Игорь Христофоров - Страх
- Правда? А где оно? - удивился Тулаев.
- За дверью. Ты бутылку на пол поставил, когда замок открывал.
- У-у, точно!.. Что-то с памятью моей стало!..
Он еще раз проскрипел дверью, прямо в ботинках протопал на кухню. Каблучки-шпильки девушки процокали следом за ним. Прошка еще раз нервно пошевелил усами. Хозяин никогда не ходил в обуви по квартире. И если до этой минуты Прошка верил, что Тулаев вспомнит о нем и позовет на кухню, то теперь почему-то передумал. Сегодня ночью все было слишком не так, как обычно.
Можно, конечно, самому пришлепать на кухню, сесть у миски и смотреть на Тулаева просящими глазами. Но в этом уже было что-то собачье.
Из кухни долетел странный, никогда не слышанный Прошкой хлопок, потом смех, звон стекла, опять смех. Там явно что-то пили, и кот сразу ощутил жажду, хотя еще минуту назад он больше хотел еды, чем воды. Опять заныла шея, и Прошка начал разминать ее, медленно поводя головой то влево, то вправо. Под тошнотворные повороты вспомнилось, что вода есть не только на кухне, но и ванной, а точнее, в раковине, которая навешена чуть криво, и оттого в ее левой части, рядышком с пластиковым отверстием слива, всегда есть лужица. На три глотка, но все же лужица.
Прошка встал на четыре лапы и сразу услышал, как хлопнула дверь в ванную. Тулаев никогда так быстро не закрывал ее. За дверью что-то по-мышиному прошуршало, подвигалось, и вдруг водопадом хлынула вода. Прошка сразу узнал душ. Он очень не любил его, потому что этот странный металлический кружок с десятками дырочек мог за одну секунду сделать его мокрым. От него нельзя было спастись. Он был в сто раз хуже дождя на улице. Тулаев, словно зная прошкину боязнь, редко мылся под душем. Он больше любил ванную. Особенно в такую жару.
- Про-о-ошка, ты где? - с кухни позвал его Тулаев.
На сердце у кота стало мягко и приятно. Он еще немного постоял, затягивая паузу, поднял хвост и бесшумно прошел мимо фыркающей женским голосом двери на кухню.
- Что, брат, изголодался?
Пальцы Тулаева скользнули по его голове, по шее. Боль сразу куда-то пропала, да и есть Прошка уж вроде и не хотел. В ответ он потерся о левую брючину хозяина.
- Не успел я сегодня, Прохор, в магазин, - извинился Тулаев. - Вот купил тебе в коммерческом киоске... "Вискас" называется. Ты уж извини, но придется заграничное есть. Вся страна ест. Никуда не денешься...
Он высыпал в облизанную до блеска миску какие-то коричневые крендельки, поставил пачку на стол и со вздохом ушел в комнату. Оттуда донесся певучий звук раскладываемого дивана, чуть позже - хлопок простыни.
Прошка разжевал пару крендельков, с натугой проглотил их, вслушался в свои ощущения. Желудок молчал, явно не понимая, что же это такое в него попало. Пришлось проглотить еще немного крендельков, чтобы удостовериться, что иногда можно есть и заграничное. Не помирать же с голоду!
Краем глаза Прошка заметил, как распахнулась дверь ванной и оттуда босиком пробежала в комнату замотанная в синее тулаевское полотенце девушка. И сразу там погас свет, словно девушка внесла на себе в зал темноту.
Хруст от "Вискаса", забивший уши, мешал уловить звуки оттуда. Лишь когда Прошка сглатывал, он мог расслышать какие-то шорохи, шепот, смешки, охи и ахи. Коту было непонятно, что они там делали. Казалось, что Тулаев и эта девушка щекочут друг друга, но никто не решается первым захохотать, и оттого все звуки приглушены и похожи на сдавленный смех.
Не доев и трети крендельков, Прошка присел, нервно и торопливо умылся правой лапкой и беззвучно, еле касаясь подушечками лапок паркета, проскользнул в комнату. Сел рядом с креслом, как бы слившись с ним и став его частью, и наконец-то разглядел своими зелеными кошачьими глазами, что на диване извивались два голых тела. Сверху был Тулаев, под ним елозила по мятой простыне девушка.
Она то выгиналась со стоном, то рвалась куда-то в сторону, будто хотела уползти с дивана. Впереди, там, где у Тулаева ничего не было, у девушки раскачивались какие-то округлые шары, и хозяин почему-то по очереди прижимался к ним губами. Он вроде как хотел пить, а иначе, чем из этих шаров, напиться, видимо, нельзя было.
Прошка посмотрел на мерное покачивание Тулаева, и голова его затуманилась воспоминанием. Это произошло весной, да-да, именно весной, когда журчали ручьи, а от мусорных баков начинало вкусно пахнуть гнилью. Прошка впервые увидел ее. Она, пушистая и светлая, грелась на солнышке. До нее, сидящей на балконном ограждении пятого этажа, было страшно далеко. Кошечка казалась звездой, зажегшейся на небе, но зажегшейся сразу для всех, а ему вдруг до боли в голове захотелось, чтобы только для него. Тогда он еще не был Прошкой, а у нее уже существовало какое-то звучное имя, и от этого она казалась еще большим божеством, чем далекая звезда. Обдирая шкуру о колкие весенние ветви, он залез по дереву на уровень балкона, прыгнул, даже не подумав, что может разбиться насмерть, больно ударился головой о стену, но на балкон все же попал. Самым неожиданным оказалось, что она его тоже ждала.
Туман чуть ослабел в глазах Прошки. Он увидел, что девушка, как та кошечка из прошлого, стоит на четвереньках, а Тулаев так же, как он, сзади, и кот, все поняв, грустно ушел в ванную на свой свитер. Шея опять заныла, но он вроде бы уже не ощущал боли. Где-то далеко отсюда жила пушистая и светленькая кошечка, а существовали на свете или нет их общие котята, его почему-то не интересовало. На то он и кот.
19
Егору Куфякову снилось, что его бьют по голове. В детстве покойный папаша, когда был не в духах, почему-то всегда норовил врезать ему по башке. А уж если напивался, то мог и загонять подзатыльниками до потери сознания.
Куфяков лягнул ногой невидимого врага, но тот продолжал короткими тычками бить по голове. Тогда он попытался разглядеть его лицо, но в башке от уха к уху все было так утрамбовано плотным туманом, что он не то что лица не разглядел, а так и не увидел, есть ли у врага голова. Худая жилистая нога Куфякова дернулась еще раз в ответном ударе, и он сам с грохотом свалился с кровати.
Сел, мутными глазами поискал врага, но вместо него увидел ободраную дверь квартиры. В нее стучали снаружи.
Куфяков, опираясь о край кровати, встал, покачался, изображая из себя дерево на ветру, и нехотя прошлепал к двери.
- Ты что, оглох?! - скользнул с площадки в квартиру кряжистый парень с раздувшейся с левой стороны курткой.
- Чего?.. - поморгал ему в спину Куфяков. - А-а, эт вы...
Он еле узнал загорелую лысину с пучком сплетшихся волосинок на месте чуба. Гость ужом скользнул мимо него.
- Шкандыбай сюда, - позвал он уже с кухни. - Базар есть.
Дрожащими руками Куфяков заправил серо-синюю майку в трусы, по которым мчались в кривых красных автомобилях лихачи-самоубийцы, босиком прошлепал на кухню, сел на жесткий стул напротив уже сидящего гостя.
- Жены дома нету? - поинтересовался тот.
- Не-а. На смене она. В ночную.
- Лады.
Он ловким движением вырвал из-под полы бутылку водки и поставил ее на стол, густо усеянный окурками.
- Не сейчас, - остановил гость дрожащую руку Куфякова. - Я ж бухтел, базар есть.
Языком Куфяков попытался увлажнить губы, но с таким же успехом он мог бы протереть их наждаком. Нечеловечески хотелось пить, но чтобы утолить жажду, нужно было встать, обойти стол, открыть кран и нагнуться к нему, а он сейчас уже, кажется, ничего не мог, кроме как сидеть.
- Держи, - смахнув окурки на пол, гость положил перед Куфяковым тетрадный лист бумаги и шариковую ручку. - Надо братухе твому весточку забацать.
- Пи...письмо?.. Дак нельзя же! Месяц ишшо не прошел, - еле выговорил Куфяков.
- Уже прошел. Я проверил. Не боись.
Гость взял ручку и сам вставил ее в дрожащие пальцы Куфякова. На жадный взгляд на бутылку сразу ответил:
- Напишешь - дернешь свои двести наркомовских. Сукой буду... К тебе это... из ментов никто не подползал?
- С какой стати? - округлил Куфяков плавающие в крови серо-зеленые глаза.
- Ну мало ли...
Куфяков сразу вспомнил вчерашнего гостя. Тот с первой минуты встречи перепугал его, показав жуткую красную "корочку", и Куфяков, не таясь, выложил все об этом сидящем сейчас напротив него парне с холодными пронзительно-могильными глазами и так не подходящей к его лицу лысиной. Неужели бандюга узнал что-то о визитере из "органов"? Или просто, как они сами, блатняки, говорят, брал на понт?
- Ну давай, пиши...
- А чего калякать-то? Вроде ничего и не случилось...
- Короче, сначала приветствие братану пропиши, - приказал парень. О-от так... Теперь про свое здоровье...
- А чего про здоровье-то?
- Болит чего?
- Ну, голова...
- Вот и пиши: башка стала болеть... О-от молодец! Теперь
про жену напиши. Ну что ты пялишься? Давай калякай: работает все там же, смены все больше ночные... О-от молодец!
- Глоток хоть дай, - скосив глаз на криво наклеенную этикетку, взмолился Куфяков.
- Заработать еще надо, - отодвинул бутылку локтем к подоконнику гость. - Теперь пиши слово в слово, как я гнать буду, - он закатил глаза под потолок и медленно, будто рыбак удочкой, стал вытягивать из себя слова: - Новые квартиранты в твоей фатере порядок уже навели. Хорошие ребята попались. Управдом на них не обижается...
