Екатерина Островская - Мечты о лучшей жизни
Все это еще совсем недавно не интересовало Лену, но теперь она слушала с вниманием и даже задавала вопросы, на которые получала сразу несколько ответов, зачастую взаимоисключающих. Представлялось, что все лето пройдет в таких разговорах, а потом… Потом будет возвращение в город и новая работа. Хотя… А вдруг не будет ни города, ни работы, вдруг что-то переменится кардинально? Лена чувствовала, что обязательно произойдет что-то очень важное, такое, что совершенно изменит ее жизнь. Только где оно, это очень важное? И с кем связано? С Леонидом Петровичем Чагиным? Нет, насчет него она не уверена. Мужчина значительно старше, занимает в обществе определенное положение, встречается и даже водит дружбу с людьми, с которыми она никогда и не думала оказаться рядом. Но ведь вчера оказалась, общалась с ними, и ее приняли как равную. Да и эти люди, которые сейчас так мило беседуют с ней, тоже считают ее близкой и понятной им.
– Ну что, сегодня приходите все к нам на шашлычки, – предложил Владимир. – Наш уважаемый академик тоже обещался нанести визит. Вообще-то мы с ним за неделю об этом сговорились.
– Неужели? – удивился Альберт. – Он разве планирует участие в подобных сборищах?
– Просто академик не каждый день водочку употребляет и заранее подготавливает свое сознание к пустым разговорам. Я бы и генералов пригласил, но они, как оказалось, улетели с женами в Турцию.
– Зачем им Турция понадобилась? – удивилась Валентина Васильевна. – Ведь здесь гораздо лучше.
– Может, решили еще раз взять штурмом Измаил? – пошутил Альберт.
– Измаил теперь украинский, – напомнил отставной опер. – Кстати, моя бывшая жена как раз оттуда родом. Такая упертая была – каждую ночь приходилось штурмом брать.
– Дурак! – рассмеялась Зина и хлопнула мужа по спине.
– Ну у тебя и ручища, – поморщился Ушатов.
Ранние гости ушли, и Лена не знала, чем ей заняться. А потому решила съездить в Ветрово. Зашла в контору лесобазы и оплатила счет, спросила, сколько должна за возведение забора, и услышала в ответ, что работа еще не выполнена полностью. Потом она посетила торговый центр, а затем рынок, где побродила по рядам, просто убивая время. Когда вернулась к своему домику, увидела, что Чагин опять прислал рабочих. Те как раз тонировали новенькие доски забора пропиткой и навешивали раздвижные металлические ворота.
Вечером, когда начали насаживать на шампуры куски мяса и помидоры, появился профессор Сурин. Андрон Акатович оказался крепким стариком. Пришел он в костюме, словно на торжественный прием, но сразу же снял пиджак и остался в белой рубашке при галстуке.
– Мне соседи все уши уже прожжужали про вас, – улыбнулся он Лене. – Такая девушка! Такая девушка!
– Но вы разочарованы? – спросила та.
– Как раз наоборот. Вы именно такая, как мне и описывали, даже лучше.
Сурин вообще оказался не только крепким, но и довольно болтливым старичком. Высказывал свое мнение по любому поводу, и оно всегда было прямо противоположным мнению большинства присутствующих. Главным доказательством его правоты была одна и та же фраза, которую Андрон Акатович повторял, улыбаясь светло и устало:
– Уж поверьте мне, пожилому человеку, много повидавшему в жизни, в том числе падение идолов и крушение идеалов.
– Вы заведовали кафедрой научного коммунизма? – вспомнила Лена.
– Не только заведовал, но и являлся одним из ведущих специалистов в стране в этой области. Учебники для вузов выходили под моей редакцией. Но потом, когда прежняя идеология была развенчана, хотя, пожалуй, даже гораздо раньше, я начал говорить, что движущей силой исторического процесса является не классовая борьба, а нечто совсем иное.
– Что же именно? – спросила Лена.
Сурин промолчал. Но за него ответил Владимир, укладывавший шампуры с мясом на мангал:
– Технический прогресс. Если бы не развитие производственных технологий…
– Величайшее заблуждение! – перебил его Андрон Акатович. – То, что толкает вперед и науку, и общество, – не что иное, как извечная борьба добра и зла. Общество стремится к совершенству, которого не сможет достичь, судя по синусоидальному характеру развития человеческой цивилизации, никогда. Мы то на пути к совершенству, то движемся в обратном направлении, оставаясь, по сути, на одном и том же месте. Техническая революция – это всего-навсего облегчение труда и быта, что для развития общественного сознания имеет, конечно, какое-то значение, но – второстепенное. Общество совершенствуется в процессе борьбы за идеалы, которые, увы, само же и придумывает. Вернее, его представители, порою не самые лучшие. Разделять общество по категориям по отношению к собственности на средства производства не совсем точно. И там, и там есть злодеи и подонки, и трудно сказать, где их больше. Почему работодатель обязательно должен обзываться эксплуататором? Он дает людям возможность работать и содержать свои семьи. Не было бы работы, даже вполне честные люди, чтобы прокормить себя, пошли бы грабить и убивать. Для того чтобы выбирать идеалы, надо определиться с понятиями, что такое добро и что такое зло. А уж потом, точно и обоснованно определившись, надо уничтожать носителей зла…
– То есть как уничтожать? – не поняла Зина. – Расстреливать, что ли?
– По-разному. Но в случае активного противодействия, вызывающего вооруженные конфликты, чтобы пресекать их возникновение, можно уничтожать носителей зла и физически.
– И это правильно, – согласился Владимир, подмигивая Лене. – Мне, например, поведение Альберта не нравится. Будь я из числа тех, кто принимает решения, я бы тогда этого Альберта…
– Мне кажется, такое уже было в истории, когда коммунизм, которого никто не видел, объявили добром для всех, а капитализм – злом, – сказала Лена. – И тех, кто мешает строительству неизвестного всем общества, уничтожали. Сами же говорили, что добро и зло – понятия надклассовые.
– Не все так просто, – покачал головой Сурин. – Возьмем, к примеру, господина Чагина. Милейший человек, скажете вы. Даже благодетель, можно и так сказать. Но, по мне, он – носитель абсолютного зла. Сатана ведь тоже внешне прекрасен и благороден, чтобы ликом своим и речами смущать сердца людей, а в особенности женщин. Вы, вероятно, думаете, что Чагин – ангел?
– Мне ли не знать, кто он, – усмехнулся бывший опер.
– Вы могли бы его убить ради спасения других людей?
– Вот так запросто? – переспросил Владимир. – Без повода и конкретной причины?
Ушатов задумался, а старик улыбнулся Лене:
– А я бы убил. Подкараулил бы его в темном переулке, и… или засел бы где-нибудь тут в кустиках с ружьецом и вечерочком пальнул бы в окно его машины. А потом лесом, лесом, под покровом темноты в свой домик… А лучше бы сел в машину и в город, где несколько десятков человек подтвердят, что я в это время сидел на совещании…
– А если не подтвердят?
– Да уж придумал бы себе алиби.
– Хватит! – пресекла опасный разговор Зина и посмотрела на Лену: – Вот ты была у него в доме – о чем хоть с ним говорили? Чагин вспоминал о нас?
Лена пожала плечами.
– Говорил. Сказал, что Володя приходил к нему с идеей создания охранной фирмы, но он не собирается идти ему навстречу, потому что у него есть своя собственная, а посему может Володю сторожем взять, если тот попросит…
– Сволочь! – почти равнодушно произнес бывший полицейский.
– Согласен, – прозвучал голос Альберта. – Я Чагина почти семь лет знаю. Пришел к нему за инвестициями, сказал, что у меня в министерстве хороший знакомый и можно заключить договоры на создание компьютерных программ для государственных учреждений. Правда, оплата, к сожалению, будет только после сдачи заказа, без всяких авансов и предоплат. Надо же технику хорошую брать, людей на работу, зарплату всем платить. И что? Леонид Петрович попросил ввести его в состав учредителей. Ему, стало быть, пятьдесят один процент акций, а мне сорок девять. Я согласился, дело пошло! Мое дело, учтите! Но через полтора года он провел эмиссию акций, и моя доля уменьшилась в десять раз. Пришлось ему же и продать свои обесцененные акции. А потом Чагин вообще перепродал предприятие своему приятелю, какому-то Тимофееву. Причем за очень хорошие деньги.
– Тимофееву? – удивилась Лена. – Его Иваном Алексеевичем зовут, а предприятие называется… то есть называлось «Майфербайт»? Я там работала. Недолго, меньше двух лет. Теперь фирма закрывается.
– Я в курсе, – кивнул Алик-бабник. – Это моя родная контора, название сам придумал. А если честно, то подсказала одна аспирантка с журфака – у нас тогда любовь была. Обидно, создавал фирму на века, люди ко мне пришли очень талантливые, поверили мне, и вот из-за зарвавшегося…
– Короче, и у вас есть повод! – обрадовался Сурин.
– Повод… – усмехнулся Альберт. – Вон Валентину Васильевну спросите, как пятнадцать лет назад Чагин предложил крышевать ее бизнес – чтобы процветал принадлежащей ей универсам, чтобы зарождающаяся торговая сеть «Валентина» развивалась…
