Татьяна Степанова - Колесница времени
Катя решила тоже идти к себе в гостевую комнату. Но тут снова возник Данила. Чай он на террасе со всеми не пил.
— Так, значит, ты замужем? — спросил он.
Вот откуда узнал? При разговоре моем с Лопыревой ты не присутствовал. Значит, у сестры справки навел?
— Я замужем, Данила.
— И хороший муж?
— Муж — человек хороший.
— Ясно, — Данила улыбался. — И как она, жизнь семейная?
— Прекрасно.
— А что же муж твой с тобой не приехал?
— Он за границей.
— Ааа, понял.
— А ты очень вырос, — похвалила Катя.
— А я и был взрослый. Это вы, мелкота, под ногами путались все время, — Данила улыбался совсем плотоядно, — мелюзга, девччччччонки… Ты ведь косичек никогда не носила…
— Точно, а ты помнишь?
— Смутно. — Данила больше не улыбался. Его улыбку словно стерли или сам он ее в момент убрал с губ, как актер. — У меня память порой начисто отшибает. Тут помню, а тут не помню.
Катя поднялась к себе. Закрыла дверь. Включила воду в ванной — надо принять горячий душ, согреться после патио.
Она достала мобильный и позвонила Лиле Белоручке.
— Привет, я на месте и провела тут почти целый день. Здесь вся семья Жени — ее отец, Раиса Лопырева, Данила — это Женин старший брат. И еще тут их приятель, некий Герман Дорф, — сообщила она. — Муж Жени, Геннадий Савин, сегодня на работе в мэрии и еще домой не возвращался. Насчет нашего дела пока ничего интересного — они по поводу убийства шофера отговариваются общими фразами — мол, очень жаль парня. И я…
Тут Катя запнулась. Она ведь узнала важную деталь — Женя находилась дома на момент возвращения шофера Фархада из Москвы из сервиса. И на допросе она солгала. Но говорить сейчас об этом Лиле… Нет, лучше пока с этим подождать. Придержать эту информацию.
— И ты что? — спросила Лиля нетерпеливо.
— И я узнала только — этот Герман Дорф приехал в Прибрежное к ним в тот вечер, когда произошло убийство.
— Герман Дорф? — переспросила Лиля. — Я думала у меня одна новость для тебя, а выходит, что сразу две.
— Какие новости? — Катя сразу насторожилась.
— Я тут МУР прозондировала, старые мои связи, — Лиля говорила тихо, — попросила данные по убийству того парня в Москве, Василия Саянова. Данные о номерах и контактах его мобильного телефона. Они там все уже проверили. Так вот — муж твоей Жени, он в списке.
— Геннадий Савин?
— Да, оба его мобильных номера в телефоне Василия Саянова. А сейчас ты фамилию Дорфа назвала — так вот и этот человек значится у парня в телефоне — Герман Дорф, его номер и адрес электронной почты. Они знали Саянова — и тот и другой. Они оба знали первую жертву.
Катя смотрела в темное окно — ни леса, ни реки, не видно ни зги…
Они знали первую жертву…
А вот это уже в деле поворот.
Глава 15
Дежурство на праздник
В праздничный день Геннадию Савину выпало дежурить от мэрии и департамента благочиния и благоустройства. Дело привычное для чиновника среднего ранга.
Конечно, он предпочел бы отдохнуть, но служба есть служба. Выбирать не приходится.
А тут повалили неприятности и заботы. В полдень на Пятницкой улице прорвало трубу с горячей водой, и Геннадию Савину срочно пришлось выехать туда.
Нарядная, только совсем недавно благоустроенная и отремонтированная Пятницкая улица захлебывалась от кипятка. Рабочие лихорадочно долбили отбойными молотками чистенькую, аккуратную плитку тротуара и велосипедной дорожки. Экскаватор с ревом рвал новый асфальт на проезжей части, стремясь как можно быстрее вырыть яму, чтобы добраться до протечки.
Все опять принимало раздолбанный вид — все разбито и загажено.
Геннадий Савин стоял в стороне и наблюдал за ремонтными работами — к ночи коммунальщики обязались управиться с ремонтом трубы. А улицу Пятницкую придется приводить в порядок заново.
Взгляд Геннадия Савина скользил по крышам ярких особняков Пятницкой. Вон тот дом на углу переулка напротив голубой церкви ему знаком.
Вон то окно в элегантной мансарде…
Да, то окно — и на фоне окна тонкий юношеский профиль. Светлые волосы, как всегда, в хаосе стильной стрижки, и глаза — яркие, синие-синие.
Парня звали Васенька…
Васенька Саянов…
Геннадий Савин внезапно словно по-иному увидел и эту улицу Пятницкую, и эту мансарду под крышей, где располагалась очень дорогая квартира-студия.
А потом он вспомнил… нет, снова увидел Васю Саянова рядом со своей женой Женей.
Один профиль на фоне другого, будто на драгоценной древней камее.
Вася Саянов рядом с его женой…
Геннадий Савин ощутил в груди в области сердца почти физическую боль. И какую-то дрожь, смесь отвращения и нежности.
Экскаватор словно доисторическое чудовище вгрызался стальными клыками в асфальт, выбрасывая на-гора́ кучи щебенки и грязи. Горячую воду из прорванной трубы наконец перекрыли.
Рабочие в спецовках и оранжевых касках полезли, как муравьи, в вырытую яму заделывать течь.
После Пятницкой Геннадий заехал еще на Новый Арбат — там гулял студеный ноябрьский ветер. Ослепляла реклама.
Когда он вернулся в департамент благочиния, располагавшийся на Тверской, его внимание сразу привлек шум, доносившийся с улицы.
У памятника Юрию Долгорукому кипела буза.
Толпа журналистов и ОМОН окружали маленькую группку молодежи под флагом цветов радуги. Протестующие только-только развернули радужное полотнище и что-то начали выкрикивать, как ОМОН попер на них клином, рассекая и рассеивая. И тут же цепко вылавливая — всех, всех без исключения, чтобы ни один не ушел, не просочился! Сразу же появилось множество автозаков. ОМОН — судя по обтерханному, засаленному виду формы, не столичный, а прикомандированный, пригнанный на праздники откуда-то из провинции — начал загружать «короба». Протестующие упирались, некоторые ложились на асфальт, отказываясь идти в автозак, их тащили и бросали, как дрова.
— Гей-пикет несанкционированный! Безобразие! Это пропаганда, а что, если дети увидят? — громко судачили дежурные сотрудники департамента благочиния, прилипшие к окнам и пялившиеся на разгон пикета.
— А что, если дети увидят, как людей за волосы волокут по асфальту и швыряют в автозаки? — спросил Геннадий Савин.
Оглянулся на замолчавших коллег. И сразу пожалел, что это сорвалось у него с языка.
Глава 16
Пьяница и вор
— Подождите в холле, она сейчас придет. У них занятия по музыкотерапии. Моцарта они слушают, — сказала медсестра майору Лиле Белоручке и добавила: — Уж полиция бы сюда поменьше ездила. Мы ее немножко подлечили, прогресс наметился в общем состоянии, но может в момент сорваться.
Лиля села на кожаный диван в холле. Больница — знаменитая Соловьевка, клиника неврозов. Чистота, тишина, холл для посещений весь в комнатных цветах, как оранжерея.
Она приехала из Прибрежного сюда в Соловьевскую больницу для того, чтобы встретиться тут с Региной Саяновой — матерью Василия Саянова. Кате она об этом в телефонном разговоре не сообщила, решила рассказать уже по факту встречи.
О том, что мать Василия после его смерти находится в Соловьевке, поведал ей тот же самый источник в МУРе — по знакомству. Сказал коротко: мать — алкоголичка, после похорон сына допилась до белой горячки. Теперь вот в Соловьевке в себя приходит.
Ждать пришлось очень долго. Наконец она пришла — Регина Саянова. Еще молодая женщина, учитывая, что сыну ее всего-то девятнадцать стукнуло, но вся словно присыпанная пеплом — жидкие светлые волосы кое-как подколоты на голове яркими заколками-блямбочками, точно у первоклассницы, а лицо — в ранних морщинах. Движения все суетливые — то почесывается, то облизывает языком сухие губы, то теребит шнурки капюшона «кенгурушки».
Лиля Белоручка официально представилась, правда, не стала уточнять, что она из областного, Прибрежного ОВД.
— Нашли, кто убил Васеньку? — с ходу спросила Регина Саянова как-то уж слишком легкомысленно.
— Пока нет, ищем.
— Ищите, вам за это деньги платят.
— Давно вы здесь? — спросила Лиля.
— Месяц.
— Хорошая клиника.
— Хвалят ее. Я ж не своей волей сюда. — Регина почесала бровь. — Как похоронили Васю, я себя так скверно почувствовала, что уж и не знаю. В беспамятство какое-то впала. У меня и раньше проблемы с алкоголем были.
— Этого не надо стыдиться, — успокоила ее Лиля. — Я вас о сыне хотела расспросить…
— Спрашивайте, что теперь-то спрашивать, нет его. Ой, вот глядите, руки трясутся, — она вытянула вперед руки, унизанные золотыми кольцами, — еще подумаете, вот пропойца, да? А я ведь такой не была. Я веселая была в юности, спортивной гимнастикой занималась. Муж мой… Васин отец… это он нас вот такими сделал — и меня и сына.