Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
Во-первых, судя по свидетельским показаниям, жена Криппена, бывшая певичка варьете, открыто изменяла мужу и всячески над ним издевалась. Роджер Шерингем (сыщик, придуманный Энтони Беркли) говорит в одном из романов, что если существовала на свете женщина, которая просто напрашивалась на то, чтобы ее убили, то это была Кора Криппен. Сам же Криппен был врачом-гомеопатом, безобидным и добросердечным человеком. На суде он держался мужественно, вину свою отрицал, изо всех сил выгораживал любовницу — словом, производил приятное впечатление. Во-вторых, парочка уже отплыла на корабле в Канаду (причем любовница Криппена была переодета мальчиком), и их задержали в порту прибытия благодаря радиосвязи с кораблем, что было первым случаем такого использования радиограммы. И в-третьих, против Криппена практически не было доказательств. Да, его жена исчезла неизвестно куда. Да, он привел в дом любовницу и отдал ей украшения жены. Да, под полом его квартиры удалось обнаружить фрагменты человеческих останков, но установить, что они принадлежали жене Криппена, не представлялось возможным (не было найдено ни головы, ни конечностей). Тут-то и вышел на сцену Бернард Спилсбери — он не только обнаружил в останках следы скополамина (сильнодействующего алкалоида), но и уверенно утверждал, что ему удалось идентифицировать шрамовую ткань в нижней части живота (в этом месте был шрам у покойной Коры Криппен). Это свидетельство оказалось решающим — Криппен был приговорен к смертной казни и повешен.
Маршалл Холл впоследствии заявил, что если бы он защищал Криппена, то того бы отпустили или в худшем случае вменили бы ему убийство по неосторожности. По его версии, Криппен дал жене лекарство от депрессии, но не рассчитал дозу. А потом, испугавшись, расчленил и спрятал труп.
Так же считал и Энтони Беркли — в 1937 г. он опубликовал заметку «Был ли Криппен убийцей?», в которой доказывал, что если и имело место убийство, то непреднамеренное. Скополамин должен был просто усыпить Кору и тем самым дать Криппену возможность провести спокойный вечер.
«Человек не может сорок восемь лет быть милым и добрым, а потом оказаться чудовищем». Сомнения в справедливости приговора высказывал и американский автор детективов Раймонд Чандлер.
Дело Криппена вызвало огромный резонанс — о нем даже слагали стихи. Однако настоящую известность Спилсбери принес другой судебный процесс — действительно из ряда вон выходящий. Это было дело Джорджа Джозефа Смита (хотя у этого человека было много других имен), которое вошло в историю как «Дело невест в ванной» (1915 г.). Смит трижды в течение трех лет женился на дамах со средствами, после чего эти достаточно молодые и здоровые женщины оформляли страховку в его пользу, стремительно заболевали, обращались к врачу и тонули в ванной «в результате припадка». В каждом случае проводилось дознание с вердиктом «смерть в результате несчастного случая». Надо учесть, что ванные комнаты были далеко не во всех домах, и Смит проявлял большую настойчивость, чтобы снять именно комнаты с ванной. Поскольку в то время не существовало документов, надежно идентифицирующих личность, он проделывал все это без труда и по-палея, в сущности, случайно. После того как в ванной утонула третья по счету жена, в газете появилась заметка, описывающая это происшествие, и хозяин квартиры, в которой утонула предыдущая жертва, написал в Скотленд-Ярд о сходстве этих двух случаев. Началось следствие, Смит предстал перед судом. По ходу дела обнаружилось еще две жены (на этот раз живых). В многоженстве сомнений не было, но убийства Смит отрицал.
На этот раз Бернард Спилсбери и Маршалл Холл встретились в зале суда, и Холл проиграл.
Спилсбери провел следственный эксперимент: пловчиху погрузили в ванну с водой и резко дернули за ноги. Она моментально захлебнулась — полицейским едва удалось ее откачать. На этом Спилсбери и построил свои выводы: если бы жертвы тонули в результате припадка, смерть не была бы мгновенной, утверждал он. А гусиная кожа, обнаруженная им на останках одной из жертв, и тот факт, что женщина в момент смерти крепко сжимала в руке мыло, говорят о том, что смерть была насильственной. Кроме того, он представил замеры ванных и сложные рассуждения о том, могла ли жертва оказаться в той или иной позе в момент утопления. С точки зрения сегодняшней науки доводы Спилсбери кажутся сомнительными, но в то время они произвели большое впечатление на присяжных и существенно повысили престиж судебно-медицинской экспертизы. Нельзя не добавить, что Спилсбери прекрасно умел держать внимание публики и обладал большим личным магнетизмом. Его называли «настоящим Шерлоком Холмсом». В деле Смита старая судебная система, построенная на красноречии (Маршалл Холл), проиграла новой, «научной», которую представлял Спилсбери. Интересно, что автор триллеров Эдгар Уоллес писал репортажи об этом деле для журнала «Титбитс».
Оба эти дела и сегодня продолжают вызывать интерес самых разных людей. В 2007 г. американские исследователи провели экспертизу материала по делу Криппена и пришли к выводу, что ДНК жертвы не соответствует ДНК потомков Коры Криппен, и вообще труп принадлежал мужчине. (Надежность этого исследования тут же была оспорена.) Постоянно появляются новые книги о Спилсбери и его роли в развитии криминалистики.
В 1920-1930-е гг. память об этих двух громких процессах была еще свежа — в детективной литературе отсылки к ним встречаются буквально на каждом шагу: многоженцы-убийцы у Агаты Кристи (например, в рассказах «Коттедж Соловей» и «Кровь на мостовой»), трупы женщин, спрятанные под полом (этот сюжетный элемент очень любил Рой Викерс), и, конечно, бесконечные ванны, представляющие непосредственную угрозу для жен. Интересно, что во многих рассказах такого рода женщина спасается, найдя газетные вырезки с описаниями прошлых преступлений мужа или просто проявив находчивость (а иногда даже успевает убить мужа первой). В рассказе Марджери Аллингем «Три — счастливое число» героиня объясняет, что немолодая женщина, заключившая поспешный брак, не может не насторожиться, когда муж предлагает приготовить ей ванну.
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ДАКТИЛОСКОПИИНесмотря на громкий успех Бернарда Спилсбери, в межвоенные годы многие скептически относились к научным методам в криминалистике. Маршалл Холл говорил на процессе Смита, что все это — американские штучки, которые не следует допускать в британское правосудие. В рассказе Дж. С. Флетчера «Показания судьи» (1919) мы видим, как театральный жест торжествует над научным фактом. С самого начала мы узнаем, что «судья Стэплтон скептически относится к теории об отпечатках пальцев» и инспектор Дикинсон — «убежденный сторонник дактилоскопии» — вовсе не уверен, что найденная им улика будет принята во внимание. Это неудивительно, поскольку в полной мере систему опознания преступников по отпечаткам пальцев в Скотленд-Ярде внедрили только после 1920 г., а до того дактилоскопия была всего лишь интересной теорией, вызывавшей сомнения из-за полной недоказуемости своего основного принципа — что у двух человек не может быть одинаковых отпечатков пальцев.
История этой системы идентификации началась достаточно давно — в 1855 г. Именно тогда Уильям Гершель, губернатор довольно глухой местности в Бенгалии, обнаружил наконец способ заставить подрядчиков-индусов выполнять свою работу — теперь к контракту они прикладывали не только свою подпись, от которой потом можно было и отказаться, но и отпечаток ладони. Позднее, в 1873 г., в Токио английский врач Генри Фолдс, участвуя в археологических раскопках, заинтересовался древними отпечатками пальцев на керамике. Он стал снимать и изучать отпечатки пальцев у родственников и коллег, но только когда он с их помощью раскрыл преступление — кражу медицинского спирта из больничного сейфа, — то понял: так можно ловить преступников.
В 1880 г. Фолдс пишет о своем открытии в журнал «Нейчур», но ученое сообщество не проявляет никакого интереса к его статье. Откликается только Гершель — с рассказом о своем индийском опыте. Тогда Фолдс пишет письмо Дарвину с подробным описанием своих исследований, и Дарвин пересылает письмо своему кузену Френсису Гальюну. Создатель евгеники Гальюн одержим идеей доказать генетически превосходство одних людей над другими, и отпечатки пальцев кажутся ему общей человеческой «подписью», которая поможет ему в исследовании. Однако он делает первооткрывателем не Фолдса, а своего друга Гершеля, просто переставив очередность писем Гершеля и Фолдса в своем докладе, подготовленном для Королевского института. Генри Фолдс — нищий, никому не известный врач с кучей детей и долгов — будет всю жизнь пытаться доказать свое участие в этом открытии, но так и не преуспеет.
