Леонид Левин - Только демон ночью (Часть 3)
В предрассветной воглой дымке натянутой с Ворсклы битюги тащили орудийные упряжки, зарядные ящики, снарядные фуры, номера расчетов шагали за орудиями в пешем строю. Вместо коротких, приемистых артиллерийских карабинов за плечами колыхались длинные, неуклюжие пехотные трехлинейки со штыками. Перед головными орудиями батарей шли комбаты и только командир училища ехал верхом. Марш предстоял долгий, напряженный. Конского состава не хватало и его приходилось беречь. За походными колоннами батарей понурые крестьянские лошади, мобилизованные в срочном порядке вместе с возчиками в близлежащих селах, понуро тянули на обычных телегах нехитрый училищный скарб, катушки телефонного провода, патронные и гранатные ящики, все не вместившееся в орудийные передки и зарядные ящики. Замыкали построение несколько зеленых полевых кухонь.
Училище втянулось в марш и пошло, пошло, попирая подошвами и ободами колес суммскую землю, не зная еще, что под Киевом немцы замкнули кольцо окружения и курсантами близлежащих училищ командование фронта пыталось затыкнуть многокилометровые дыры вокруг Харькова. Шагавшие в строю не думали, не догадывалоиь, что только немногие из уходящих в рассветную мутную даль стриженных под нулевку парней через долгие годы вернутся на берега тихой родной Ворсклы..
Окончательно рассвело, туман ушел и растянувшаяся колонна училища двигалась под открытым синим небом среди неубранных пшеничных полей и перелесков. На открытых местах людей охватывало волнение, все крутили головами, всматривались в синюю даль неба, прислушивались к ненадежной тишине, способной разорваться смертоносным гулом моторов. Тревожная боязнь словно невидимыми волнами передавалась от людей животным, битюги убыстряли шаг, колонна подтягивалась, сжималась. Напряжение спадало только под кронами очередной опушки леса, скорость движения вновь несколько замедлялась, лошади фыркали, обмахивались подрезанными хвостами, курсанты начинали кунять головами, веки сами собой смеживались и люди брели словно сомнамбулы, распаренные зноем бабьего лета, потные под дерущими шею скатками шинелей, натирающими тело брезентовыми ремнями винтовок, подсумков с патронами, гранатных сумок. То один то другой доставал флягу и, жадно прильнув к прохладному алюминиевому горлышку обтянутой защитным сукном баклажки, вбирал в пересохший рот живительную влагу. Облегчение было кратковременным, вода выходила новым потом, он стекал по лопаткам, спине, пояснице, влажно чмокал в бутсах скомкаными, пропрелыми портянками.
Изредка, на взмыленных конях, проносились офицеры связи и подгоняли, торопили командира дивизиона, от имени командования фронта требовали, приказывали ускорить движение. Полковник устало расписывался на очередном пакете, передавал по батареям приказ подтянуться, повысить темп. Ненадолго это действовало и одинокая колонна убыстряла свой нескончаемый марш. Очередной посыльный убеждался в выпонении приказа и исчезал в мареве дня.
Стояли вдоль дороги поля пшеницы давно перестоявшей все сроки жатвы, но не тарахтели ушедшие на войну вместе с трактористами и комбайнерами трактора, не тянулись за жатками валки сена. Зерно медленно осыпалось на сухую землю из колышимых ветром стеблей на радость и прокорм бесчисленно расплодившихся в ту осень хомяков, сусликов и полевок, еще не знающих, что на следующий год и для них настанет мор и бескормица.
Усталые, идущие без привала люди не выдерживали долго принятого темпа и постепенно скорость вновь падала до прежней. Снова уныло колыхались в замедленном ритме выбоин дороги стволы пушек, замещали одна другую спицы колес, переставлялись натруженные ноги.
Прибитая за ночь влагой пыль поднималась и уже клубилась над колонной, облепляя потные лица зудящей жесткой гипсовой маской, лезла в нос и рот, уши, от неё слезились глаза и свербела кожа под пилоткой. У полковника имелся приказ идти не останавливаясь, без привала, но дивизион не укладывался в жесткий, расчитанный на механизированный марш график движения разработанный в штабе, и безнадежно опаздывал с выходом на заданный рубеж обороны.
У курсантов не оставалось сил двигаться, а у командования фронта не имелось войск оборонять неожиданно оголенный город от наступающих немцев. Дивизион училища, неслаженный, не произведший еще ни одной настоящей боевой стрельбы являлся в тот день единственной призрачной надеждой если не остановить, то по крайней мере задержать рвущегося в прорыв врага. В те летние дни счет шел на отдельные танки, самолеты, роты, орудия собираемые по крохам, и само словосочетание полнокровный артиллерийский дивизион звучало весьма обнадеживающе.
Очередной офицер связи внес новые коррективы в маршрут, обозначив рубеж обороны ещё ближе к Харькову. Колонна повернула и к исходу дня наконец вышла к маленькому хуторку на пригорке, прикрываемому с тыла леском. От высотки с десятком крытых соломой хат открывался вид на развилок шоссейной и проселочной дорог, железнодорожный перегон с переездом и будкой обходчика, поля, пересеченные оврагами.
Курсанты повалились на траву, но не менее измученные командиры заставили подняться, скинуть скатки, составить в козлы винтовки и приняться за оборудование огневых позиций. Возчики с обозных телег притащили лопаты, кирки и ломы. Усталые руки вчерашних школьников дрожали и отказывали повиноваться, рукоятки выскальзывали из мокрых от пота и кровавых мозолей ладоней, но звучал приказ и люди работали, в полузабытьи, механически взмахивая кирками, долбя землю ломами, выбрасывая лопатами жирную черную землю. Выкопав окопы и оборудовав огневые позиции, батарейцы установили в ариллерийских двориках пушки, затащили боеприпасы в укрытия.
Только поздно ночью разнесли по взводам хлеб и горячую кашу с вкраплениями волокон тушенки. Через силу, в полусне, медленно двигая челюстями парни осилили порции и завернувшись в шинели устроились спать в свежеотрытых окопчиках. Бодрствовали только дежурный командир и выставленные часовые из повозочных и ездовых, проведших весь марш не на своих двоих, а на облучках телег и орудийных передках. Усатые дядьки давно забывшие службу и не бравшие в руки винтовок со времен империалистической расселись не особо прячась по краям орудийных двориков, натянули поглубже пилотки, затянули шинели ремнями и принялись сторожить повалом спавшую молодежь.
С утра под пересвист жаворонков и другой сельской пичуги курсанты едва раздирая слипающиеся веки, понукаемые отделенными побежали к колодцу ополоснуться, а оттуда с котелками к кухням за все той же кашей, хлебом и чаем. После еды номера расчетов протерли ветошью и выложили из передков возле орудий позиции огневые припасы для первых залпов, отдельно осколочно-фугасные, шрапнель, картечь. Телефонисты разматывали катушки тяжелого жесткого провода и подсоединяли его к клемам допотопных полевых аппаратов в деревянных зеленых ящиках. Вскоре все батареи оказались соединены между собой телефонной связью, но самое печальное - отсутствовала связь с командованием. Не оказалось на месте ни обещанных войск прикрытия, ни так надоедавших еще вчера и напрасно ожидаемых сегодня, посыльных с приказами. Не было пока видно и немцев. Мирный день начинался в хуторе петушиным ором и скрипом колодезного журавля.
- Что же нам делать? Самим Уходить? Скотину в лес гнать? Майно ховать?- Ходил за хмурым полковником пожилой колхозный бригадир неожиданно для себя оказавшийся главным среди хуторского женского населения. Бабы стояли за жердяными тынами и следили из под белых хустынок за переговорами, решающими в конечном счете судьбу их детей, жилищ, небогатого майна, скотины и прочих составляющих сельской мирной жизни.
- Ну не знаю я, не знаю... Приказ есть приказ и место вполне ясно обозначено - окраина хутора. А будет бой, не будет, как я могу предположить не имея данных о противнике. Может через десять минут прийдет приказание сворачиваться и идти дальше.... - Вяло отговаривался полковник.
- А может через пятнадцать немец подопрет... - продолжил за него бригадир. Пушки ваши стрелять начнут и немцы пожгут усё, людей повбывают, хаты порушат...
- Не исключено, что и так. Забирай детей, баб, скотину, добро и дуй в лес.
- А курей, уточек, гусей, поросяток... Усэ бросить?
- Ну чего ты ко мне пристал? Что хочешь то и делай. Я тебе не хозяин, не голова колгоспу...
- Ты, полковник. Ты - Радянска Влада. Кажи, що робыты...
- Ну, черт с тобой. Мой совет, попрячте вещи какие унести не сможете в ямы. Вы ж их уже наверняка выкопали. Заприте курей и прочую птицу в сараи, а с остальным прячьтесь в лесу, может и пронесет. А не обойдется без стрельбы, то по крайней мере сами живы останетесь.
- То дило! ... А хлопцы твои как... баловать не будут? ... Не если там ... курочку какую...
- За курсантов я отвечаю, а если сами курей или телку для котла дадите, то оформим бумагу и заплачу, не волнуйтесь, деньги у училища есть...
