Джеймс Чейз - С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник
— Как вам удалось выяснить мой счет? — поинтересовался я.
— Банк принадлежит мне, Джексон.
— Я прихожу к выводу, что мне пора сменить банк.
Бретт встал:
— Мое последнее предложение: никаких расспросов, никаких подробностей и двадцать пять тысяч, когда доставите кинжал. Если не согласитесь, Джексон, пеняйте на себя — узнаете, как опасно играть с динамитом!
— Допустим, я найду кинжал и доставлю вам. Какие у меня гарантии, что не встречу в вашем доме Редферна?
— Мое слово, — сухо ответил он.
— Хорошо, — сказал я и пожал плечами. — Договорились. Я вам верю.
Он открыл портфель и достал из него визитную карточку.
— Номер моего телефона. Как только кинжал окажется у вас, обязательно позвоните. Я распоряжусь, чтобы вас пропустили в мой дом, а попасть в него труднее, чем в Форт Нокс[4].
Я опустил карточку в нагрудный карман.
— Постараюсь нанести вам визит, но особенно не рассчитывайте — кинжала я и в глаза не видел.
— В том, что мы увидимся, я нисколько не сомневаюсь, — мрачно заметил Бретт, направляясь к выходу.
— Еще один вопрос: больше из сейфа ничего не украли?
Я внимательно следил за его реакцией. Судя по поведению Паркера и Веды, с Бреттом могло случиться всякое: и приступ гнева, и полная растерянность. Но я не угадал.
Обернувшись через плечо, он нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
Я не собирался упоминать о пудренице — меня вполне могли отправить по ложному следу, но намек я все же сделал:
— Может быть, в сейфе хранилось еще что-нибудь ценное, мистер Бретт?
У моего посетителя вид стал совершенно ошеломленный. И это не было притворством.
— Не понимаю подоплеки ваших расспросов!
Пол закачался под моими ногами.
— Не придавайте большого значения моим словам, я почти не спал последнее время.
Он бросил прощальный взгляд, суровый, как канадская погода, и вышел.
Я испытывал легкое покачивание под ногами до тех пор, пока его шаги не смолкли на лестнице. Потом вытащил пробку из бутылки с виски, налил стакан до краев и одним залпом осушил. На пустыре вопили мальчишки, наверное, дрались. За окном прошелестела машина. Из дырки под плинтусом выползла мышка и уставилась на меня своими бусинками. Девица с афиши продолжала таинственно ухмыляться, будто ее забавляла сложившаяся ситуация.
— Да, забавно и в самом деле, — сказал я ей. — Очень забавно. Но ведь не ты попала в переделку, а я.
Я сел на стул, положил ноги на стол и попытался разложить все факты по полочкам. Итак, на первый план вышел кинжал. Для Бретта пудреница не представляет никакой ценности. И никого винить в этом нельзя, кроме Джексона-Шерлока Холмса, идиота с бараньими мозгами. Но вернемся к началу игры. Возможно, Герман сообщил правду. Возможно, что Веда и в самом деле разгуливает во сне, она сперла кинжал и оставила в сейфе пудреницу. Поэтому Герман так злобно требовал пудреницу, ибо, увидь ее Бретт, он сразу же догадался бы, что кинжал взяла Веда, а через нее коллекционер вышел бы и на Германа. Нет, пожалуй, лучше начнем снова. С другой стороны, лучше обменять мою башку на бутылку виски. Но кто на такой обмен согласится? Я бы не согласился.
Я перенес взгляд с «мисс Бикини» на телефон и вытер лоб потной ладонью. Наверное, Бретт не шутил, когда упоминал игры с динамитом. Если он раскрутит О‘Ридена, я пропал. И у этого чертова коллекционера столько денег, что он может запросто раскрутить всю полицию Санта-Медины, а не только одного ее шефа.
Я придвинул к себе аппарат и набрал номер.
Голос, мелодичный, как катящаяся с лестницы железная бочка, ударил в ухо:
— Справочная Голливуда.
— Соедините меня с Элом Райаном.
После недолгого ожидания сердитый голос Эла спросил:
— Кто у телефона?
— Флойд Джексон. Как дела, Эл?
— Очень плохо, — убежденно ответил Райан. — Позвони на следующей неделе, когда я отправлюсь в отпуск.
— Слушай, приятель, мне до зарезу нужны кое-какие сведения, — сказал я твердо.
— Я занят, — захныкал Эл. — У меня масса дел. Собрать бы всех друзей и швырнуть под поезд — тогда бы никто не мешал работать.
— Ну, ты юморист, Эл. Как поживает твоя жена?
Он насторожился:
— Плохо, очень плохо. Зачем ты впутываешь еще и жену?
— А как дела у той рыженькой, с которой я видел тебя на ипподроме, кажется, в прошлый вторник?
Наступило болезненное молчание.
— Это шантаж, Джексон, но ведь ты не из таковских?
— Мне необходимы сведения, Эл, — сказал я мягко.
— Почему бы сразу не сказать об этом? Ты же знаешь, я всегда с радостью помогу другу. Что нужно тебе конкретно, дорогуша?
Мы с мисс «Бикини» обменялись понимающими взглядами.
— Что тебе известно про поставщика живого товара, который величает себя Корнелиусом Германом?
— Честно сказать, немного. Его бюро расположено на бульваре Сан-Сет. Оно принадлежит ему лет пять-шесть. Это ловкий импресарио. Он обслуживает девиц, занимающихся стриптизом. Последний год у него были трения с Лигой американских матерей, а два месяца назад он повздорил с Джой Мани. Такие типы, как Герман, всегда наживают множество врагов.
Я с ненавистью уставился на телефон. Ничего нового я не узнал.
— Кроме стриптиза, он никакими делишками не занимается?
— Насколько я осведомлен — нет. Герман зарабатывает бабки на девочках и буквально пасет каждую.
— А как насчет малышки Веды Руке, ничего не слышал?
— А как же! — Трубка разогрелась, так часто задышал в нее Эл на другом конце провода. — Это лучшая из «листопадниц». Я видел, как она скидывает свои постромки. Замечательное зрелище!
— Ты случайно не знаешь, есть ли у Германа приятель, который собирает древности?
Эл хихикнул:
— Древности? Ты имеешь в виду женщин определенного возраста?
— Да нет же, кретин. Древности — такие вещички как столики, безделушки и прочая дребедень.
— Как тебе сказать… Герман достаточно близок с Домиником Бойдом, у которого дом в Беверли-Хиллз и который под воротничок набит «капустой». Вполне возможно, он именно тот, кем ты интересуешься.
Я навострил уши:
— Высокий шатен с прилизанными волосами и лошадиной мордой?
— Может быть. Он носит костюмы петушиной расцветки и выглядит немного по-бабьи.
— Точно!
Я собрался, как боксер перед пятнадцатым раундом.
— Кто он такой, Эл?
— Не знаю, откуда его занесло в наши края. Просто выскочил ниоткуда лет шесть назад. Знакомый парень говорил, что он из баронов какой-то северной страны. Наварил больше миллиона на подпольной торговле алкоголем. Из всего, что я о нем слышал, следует вывод: с ним опасно связываться. Еще о нем ходят слухи, что он сбежал из психушки, но я в это не верю.
Я секунду поразмышлял над услышанным:
— Большое спасибо, Эл. Думаю, этого достаточно. Сожалею, что потревожил…
— Пожалуйста, Флойд, забудь о рыженькой. У нас была деловая встреча.
— Ага, — язвительно сказал я на прощание, — то-то ты ее лапал. Наверное, из-за того, что она была холодна как лед.
Итак, Герман действительно преуспевающий импресарио. Веда действительно раздевается на сцене. А вот наш маленький приятель Доминик — совсем не компаньон Германа. Бывший барон, бывший псих по фамилии Бойд. Ныне Паркер.
Я обсасывал полученные сведения с полчаса. Из них вытанцовывалось приличное попурри гипотез. Правда, не было ни одной, с чем можно было бы пойти ва-банк. Одно меня угнетало: к десяти часам я должен был доставить кинжал Бретту. И угнетало довольно сильно из-за упоминания об электрическом стуле. Надо было убедить Германа избавиться от кинжала. Первое, что мне пришло в голову, — это отправиться к Бойду и выкрасть. Но я проголосовал против. В данном случае риск был неуместен.
Я оглядел офис последний раз, закрыл окно и спустился на улицу. Мне понадобилось полчаса быстрой езды, чтобы добраться к бульвару Сан-Сет. Внешний вид здания, в котором снимал бюро Герман, натолкнул на мысль, что дела мои пошли бы куда успешнее, если бы я занялся поставкой живого товара.
Бюро размещалось на восьмом этаже. Вы проходите сквозь стеклянную дверь и попадаете в сверкающий вестибюль. Перед вами батальон милашек за прилавками, где можно купить все: от орхидеи в бутоньерку до бриллиантовой диадемы, в зависимости от состояния вашего счета в банке. Слева — справочное бюро, телефонные кабины и агентство по продаже театральных билетов. Табло под лестницей извещало, что можно побриться, постричься и принять сеанс турецкой бани, если не сочтете за труд спуститься в подвал.
Я поднялся на скоростном лифте, прошел по пружинящему ковру и остановился перед зеркальной дверью с надписью на одной створке: «Корнелиус», а на другой — «Герман». Я увидел через стекло белокурую малютку, сидящую за селектором на расстоянии вытянутой руки от двери. Остальное пространство приемной было занято креслами, выстроившимися в четыре рада.
