прыгали чертики. – Нездоровый черный юмор. Стучи утром громче.
– Хорошо.
Марк услышал, как за его спиной дважды повернулся ключ в замке. И понял, что в эту ночь вряд ли сможет заснуть…
Год 1978. Конец мая.Вечер был тих и душен. Марк возвращался с работы. Тетка Галина устроила его в небольшую придорожную забегаловку, где была поварихой. Конечно, не об этом он мечтал, урывками проводя вечера за стареньким пианино. Но надежды растворялись вместе с предрассветным туманом.
Визг тормозов, спровоцировавший заливистый хор дюжины местных собак, заставил его отскочить в кусачие заросли чертополоха. Буквально в трех шагах проделала замысловатый вираж серая «Волга». Передняя дверца с треском распахнулась, и на дорогу выпрыгнула девушка в красной маечке на тоненьких бретельках и юбочке настолько короткой, что казалось, будто нет ее вовсе.
– Сумку, козел! – выкрикнула девушка, развернувшись на высоких «шпильках».
Красная сумочка, описав в воздухе дугу, ударилась об асфальт, выбросив содержимое.
– Гад, мажор вонючий! – воскликнула девушка так звонко, что притихшие было псы разошлись по новой.
Из «Волги» вышел парень, чуть постарше Марка, прикинутый явно из «валютки»: кипельно-белые штаны в облипочку, широкий бежевый джемпер. «Завальные», мерцающие загогулиной типа фигурного конька, кроссовки. Сплюнув жвачку, он, не вынимая рук из карманов, медленно направился к девушке.
– Что ты сказала?
Та с вызовом вздернула остренький подбородок, тряхнув рассыпавшимися по обнаженным плечам белокурыми локонами.
– Что слышал, мудак.
– Ах, ты, б…, шалава деревенская, лимитчица сраная! – Вытащив руку из правого кармана, он с размаху ударил девушку по лицу. Та, потеряв равновесие, упала на грязную дорогу и тотчас, подтянув к животу умопомрачительно длинные ноги так, что стали видны маленькие черные трусики, выпалила:
– Пошел ты! Скотина!
Парень замахнулся было вновь, но передумал и, что-то процедив сквозь зубы, плюхнулся в машину. Развернувшись «Волга» умчалась в сторону Москвы.
Все произошло так быстро, что изумленный Марк не успел закрыть рта. И сейчас стоял, как истукан, не в силах пошевелиться. Никогда прежде он не видел близко таких красивых полуодетых девушек. Безразмерные тетки-поварихи на работе носили бесформенные платья, а, когда переодевались в замызганные халаты, то, отпуская сальные шуточки, беззастенчиво демонстрировали штопанные-перештопанные панталоны до колен, фасон которых острый на язык снабженец определил как «срази врага».
Сидя на корточках, девушка собирала сумочку и тихо ругалась. От нее пахло духами и спиртным.
– Вы не ушиблись? – спросил, приблизившись, Марк, сам поражаясь собственной смелости: для него легче было отработать три смены подряд, чем подойти к такой красавице.
Девушка удостоила его хмурым взглядом огромных, прозрачно-зеленых глаз, подведенных яркими «стрелками», даже не подумав одернуть юбку или поправить сползшую с плеча бретельку.
– Те че надо? Катись отсюда.
– Извините, – проговорил Марк, – я хотел заступиться, но не успел….
– Тоже мне, защитничек, – проворчала девушка, – тя самого соплей перешибешь. Дай сигаретку.
– У меня нет, – виновато пробормотал Марк, подавая поднятую расческу с железными зубьями.
– Тогда проваливай, – она встала, чуть покачнувшись, потерла красную от удара щеку и, буркнув: «Твою мать…», вытащила пачку «Явы».
– Эй, – окликнула она уже отошедшего на несколько шагов Марка, и тот в два прыжка очутился рядом. – Ты здешний? Дома спички есть?
Он обрадованно закивал.
– Можешь вынести?
– Хотите – зайдем вместе.
– А предки твои че скажут?
– Мои родители умерли, – сказал Марк, – сейчас я живу один.
– А-а, – кукольное личико девушки не выразило особого сочувствия. Впрочем, ему оно сейчас и не требовалось. Единственное, чего ему хотелось больше всего не свете в ту минуту – чтобы эта прекрасная незнакомка не растаяла в ночи.
– Мы могли бы поужинать вместе, – предложил он, снова подивившись на самого себя.
Ниточки-брови приподнялись, пухлые розовые губки скривились в недоброй усмешке.
– Я погляжу, ты – парень не промах. Лет-то тебе сколько?
– Восемнадцать, – смутился Марк.
– Да иди ты! Не больше шестнадцати.
– Я паспорт могу показать.
– На хрен мне твой паспорт, я не участковый. Думаешь, я – дешевка какая, что за жрачку «дает»? Пошел ты! Кретин малолетний.
