Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
— Вы знакомы с Жанной Фортье, вдовой? — спросил следователь.
— Да, сударь, и очень хорошо: она моя постоянная покупательница.
— А помните ли вы, что она покупала у вас керосин?
— А как же, сударь. Три или четыре дня назад, после полудня, она пришла со своим малышом и с бидоном и попросила четыре литра, я ей налила, но это показалось мне странным.
— Почему?
— Потому что накануне я уже продала ей четыре литра керосина. Я даже сказала ей об этом, а она ответила, что ее мальчишка, играя, опрокинул бидон… я еще ее предупредила: «Он мог все спалить, ваш парень. Нужно быть осторожнее… завод мигом может сгореть».
— А какого вы мнения о Жанне Фортье?
— Я думаю, она слишком многого хочет.
— Что заставляет вас предположить это?
Матушка Франсуа почти дословно пересказала следователю их разговор, и, не имея ничего добавить, получила разрешение вернуться домой. Тут же был отдан приказ о розыске и задержании Жанны Фортье.
— Поскольку господин доктор уже написал заключение, — сказал прокурор кассиру Рику, — я могу дать разрешение на погребение тела господина Лабру. По этому поводу вы переговорите с госпожой Бертэн — она, вне всяких сомнений, уже выехала, получив вашу телеграмму. И соблаговолите сообщить мне о ее приезде. Благодарю вас за преданность делу и проявленное рвение.
Кассир выпятил грудь колесом, а представители закона отбыли в Париж, оставив на месте преступления двух полицейских.
Глава 8
В тот самый день, в час пополудни, еще довольно молодой, хорошо сложенный человек в необыкновенной шляпе и очень приличном сером суконном костюме, поверх которого было наброшено демисезонное пальто, вышел из коляски на вокзале Сен-Лазар. Через плечо у него была перекинута дорожная сумка, в руке он нес явно легкий чемодан. Внешностью и манерами он напоминал богатого фабриканта или приезжего коммерсанта. У него были матово-черные, лишенные блеска волосы, лицо гладко выбрито.
— Ведь сейчас должен отправиться скорый на Гавр, сударь? — спросил он у вокзального служащего.
— Да, но билеты, сударь, уже не продают. Поезд вот-вот тронется.
Путешественник, однако, лишь сдвинул брови в знак разочарования.
— Ничего не поделаешь! — только и сказал он. — Будьте добры, а в котором часу следующий поезд?
— В шесть часов тридцать минут.
Путешественник ушел с вокзала и направился к Амстердамской улице.
— Я ведь был уверен, что опоздаю! — пробормотал он. — Конечно, лучше было бы ехать днем. По крайней мере видишь, кто сидит рядом с тобой. Ну ладно, воспользуюсь паузой, чтобы поесть: я зверски голоден.
Тут же, на Амстердамской улице, он зашел к кабачок, расположенный на первом этаже какой-то гостиницы, — как раз напротив входа в вокзал; этот кабачок был особенно популярен у англичан и американцев.
Подошедший к нему официант спросил:
— Прикажете подать обед, сударь?
— Да. Принесите мне меню, расписание поездов, бумагу и ручку. Я хотел бы отправить телеграмму, пока мне будут готовить обед.
— Это несложно. Телеграф совсем рядом. Если желаете, один из служащих гостиницы отнесет туда вашу телеграмму.
— Прекрасно. Сейчас я ее напишу.
Официант ушел, а путешественник, открыв справочник на страницах, посвященных западным железным дорогам, принялся просматривать размещённые там объявления. Его взгляд остановился на перечне гаврских гостиниц.
— Все равно, которая из них, — пробормотал он, — главное — не метаться по городу, как очумелому, который и сам не знает, куда его несет. Впрочем, в Гавре я задержусь ненадолго. Хотя бояться мне решительно нечего — все считают, что я погиб в огне пожара, пытаясь спасти кассу, — и узнать меня совершенно невозможно. Все же будет благоразумнее не засиживаться во Франции.
Взгляд его задержался на первом же прочтенном им названии: «Объединенные гостиницы «Де л'Амироте» и «Де Пари», владелец — Лемель».
— Годится не хуже любой другой… — сказал он. — Даже лучше, чем какая-либо другая: находится она, как я вижу, напротив причала, откуда уходят корабли на Саутгемптон. Воспользуюсь этим, чтобы как можно реже появляться в городе. С первым же кораблем отправлюсь в Англию, а оттуда быстренько умотаю в Нью-Йорк.
Путешественник закрыл справочник, взял лист бумаги, ручку и написал следующее:
«Гавр, гостиница «Де л'Амироте», Лемелю…
Прибываю сегодня вечером из Парижа поездом в одиннадцать ноль пять. Просьба забронировать комфортабельный номер.
Поль Арман.»
Он подозвал официанта.
— Вот телеграмма, — сказал он, протягивая ему листок бумаги. — А теперь принесите обед.
Несколько минут спустя наш герой приступил к трапезе, да с таким удовольствием, что на всех окружающих произвел бы впечатление человека с отменным аппетитом и абсолютно чистой совестью. В шесть часов тридцать минут он сел в поезд, после Манта остался в купе один, чему явно очень обрадовался, и тут же, пользуясь отсутствием посторонних, открыл чемодан, достал какие-то бумаги и принялся их рассматривать чрезвычайно внимательно. Это был Жак Гаро, старший мастер альфорвилльского завода; Жак Гаро — поджигатель, Жак Гаро — убийца своего хозяина.
Проникнув в объятый огнем флигель, Жак крикнул: «Спасите! Помогите! Умираю!», дабы в глазах всех присутствующих выглядеть человеком, попытавшимся в силу своей преданности спасти деньги и бумаги господина Лабру. Старший мастер был мошенником — ловким и смелым, способным поставить на карту все, и, дабы обеспечить себе спокойное будущее, не колеблясь, рискнуть собственной жизнью. Нужно было подстроить все так, чтобы ни одна душа не могла усомниться в его смерти, так, что если Жанна Фортье и попробует что-то доказать, ее никто и слушать не станет.
Флигель Жак давно уже изучил вдоль и поперек. И знал, что одно из окон на лестнице, ведущей в квартиру господина Лабру, выходит в поле за заводом. Бросаясь сквозь дым и огонь, он уже имел в голове вполне определенный план.
Под ногами у него все трещало. Все вот-вот готово было рухнуть на голову. Вместо того чтобы броситься в кабинет, он в три прыжка взлетел по раскаленным ступеням лестницы, добрался до окна, из которого уже от невозможной жары вылетали стекла, позвал на помощь, испустил отчаянный вопль, посеяв ужас и смертельную тревогу в сердцах всех собравшихся перед флигелем, и — полуослепший, едва не задохнувшийся, — бросился в оконный проем.
Немного погодя раздался чудовищный треск: крыша флигеля и его второй этаж рухнули вниз.
Старший мастер — цел и невредим — оказался в чистом поле, и в то время, как все представляли себе, как он корчится, обугливаясь, под обломками, бежал по бороздам в поисках надежной дороги. Час спустя он рухнул от усталости в одном из уголков Венсеннского леса.
«Ну, — сказал он себе, — вот я и спасся».
Он отдышался и, уверенный в том, что никто не станет его преследовать, дождался утра. Как только начало светать, он полез под рубаху и вытащил оттуда пачки денег и бумаги, украденные из сейфа, которые все это время носил на груди. Тщательно сложив свою преступную добычу, он завернул ее в носовой платок, встал и пошел в направлении Парижа. Усталости он уже не ощущал.
В тот момент, когда Жак входил в столицу через заставу Трона, часы пробили семь утра.
Он остановился возле чистильщика обуви, велел вычистить и натереть себе башмаки; затем, вновь приняв облик аккуратно одетого рабочего, направился к магазину готового платья, откуда вышел час спустя, преобразившись полностью. Лишь лицо его по-прежнему можно было узнать; оно даже обращало на себя особое внимание: волосы и борода были рыжие, причем на редкость необычного и яркого оттенка.
Жак вошел в парикмахерскую и велел побрить себя и подстричь волосы.
— А не найдется ли у вас какой-нибудь краски для волос? — спросил он, посмеиваясь. — Рыжий цвет совсем не в моде, и это вечно подводит меня в отношениях с дамами.
— Конечно, найдется, сударь, — ответил парикмахер.
— И долго она держится?
— По меньшей мере неделю. Нужно будет лишь время от времени подкрашивать корни.
Полчаса спустя волосы старшего мастера были уже самого что ни на есть черного цвета, и, взглянув на свое отражение в зеркале, он себя не узнал.
Довольный достигнутым результатом, Жак Гаро приобрел великое множество флаконов краски, сел в коляску и направился на вокзал Сен-Лазар, где пообедал и отправил в Гавр телеграмму, подписанную Поль Арман. Имя это отнюдь не было выдуманным. Поль Арман в самом деле существовал в свое время. Он был механиком, Жак работал с ним в одном цехе и был его другом в Женеве, где тот и умер. Он оставил ему свое удостоверение, и Жак сохранил его.
Обдумывая все детали и собираясь уехать из Франции вместе с Жанной — тогда он еще надеялся, что она решится последовать за ним, — он заранее приготовил это удостоверение, ибо такой бумаги было достаточно, чтобы избежать возможных неприятностей. Внешние данные Поля Армана были почти те же, что у Жака Гаро, за исключением цвета волос и бороды. Приказав себя побрить и выкрасить волосы, старший мастер усилил это сходство.