Керен Певзнер - Исповедь убийцы
Ко мне подошел полицейский.
— Следователь приказал проводить вас до выхода, — обратился он ко мне.
Вскоре я была дома.
Дарья смотрела на меня осуждающе.
— Мамуля, оно тебе надо? — интересно, откуда у моей в меру интеллигентной дочери иногда пробивается местечковый акцент, — Ты что, эти джинсы носить будешь после этого?
Дарья выразительно сморщила нос и стала жутко похожа маму Дениса. Просто у той такое выражение лица было постоянным.
Я где-то прочитала, что домашние тираны никогда не кричат на своих близких. Они их третируют тихонечко, не поднимая голоса. Они всегда не довольны, они жалуются на здоровье, когда есть зрители. А в одиночку работоспособны, как ломовые лошади. Русская литература прекрасно изучила такие типы — к примеру Фома Опискин из «Села Степанчиково и его обитателей» Достоевского. Если двадцатый век и придумал что-нибудь новенькое по материальной части — атомную энергию, или компьютеры, то по духовной — девятнадцатый даст ему большую фору. Да, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим паппарацио!
Бедные близкие из семей, где главенствуют тираны! В них ежесекундно воспитывается чувство вины — главный фактор морального уродства. Нет, если за дело, наврал там, или нашкодил — я не против. Даже за вырабатывается ответственность за свои поступки. А если ребенок чувствует себя виноватым, потому, что родители развелись? Он думает, что это он такой плохой, а тут мама лежит на диване с головной болью и приговаривает: «Ушел наш папка, будут у него другая мама, другие дети — он их любить будет». И все — получайте закомплексованную личность, неудачника, не верящего в свои силы. Мама для него — опора и надежа, женится поздно, жену ищет похожую на мать, семейная жизнь не складывается. В конце концов жена с криком: «Вот и спи со своей мамочкой!» — хватает детей и уходит от него к своим родителям. А он, удивленный этим взрывом чувств, возвращается к матери, где она кормит его любимым салатом «оливье» и осуждает эту ветреницу словами «Я же говорила!». А что она говорила? Сама и выбирала…
— Дарья! — строго сказала я. — На будущее знай: за частную собственность нужно бороться! — я назидательно подняла кверху указательный палец и прошествовала на кухню.
После обеда мы с Дашей помыли посуду, я запустила стиральную машину. Она, было, направилась к компьютеру, но я ее вовремя остановила. Дашка, скрепя сердце, села за уроки, а я, поверьте, с таким же чувством взяла в руки эпическое полотно «Мафия бессмертна!»
Глава 7
Кровавый треугольник
Всю субботу я отсыпалась. У меня накопилась перманентная усталость, я так мало спала всю неделю, что организм наверстывал упущенное. Денис не звонил и не приходил, я знала, что у него завал на работе, и он на несколько дней поехал в иерусалимский филиал фирмы заканчивать какой-то особо важный проект. Он мне сказал, что как только они завершат эту работу, весь коллектив со своими половинами едет на Кипр на четыре дня. Ночь туда, ночь обратно на роскошном пароме, беспошлинный магазин, гостиница пять звездочек, тишина, покой и никаких маньяков — наркоманов. Мне давно пора поменять обстановку. Буду ходить в купальнике с завязанным на талии шелковым платком и танцевать сиртаки. А вечером пойдем в казино. К морю я равнодушна — оно то же самое, Средиземное. А вот на экскурсию в горные монастыри я бы поехала. Дашу отдам подруге, она уже пару раз оставалась у ней, когда я ездила на Мертвое море и в Тверию. Привезу им подарки с Кипра — будут довольны.
Когда я продрала глаза и поплелась на кухню за чаем, Дашка сидела в салоне и собирала пазл.
— Мам, иди посмотри, — позвала она меня, — я уже одну весталку почти собрала.
С моей легкой руки, и она начала называть так девиц, нарисованных на крышке коробки с пазлом. Я подошла поближе:
— Какая красота! — восхитилась я, — сейчас попью чаю и приду тебе помогать.
— Давай, — обрадовалась моя дочь.
Мы провели за этим занятием несколько часов. Было ужасно увлекательно приставлять один разноцветный кусочек к другому, чтобы в результате получился фрагмент из десятка пазлов. Потом фрагменты побольше, такие, как лицо, венок, складки тоги, мы собирали вместе и выходило цельное изображение. У пазлов были выпуклые и вогнутые края и к каждому кусочку подходил только один единственный свой, имеющий точно такие же, но противоположные очертания.
Дашка уже вовсю стреляла на компьютере, а я все сидела и искала недостающий, очень важный кусочек, на котором была изображена часть глаза одной из весталок. Без этой отсутствующей части лица весталка жутко выглядела, таращилась на меня пустой глазницей и как бы говорила: «Смотри лучше, я и то вижу, просто дотянуться не могу. Ищи!»
Вечером я позвонила Денису на сотовый телефон. Электронная секретарша механическим голосом отвечала: «К сожалению, абонент временно не принимает, оставьте сообщение и вам перезвонят при первой возможности.» Я позвонила ему домой. Тот же результат.
Так и не дозвонившись до Дениса, я улеглась спать. Снилась всякая ересь: Дениса мать грозила мне ножом. Потом прилетела зеленая машина с крыльями. За рулем сидела пухлая секретарша нотариуса и верещала: «А мы с Додиком все пончики с метадончиком слопали, а тебе ничего не осталось!» Лысый Мордухаев качал толстым, как сарделька, пальцем. На нем была футболка с надписью: «Я один знаю всю правду» и галстук в горошек. Потом на меня медленно шел Денис, подошел близко-близко, я отклонилась назад, он упал на меня, закрыл собой все пространство и я провалилась в бездонную темноту.
На работу я ехала в дурном настроении. По дороге купила свежий номер газеты «Едиот ахронот» и бросила на заднее сиденье.
В конторе сразу впряглась в дела. Народу после выходных было много, я отвечала на вопросы, переводила, печатала на компьютере, в общем была занята выше крыши. В два часа публика рассосалась, я спустилась вниз и купила багет с тунцом и салатом. Заварив крепкий чай в своей любимой чашке с надписью «Томатный суп», я раскрыла купленную с утра газету.
На меня с фотографии на первой полосе смотрел благообразного вида старик с окладистой бородой. Заголовки, высотой в три дюйма кричали: «Убит православный священник!», «Официальный представитель Русской православной миссии, архимандрит Иннокентий, выражает решительный протест!», «Полиция выходит на след злоумышленников». Я принялась за статью:
«Сегодня ночью в Русской православной миссии (Белая церковь) был убит отец Андрон, православный священник церкви святой великомученницы Варвары. Он был зарезан большим кухонным ножом для резки хлеба, итальянского производства. Священник умер от раны в шею. По словам сестры Ефросиньи, монахини, находившейся в церкви, к отцу Андрону пришел посетитель. Ни лица, ни возраста она не знает, посетитель был в черных очках, несмотря на сумерки. Сестра Ефросинья несколько раз проходила мимо двери отца Андрона, где он беседовал с посетителем. Разговор был тихий. Ей удалось расслышать несколько слов. Одно из них было слово „наркотик“.»
Далее шли рассуждения журналиста о состоянии преступности в стране, и в Иерусалиме, в частности. Выражались опасения, что этот случай отрицательно повлияет на приезд паломников в 2000 году. В конце статьи выдвигались предположения о связи священника с русской мафией и колумбийским картелем. Я не стала читать больше эту чушь, отложила газету и задумалась.
Через несколько минут я подняла телефонную трубку и набрала номер, записанный совсем недавно. Поговорив совсем недолго, я вышла из своего кабинета и заперла дверь. Проходя по нашему длинному коридору, я услышала взрыв хохота. В маклерской конторе определенно что-то праздновали. Дверь была открыта. Я мельком увидела, что за столом сидели Додик, пухлая секретарша, имени которой я так и не знала, незнакомая парочка и редактор местной рекламной газетки.
Додик, увидев меня, выскочил из-за стола и бросился ко мне. В одной руке он держал бутылку шипучки «Фантазия», в другой — чашку.
— Валерочка, — встал он у меня на дороге, — выпей с нами, мы празднуем.
Было видно, что он явно набрался. Кроме «Фантазии», на столе красовались почти пустая бутылка «Столичной», рижские шпроты, тарелка с орешками и кисть винограда.
Я рукой отодвинула его в сторону, иначе он бы упал на меня. Я совершенно не хотела присоединяться, но и портить отношения с соседями мне тоже не нужно было.
— Что празднуете? — спросила я.
Додик пьяно ухмыльнулся и обратился к собутыльникам:
— Что празднуем, ребята, не помните? — он почесал у себя в затылке и пожал плечами, — я не помню.
— Додик, ты же две квартиры продал, новые. Получил хорошие комиссионные от подрядчика, — сказал редактор рекламного листка.
— Правда? — удивился он. — А я, дурак, забыл. Леруня, прошу, — он протягивал мне уже полную чашку с розовым вином.
