Мила Бояджиева - Дар полночного святого
- Похоже на корабль!
- На королевскую яхту. Прежний владелец апартаментов - он давно уже в Америке - сделал все эти балки, перекрытия, деревянную обшивку и даже печку - притащил изразцы из старого дома, предназначенного на снос. В заброшенных домах подобрана так же меблировка, детали интерьера и вон тот витраж.
- От двери старой парикмахерской! Какие чудесные головки! Особенно привлекателен господин с бакенбардами.
- Здесь, конечно, здорово работать. Смотри - спящие дома внизу, эти дворы, крыши... Можно часами разглядывать. - Обняв Аню за плечи, Карлос подвел её к большому - от пола до потолка - окну.
- Хочется рисовать все это... Ага! Я права, - оглядевшись, Аня заметила среди стоящих вдоль стены картин на подрамниках синее полотно. Квадратный дворик, вымощенный булыжником, виден сверху, замкнутый в кольцо безглазых, темнооконных домов. Лишь в одном из них горит свет, притягивая взгляд. Но ничего, кроме света в окне нет - пустой желтый квадрат.
- Ерунда! - Карлос повернул раму к стене. - Я иногда балуюсь красками, но никогда не сделаю ничего стоящего. Как в музыке или танце. Человек с множеством мелкокалиберных дарований.
- Но ведь это просто здорово! - Обойдя мольберт, Аня остановилась перед большим, почти завершенным полотном.
- Похоже на портрет Иды Рубинштейн, сделанный Серовым.
- Просто потому что сидящий мужчина изображен с голой спиной и явно танцовщик. Хоть и без перстней на ногах. - Усмехнулся Карлос, легонько отталкивая Аню от картины.
- Автопортрет?
- Что? - Карлос засмеялся. - Вилли рисовал Нижинского в роли Фавна. Я только позировал. Вилли - хороший художник. У него много заказчиков, особенно в Европе. Этот Нижинский - для частной галереи в Париже. Вилли Гордон - не слышала?
- Англичанин?
- Российский еврей с прибалтийскими кровями.
- Мастерская его?
- Не совсем... Садись-ка вот сюда. Я сейчас вернусь...
Аня послушно опустилась в очень низкое, покрытое цветным полосатым ковриком кресло.
Чужая комната, высокий, скошенный потолок с темными деревянными балками, на балках - обломки скульптур, старая медная посуда, велосипедные колеса, обвешанные радужно переливающейся металлической стружкой, граммофон с раструбом, чудесная печка в потрескавшихся изразцах, изображавших наивно-лубочные пейзажи. Горка колотых чурок на жестяном фартуке перед распахнутой дверцей и огромный, толстый, когда-то очень шикарный, а ныне нещадно вытоптанный и вылинявший ковер. Зазвучала музыка - что-то электронно-космическое.
- Это "техно". Вил пишет под неё фантазии на темы Босха... Послышался голос Карлоса. - А нам, пожалуй, лучше послушать это, правда? Медленно зазвучал барабанчик равелевского "Болеро".
Он появился с подносом и поставил его на столик за спиной Ани.
- Погоди, не смотри, следи только за моими руками. Раз! - Чиркнула спичка, в печке вспыхнул огонь. - Не буду закрывать дверцу, люблю смотреть, как танцует пламя... Два! - погас ряд ярких лампочек, освещавших центр мастерской. - Три!
Карлос сдернул лиловую косынку - на чеканном круглом подносе оказалась бутылка вермута, два бокала и апельсин.
- Еще есть сыр и коробка шпрот. Но к лиловому они не идут. Скажешь, когда захочешь.
- А что я ещё должна сказать?
Он сел на ковер у её ног. Достав перочинный нож, вонзил его в апельсин.
- Скажи, что волновалась, пока я был в парикмахерской. А я скажу, что сделал это ради тебя. - Тогда ты скажешь, что догадалась, и поэтому назвала меня Карлосом... А я признаюсь, что... Тсс... Молчок. - Палец прижался к её губам. - Выпьем за диалог без слов.
Они чокнулись со звоном, не глядя друг на друга, выпили. Он чего-то боялся, этот Карлос. Аня чувствовала, как излишне бойко звучит его голос.
- Ты хочешь забыть Ларсена? - Догадалась она и положила ладонь на его жесткие, кудрявые волосы.
- Очень хочу. - Он прижался щекой к её коленям. - Помоги мне - ты мне так нужна...
И тут лавина сорвалась с места - торопливые руки, снимающие одежду, горькие от вермута губы, апельсиновый дух, жар из открытой печи - все вплелось в ускоряющийся ритм болеро. Дрожащий отсвет пламени ласкал два тела, слившиеся в любовном танце.
"Может, ради этого и в самом деле стоит жить?" - промелькнуло в сознании Ани, не испытывавшей до сих пор ничего подобного. - "Это и есть близость. Блаженство. Страсть... Это значит - быть женщиной..."
- Я люблю тебя, - прошептала она. - Я - твоя женщина.
Карлос замер, вздохнул, закинул словно в мольбе голову и вдруг разомкнул объятия. Он лежал рядом с ней на ковре, глядя в огонь широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами.
- Что-то случилось? Что? - Она прижалась к его груди, накрыв плащом длинных волос, золотисто-медных в отсвете пламени.
- Полежи спокойно, детка... Давай, не будем торопиться. Я так долго ждал этого. Семь лет... Оказывается, это много.
- Хочешь сказать, слишком много? У тебя есть другая?
- Тсс! - Карлос закрыл нежным поцелуем её губы. - Помолчим... Только не плачь. Мы устали - скоро утро. Там, в маленькой комнате, есть чудесный скрипучий диван. Поспи... А мне... мне надо порисовать...
Аня не могла уснуть - в мастерской горел свет и приглушенно звучала музыка - тот самый "тяжелый рок", которым когда-то увлекался Карлос. В узкой комнате с полукруглым окном у самого потолка было тепло. Очевидно, где-то рядом проходили трубы отопления. Громко тикали невидимые часы.
"Сумасшедший, таинственный Карлос... Что с тобой, что? Наркотики, нервы, пресыщенность любовными играми?" - спрашивала себя Аня. - Дура, неопытная дура! Он в прекрасной физической форме, просто ему нужна не ты. Не ты! Какая-то роковая стерва заморочила ему голову и заставляет мучаться, ревновать. Он схватился за тебя, как за спасательный круг. Он так надеялся, что ты сумеешь заставить его забыть обо всем... Эх... Алина бы сумела", подумала почему-то Аня, жалея сейчас о том, что не получила достаточного сексуального опыта. - Начала бы обучение с пятнадцати лет, вместо того, чтобы читать до утра Тургенева и Ахматову. А теперь мужчина, которого ты любишь, рисует портрет своей возлюбленной, утоляя страсть... - Аня хотела встать и посмотреть, чье лицо появилось под рукой Карлоса. Но, наконец, уснула.
- Карменсита... Нежная моя... Не открывай глаз - нюхай... - Аня почувствовала запах скошенного газона, - ей снилось лето в Ильинском, с васильками и колокольчиками в пучках срезанной травы. Она нехотя открыла глаза. - Огурец! И ананас? Откуда? - У её подушки стояло блюдо с вкуснейшими вещами, а рядом сидел Карлос, проводя под носом ломтиком ананаса.
- Посмотрела? Ничего не получишь в постели. Здесь темно и душно. Завтрак накрыт в банкетном зале, синьора.
... Круглый стол, стоящий у стеклянной стены, покрывала клетчатая скатерть. На ней разместилась целая живописная композиция: кофейник и блюдо с бутербродами, наполненная фруктами мельхиоровая ваза, прозрачные золотистые чашки. От заснеженных крыш в комнате разливался яркий праздничный свет.
- Как здорово! Словно в каком-то альпийском домике посреди снеговых вершин. Реклама австрийского масла. Не хватает кучи детишек и большого лохматого пса. - Аня села к столу, Карлос занял место напротив.
- Да, большого и лохматого. С рыжей умной мордой. Детишки... А за окном пусть лучше разливают медовый аромат цветущие сады Андалузии... Как часто я видел это во сне.
- У тебя все будет. Все, что задумаешь. Ты настойчив, изобретателен и невероятно заботлив. - Аня взяла бутерброд. - Королевский завтрак.
- Пожалуй, это все же обед. Ты проснулась в полвторого. Но сегодня так положено. Какое нынче число, ну?
- Тридцать первое?! Господи... мама волнуется.
- Звони. Телефон на диване. Скажи, что все заметили, какой клевый у тебя свитер. И ещё попроси сделать борщ.
- Борщ? В Новый год... - удивилась Аня.
- Не поверишь, - давно мечтаю о горячем борще. А все остальное мы привезем с собой.
Покидая мастерскую, Аня ненароком взглянула на мольберт с рисунком Карлоса. Он трудился долго, ломая угольки и пастель. Но потом замазал все широкой кистью, обмокнутой в красную тушь, торопливо и нервно. Среди алых потеков осталось жить смуглое колено и часть бедра, переходящего в нагую ягодицу.
Верочка раскраснелась, стоя у плиты. Она, конечно, запаслась вкусненьким для праздничного стола, но и не воображала, что получится такой Новый год! Бог мой! Нютка с высоким парнем стояли на лестничной площадке, загруженные до ушей - пакеты, коробки, елка! Настоящая, вместо старой пластиковой, "выраставшей" последние годы на телевизоре. Аня - сияющая, румяная, словно Снегурочка. А её кавалер - настоящий красавец, как из мексиканского телесериала. Жаль, соседи не видели. И ещё красную приплюснутую машину, оставленную во дворе.
- Мам, ты что, Карлоса не узнала?
- Это из Ильинского, что ли?! Ой, а я думала, в кино его видела, в мексиканском. Помню, а как же! Он ещё на гитаре играл...
- Правильно. Но теперь - танцует. Вместе со мной. - Аня чмокнула мать. - Тебе он понравится.