Виталий Дёмочка - Строгий режим
Каждый раз потом он, встречая Ольгу с Юрием, кусал губы и со злостью смотрел на её молодого человека, который явно был ему не соперник, разве что только по возрасту. А потом, занимаясь сексом с кем-нибудь из своих подружек, пытался представить на их месте Ольгу. Так продолжалось до тех пор, пока автоугонщиков не поймали. Он тоже оказался за решёткой в ожидании суда.
Все его девушки, естественно, сразу его бросили и вот уже год, как кроме жены он больше никого не интересовал. А сейчас каким-то непостижимым образом это ангельское создание Ольга оказалась здесь, рядом с ним. Его истосковавшееся по ласке и теплу сердце запело. И пусть даже её губошлёп тоже здесь, тут-то у Протаса больше шансов стать для неё первым другом, защитником и помощником.
С продола раздался характерный звук. Так баландёр стучит своим черпаком по железным чашкам и алюминиевым зековским шлёмкам арестантов. Начали раздавать баланду. Перед глазами Протаса опять проплыло лицо Ольги с её улыбкой, он подошёл к кормушке и стал ждать, пока баландёр подкатит свою тележку к их камере. Наконец кормушка открылась и Павел, сам сказав ему, что баланду брать не будут, подошёл и нагнулся к кабуре в расположенную внизу хату семь ноль, через которую должны были передать малёк от Соломы. Они были на одном этаже и в эту смену дубаков у них можно было передать маляву через продол.
— Ну чё там, семь ноль? — произнёс в кабуру Протас.
— Ща-ща, погоди, — послышался оттуда ответ, — подходит баланда.
Павел прильнул ухом к кабуре и даже отсюда слышал, как параллельным курсом их баландёру движется тележка по нижнему этажу и как звонко щёлкнула кормушка нижней камеры. Пытаясь вслушаться в полушёпот баландёра он с нетерпением ждал, когда в кабуру просунут малёк. Но вместо этого туда подошёл сидящий в семь ноль Валёк и сказал:
— Там Саня извиняется, говорит, что дела были неотложные. По ночи всё нормально будет.
Протас аж выругался от досады. То по обеду, то по ужину, то вообще по ночи. Вот и помогай после этого смотрящему деньгами. За целые сутки не мог решить такое простое для него дело. Да даже найти её не смог. Павел тут же решил не надеяться на смотрящего и действовать самому. Всё-таки деньги в тюрьме могут решать многие вопросы, в том числе и вопросы удобства его желанной.
— Валёк, — произнёс он в кабуру. — Запроси там в восемь шесть, словились они со старухой? Там же контрольку вроде обрывали.
Пока нижняя хата списывалась с теми, кто отправлял груза на старый корпус, Павел быстренько написал на листке бумаги текст.
— Протас, — раздался из кабуры голос Валька и Павел сразу подошёл, — они сейчас сдавливаются, но кататься, сказали, будут только после проверки. Там на улице движения какие-то, сегодня и так две контрольки оборвали.
— Да нормально, — ответил Протас и сунул ему бумагу, — тут до проверки-то времени осталось херня.
На вот, пусть прогон сразу отправят на старуху.
* * *Ольга лежала на шконке лицом вверх. Она была с закрытыми глазами, но только делала вид, что спала. На самом деле она просто боялась вставать. Боялась, что Коса, проснувшаяся ещё на ужине, опять начнёт её доставать. А если Ольга будет упорно отказываться, то она не только не поможет найти Юрку, но и здесь не даст спокойно жить. Будет постоянно высмеивать или, как тут говорят, чмырить. Что делать и как тут жить дальше она совсем не знала, от всех этих мыслей уже болела голова. Ещё и Юрка подозрительно молчал, от чего она беспокоилась ещё больше.
Днём её вызывали на беседу в оперчасть, где она поинтересовалась состоянием Юры, не случилось ли с ним чего. Но там ей сказали, что с ним всё в порядке. Только при этом как-то странно на неё смотрели и не сказали, где именно он сидит, сославшись на то, что не имеют права об этом говорить. Вообще весь разговор показался ей очень странным. Сначала беседу вёл один и вежливо задавал вопросы, всё ли у неё в порядке, как устроилась и нет ли у неё каких-нибудь претензий. Потом зашёл ещё один и первый сразу стал задавать вопросы по её уголовному делу уже официальным тоном. А тот, который зашёл, всё время сидел молча, лишь изредка вставляя какой-нибудь вопрос о её семье и о суде. Когда Ольга после всего рассказала об этом Вере с Римой, их разговор слушала подруга Косы Лена и сказала, что это её хотели завербовать, чтобы она стучала. Ещё она сказала, чтобы Ольга была с ними поосторожнее, а если выведут ещё и будут задавать вопросы про хату и сокамерниц, чтобы держала язык за зубами.
У Ольги слишком болела голова по Юрке и о том, как жить с этой матёрой уголовницей с бешенством матки, чтобы думать ещё и об оперативниках. Она уже начинала думать о том, чтобы попроситься в другую камеру, но боялась, что от этого будет ещё хуже. По крайней мере так говорила ей Лера в отстойнике. За то, что выломилась с хаты, ещё больше чмырить будут. Но как здесь жить? Чёртова Коса. Другие, живущие у окна, вроде бы не «страдали» от нехватки секса. По крайней мере за эти дни у них Ольга этого не замечала. Да ещё и Юрка молчит. Мысли нахлёстывали одна на другую и хотелось плакать.
Проверка уже давно прошла. А может, ей просто так казалось, что давно. Каждая минута ожидания казалась вечностью. А неизвестность по поводу того, придёт ли вообще ответ, делала это ожидание ещё болезненнее и утомительнее.
Когда, наконец, пришла первая «почта» с нового корпуса её сердце забилось в тревожном ожидании, что ответа опять не будет. Но пока Рина с Косой разбирали мальки и груза она всё ещё делала вид, что спит. А когда Коса вдруг заговорила, она вся напряглась и сердце её заколотилось.
— Слушай, я не поняла, — говорила Коса, — ни хера сколько народу её ищет. Шеляева, это ни эта Ольга? Как её фамилия?
— Не знаю, — ответила Рина и хотела сказать что-то ещё, но ей не дала закричавшая на шконке Ольга.
— Я-я-я это, здесья, — тараторила задыхающаяся Ольга и быстро слезла на пол. — Я здесь. Это меня ищут.
— Да ты погоди. Чё орёшь-то? — успокоила её Коса, но уже почему-то дружеским тоном. — Слушай, тебя такие люди тут ищут. Один с восемь семь прогон, другой от смотрящего за тюрьмой… вот ещё один… Ты кто, девушка?
— Ольга я… Шеляева… — пыталась говорить спокойнее Ольга, но у неё получалось только не кричать. — Кто ищет, там есть имя?
— Нет. Тут только номера хат. Но каких? Ты посмотри, — Коса показала ей малявы. — Вот это положенская хата, вот это тоже блатные. Вот ещё осуждёнка строгая, чёрная. Кто у тебя здесь?
— Это Юрка мой, — радостно тараторила Ольга. — Это он ищет меня. Наш прогон, наверное, не дошёл до него, вот он сам меня и ищет.
— Это вот этот твой… — Коса, видимо, хотела сказать «ландух» или ещё что-нибудь в этом роде, но осеклась и спросила: — А он у тебя кто?
— Любимый… — ответила Ольга, даже не замечая от радости, что Коса разговаривает с ней уже чуть ли не ласково. — А он в какой?
— В какой-то из этих трёх, остальные походу ему помогают, — сказала Коса и, обращаясь к Рине, скомандовала: — Отвечай всем, здесь она.
Рина начала писать ответ на всех трёх прогонах, а Ольга склонилась над ней и наблюдала за этим с бьющимся от радости сердцем. Коса встала и заходила по камере, думая о чём-то. Потом, всё-таки, придя к выводу, что эта девушка не так проста, как казалось, решила реабилитироваться на всякий случай перед ней и командным голосом сказала Рине.
— Ещё один прогон по трассовым хатам пошли. Где там наш вчерашний прогон затормозили? — сказала она и уже дружеским голосом обратилась к Ольге: — Щас мы ещё разберемся, почему я твоего Юрку вчера найти не могла. Всё будет тип-топ, не боись.
* * *В восьмёрке всё оставалось по-прежнему. По непонятной для Плетнёва причине его «постояльцев» не раскидали сегодня по хатам. А это означало, что все выходные они будут здесь с ним, и уедут только в понедельник. Такое положение дел его очень не устраивало. Лупатый и все остальные, включая ещё одного, которого закинули сегодня, знали о наличии у него химки и смотрели на него голодными глазами. Причём отказать им было рискованно, те могут обозлиться и сдать его, что он крысанул стрём-контроль. И хотя они все фактически уже сами принимали в этом участие, ведь сами курили эту химку и прогон пустили по трассе, что груза замели мусора, но свалить потом всё могли на него.
Олег делал вид что спит и ворочался с боку на бок, приоткрывая глаза и поглядывая, чем занимаются сокамерники. Лупатый замечал открытые щёлочки его глаз и с нетерпением ждал момента, когда можно будет намекнуть о забитии косяка.
— Восьмёрка, — раздался приглушённый женский голос и Лупатый подошёл к параше и открыл кляп.
— Говори.
— Давай домой, — уже более отчётливо проговорила параша женским голосом.
Лупатый засунул руку в сливное отверстие и за верёвку вытащил целлофановый пакет с «почтой». Высыпав содержимое на пол, он вымыл руки и стал разбирать малявы.
