Андрей Константинов - Полукровка. Эхо проклятия
— Ну, не знаю… — все еще недоверчиво протянула было Самсут, но Лев галантным жестом уже прихватил ее за локоток:
— Ничего не бойтесь! Мы — известная фирма и высоко ценим и своих клиентов, и собственную порядочность. Едемте, в конце концов я же должен отработать свои двадцать баксов. Помните наш с вами уговор?..
Глава седьмая
Галопом по Европам
Санкт-Петербург, 9 июня
Хельсинки, Финляндия, 10 июня
Стокгольм, Швеция, 11 июня
Кепинг, Швеция, 11 июня
Остаток этого дня Самсут провела чувствуя себя глубоководной рыбой, плавающей где-то в темных слоях океана.
Сначала Лев отвез ее домой и минут сорок терпеливо прождал в машине, пока она, суетясь и чертыхаясь, собирала сумку, смывала макияж, принимала душ, бегала к соседке с ключами и с нижайшей просьбой раз в два дня заходить поливать цветы. Потом они помчались на Фурштатскую, в генеральное консульство Кипра, где, как оказалось, у Льва в прямом смысле всё было схвачено. По крайней мере вся процедура получения заветного визового штампика в паспорт заняла минут двадцать, не более. Оттуда они прокатились на Большой Сампсониевский, видимо, в один из офисов «Петрофона» (вывески на дверях не оказалось), где после недолгих уточнений и согласований Самсут торжественно вручили ваучер путевки, красочно изданный путеводитель по Кипру, а также объяснили, каким образом в Стокгольме она сможет получить свои авиабилеты. Времени оставалось в обрез, поэтому сразу из офиса Лев повез ее на автовокзал, и с учетом ежевечерних питерских пробок она вскочила в свой автобус буквально за несколько минут до отправления. На прощание представитель «Петрофона» галантно поцеловал ей руку и… жестом фокусника вложил в ее ладошку большое краснощекое яблоко. Чем окончательно сразил сердце госпожи Головиной.
«Да он одного только бензина на двадцать долларов нажег, пока со мной возился, — с умилением подумала Самсут, провожая глазами удаляющуюся мускулистую спину в крахмально-белой рубашке. — Надо будет отдать ему все сорок», — царственно решила она, и в этот самый момент ее взгляд выцарапал в толпе провожающих мужика в кожаной куртке, с которым она давеча столкнулась в дверях турагентства.
Ошибиться было невозможно — уродливое пятно ожога на правой скуле прочно впечаталось в памяти. В первые секунды Самсут страшно перепугалась, но потом на помощь пришла спасительно-услужливая логика, и Самсут облегченно выдохнула. «Ну конечно! Наверняка, это фирма отправила своего представителя к отправке автобуса, дабы убедиться, что никто не опоздал, все пассажиры на месте, а значит, можно подавать соответствующую отмашку. Вот это, я понимаю, сервис!» Успокоившись, она с удовольствием хрустнула сочным яблоком и, оторвав взгляд от окна, наугад раскрыла подаренный ей путеводитель.
…После Сардинии и Сицилии Кипр — третий по величине остров Средиземного моря. При площади 9251 кв. км он имеет большую протяженность, чем Корсика или Крит. Протяженность острова с севера на юг в самом широком месте составляет 96 км, с востока на запад — 224 км, общая длина береговой линии — 780 км,
— читала Самсут, и на береговой линии ей почему-то виделась фигура Льва из «Петрофона».
…берега острова изобилуют скалистыми утесами и песчаными бухтами. Поля, плодородные долины и острые вершины гор, раскаленные равнины и прохладные леса, — вот черты кипрского пейзажа.
«Неужели через несколько дней она будет прямо в этом самом кипрском пейзаже? И как же это она забыла спросить, поедет ли он туда тоже? Или его участие ограничено только этой акцией?»
…по острову почти параллельно друг другу протянулись две горные цепи: на севере — горный массив Кириния, на юге — горы Троодос. Здесь много шумных прозрачных источников. Чистый горный воздух, живописные тропы, мягкий, приятный климат делают этот район излюбленным местом отдыха, особенно в жаркое летнее время.
Так, может быть, все это время ей снился именно Кипр, а не Армения? Так, может быть, это и есть она? Судьба?..
* * *Уже подъезжая к таможенному посту, Самсут вспомнила, что за всеми этими суматохами она совсем забыла позвонить Карине. Сгорая от стыда («собралась училка в турне по заграницам, а у самой даже мобильного телефона нет»), она попросила у соседа трубку — «сделать один звоночек».
«Только недолго», — пробурчал тот и сунул ей мобильник.
Набирая номер, Самсут внутренне настраивалась на то, что подруга сейчас примется укорять ее за то, что та, по своему обыкновению, сделала глупость, вляпалась в очередную историю. А чем, собственно, крыть — ведь билетов на руках нет, а своими ощущениями Карину не убедишь.
— Ну наконец-то! Что затаилась, Головина? Или уже получила наследство и пересчитываешь монеты, как скупой рыцарь? — ехидно поинтересовалась трубка. — И что Хоровац? Хорош собой? Я оказалась права, он действительно из наших?
— Знаешь, Каринка, а он, по-моему, не пришел, — неожиданно печально сказала Самсут, и ей вдруг и впрямь стало грустно. — Не понимаю, кому вдруг взбрело в голову проделать такой глупый розыгрыш?
Карина помолчала, а потом неожиданно серьезно сказала:
— По-моему, это тебе в наказание, Самсут.
— За что? — опешила та.
— За то, что забыла, кто ты и откуда. Вот — опять ничего не произошло, и теперь ты всю жизнь будешь мучиться, что могла бы, да не узнала. Черт с ним, с наследством, а вот корни твои и побеги останутся неузнанными, неназванными… В общем — сама виновата! Ладно, слушай, мне сейчас страшно некогда — я ж сейчас на вокзале стою, шеф отправляет на день в Москву, на семинар.
— Ой, а я еще хотела тебе рассказать, тут сегодня со мной такое случилось…
— Извини, Сумка, мне надо бежать, поезд через десять минут. Да и мобильник садится. Ты ведь через два дня из Швеции возвращаешься? Вот и отлично. Как приедешь — сразу ко мне, с подробным отчетом. Папашке своему привет передавай. И не забудь привезти мне шведскую селедку. Всё. Бай.
Самсут хотела сказать ей, что через два дня она будет у черта на рогах за тысячи верст, но в трубке уже зазвенели длинные обидные гудки, услышав которые мужик нетерпеливо потянул к ней свою потную ладошку. «Я же просил — только недолго», — укоризненно покачал головой он, забирая телефон. Самсут, так и не успевшая рассказать подруге о странном и крайне необычном происшествии этого дня, равно как и о том, что она никак не сможет в назначенный срок предстать перед Кариной с подробным отчетом по той причине, что в это время она, возможно, будет уже не в Швеции, а на Кипре, едва не расплакалась от досады.
«А вдруг все это дикий и глупый розыгрыш? Точно такой же, как и с этим дурацким наследством? — мелькнула у нее вдруг ужасная мысль. — Но ведь не приснились же ей ни икорный бар, ни Лев, ни анкета. Или это какая-нибудь ловушка? Ведь бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловке?..»
Ну а дальше всё пошло, как во сне…
* * *Финская граница и ранним утром, после полусонной ночи в дороге, довольно скучная прогулка по Хельсинки. Вопреки всем ожиданиям, Самсут была несколько разочарована: столица Финляндии оказалась куда менее интересной, чем Петербург. Все это она уже видела и у себя, и в Прибалтике. Таллин с его Мартами, Томасами и крохотными улочками, пожалуй, был даже поинтересней, чем эта недоступная ей до сих пор северная столица. Словом, Самсут поймала себя на том, что пока еще за границей себя вовсе не чувствует, зато гораздо больше, чем в Питере, ощущает на себе заинтересованные взгляды бесстрастных аборигенов с соломенными волосами.
«Наверное, в другой стране и ты становишься другая», — решила она, не привыкшая к мужскому вниманию на улицах. Однако, еще немного поразмыслив, списала этот неожиданный интерес на новую одежду. В целом же от города у нее осталось впечатление правильности и скуки, которую нарушали лишь забавные памятники всяким животным. И только при виде одного памятника у Самсут дрогнуло сердце: это была неведомая старушка, сидевшая сложив между колен уставшие руки. В каменном морщинистом лице ее светилось мудрое всеприятие жизни, очень напомнившее Самсут бабушку Маро. Вероятно, в старости человеку порой открывается нечто, недоступное остальным…
Впрочем, когда они уже ехали на паром, ленивый гид обратил их внимание и на памятник Александру Второму, однако сама площадь и все вокруг оказалось настолько похожим на Петербург, что Самсут окончательно разочаровалась в Хельсинки. К тому же в этот момент ее гораздо сильнее занимала мысль о пароме.
Со словом «паром» у нее связывались совсем детские ассоциации: тихоструйная река Рось на Украине, с покатыми берегами в длинных водорослях, розовый свет закатного солнца и дед с обвислыми усами в рваной, плетенной из соломы шляпе, зазывавший усталым голосом: «Хтой там еще остался, громадяне? У конычный раз плывемо». И упругое дрожание деревянного настила под ногами, и шершавое прикосновение каната к ладоням, и запах воды, становящийся к ночи пронзительным и острым… Конечно, Самсут прекрасно понимала, что теперь ей предстоит плыть не на столь древнем сооружении. Однако образ сколоченного из грубых бревен, крытых нетесаными досками, сельского парома так и не выходил у нее из головы.
