Сергей Смирнов - Всегда начеку
Но этих качеств для работы в Ташаузе было недостаточно. Туда требовался не только смелый командир и умелый организатор. Обстановка в Ташаузском округе была очень трудной и напряженной. По соседству с оазисом, в песках Каракумов, притаился Джунаид-хан с тысячами своих сподвижников. К нему стекались со всей Туркмении остатки разбитых банд, и в песках уже собралось довольно значительное войско. До поры до времени он вел себя лояльно по отношению к Советам. Более того, он даже дал согласие переселиться в культурную зону, заняться мирным трудом, если ему выделят участки орошаемой земли и создадут условия. К активным действиям основные силы Джунаид-хана не переходили, но мелкие банды басмаческих курбаши время от времени налетали на аулы.
Однако это была лишь одна сторона дела. Существовала и другая, более сложная. Как это ни парадоксально звучит, на десятом году революции в Ташаузе по-настоящему не было Советской власти. Объяснялось это многими причинами. И отдаленностью округа, отрезанного от железной дороги пятьюстами километров грозной пустыни. И тем, что в пограничные с Ташаузом Хивинское ханство и Бухарский эмират революция пришла лишь в 1920 году, а уж оттуда — в Ташауз. И тем, что в органы власти пролезли ставленники феодально-байской верхушки, и тем, что националисты разжигали у населения шовинистические настроения, старались опорочить все новое, что шло с юга, из революционного Ашхабада. Они использовали вековую рознь туркменских племен, внушали темным, забитым дайханам, что посланцы с юга, относящиеся к племени теке, приезжают в Ташауз с целью поработить вольнолюбивых иомудов.
Вот почему для работы в Ташаузе требовался не просто лихой рубака, но и вдумчивый агитатор, который мог бы привлечь к новой жизни тысячи крестьян-иомудов, поднять их на борьбу против несправедливости и племенной ограниченности, словом, сделать Ташауз в полном смысле советским.
Работники Центрального Комитета знали, что до милиции Тачмамедов два года был помощником уполномоченного ЧК по работе в деревне. А это много значит. Почти два года не вылезал тогда из седла Тачмамедов, объездил верхом на коне чуть ли не всю Туркмению. Было это в самом начале двадцатых годов. Интервентов и прочих внешних врагов разбили, но далеко не везде Советская власть прочно победила. В дальних аулах многое оставалось по-прежнему, как будто и не было революции. Власть принадлежала родовым и племенным вождям, старейшинам, всяким ханам и бекам. По-прежнему дайхане изнывали под гнетом богачей, жили по законам, о которых им толковали муллы и ишаны. В песках Каракумов отсиживались недобитые белогвардейские офицеры и непримиримые враги Советской власти. Эти бандиты налетали на аулы, жгли и убивали тех, кто поднимал голос против богачей и старых порядков. Граница с Ираном и Афганистаном в те годы охранялась еще слабо, и нередко оттуда прорывались в Туркмению вооруженные шайки.
Вот с ними-то и боролся изо дня в день Ораз Тачмамедов. Не только наганом и саблей орудовал он. Было у него и иное оружие: большевистская правда, которую он нес запуганным, обманутым дайханам. И порой его горячее, взволнованное слово делало то, перед чем оказывались бессильными пули и ножи басмачей, яростные угрозы беков и проклятия мулл. Бедняки распрямляли спины, начинали осознавать свои права, понимали, что никто не поднесет им эти права на блюдечке, что за них надо бороться.
Вот каким человеком был Тачмамедов.
Потому-то и вызвал его один из секретарей ЦК и сказал, что партия поручает ему работу в Ташаузе. Не инспекторскую проверку, а постоянную работу. Он назначается заместителем председателя окружного ревкома (Советов там еще не было) и начальником милиции.
Тачмамедов ответил: «Есть!» — и задал единственный вопрос: «Когда выезжать?» У него не возникло даже мысли, что его посылают в дыру, в глухомань из столицы, что он едет с понижением по службе. Наоборот, он почувствовал гордость: ему доверено такое ответственное дело!..
Стоя у окна вагона и глядя на проносившуюся мимо пустыню, он думал о своей жизни. Разве раньше он жил? Жизнь была похожа на эту пустыню — бесплодную, унылую, безрадостную. Голодное, нищее детство. Потом — четыре года в школе садоводства в ауле Кеши, под Ашхабадом, где от зари до зари ученики работали до изнеможения, орудуя тяжелым кетменем. Зимой, правда, было легче: учили читать и писать. Но закостеневшие мозоли не сходили с ладоней и зимой. Потом батрачил у богатея в родном ауле. Пока не пришла Красная Армия. Это было семь лет назад. Собственно, с этого дня и началась для него настоящая жизнь.
Да, он много видел за эти годы людского горя, жестокости, человеческих трагедий. Даже слишком много, наверное. Потому и стала такой сильной, неистребимой его ненависть к врагам, мешающим народу жить по-новому. Он уже не прежний восторженный юноша, летавший на коне в атаку с клинком в руке впереди своего взвода. Юноша, который думал, что стоит лишь разбить английских интервентов и беляков, как сразу же настанет хорошая, справедливая жизнь. Теперь он отлично знает, что дело не в одних интервентах и белогвардейцах, что старое упорно цепляется за жизнь, что не только басмачи, баи, муллы стараются преградить дорогу новому, но и в сознании многих простых дайхан еще столько старого, что вдалбливалось в головы веками. И главное, пожалуй, — добиться, чтобы в душах крестьян революция победила то, что отжило, что мешает. И это — самое трудное. Воевать с басмачами проще, легче. Он знает это не с чужих слов. Да, в схватках гибнут товарищи, но там победа дается быстрее. Конечно, многие гибнут. У него в сердце — десятки таких дорогих имен. Число их растет с каждой операцией, с каждым боем. Возможно, и ему придется сложить голову где-то в Ташаузском оазисе — убьют в сражении. Или предательски — из-за угла. Борьба эта не на день, не на год. Что ж, он не пожалеет своей жизни, если этого потребует дело.
3
Сразу по приезде в Ташауз на Тачмамедова навалилось столько дел — не продохнуть. С утра до глубокой ночи на ногах. Ревком занимался всеми вопросами, и многие из этих вопросов Оразу, как заместителю председателя ревкома и начальнику милиции, приходилось решать не в кабинете, а прямо на месте. Надо было формировать конные отряды милиции и создавать в аулах отряды самообороны. Без вооруженной охраны невозможно было провести ни одного мероприятия: ни земельно-водную реформу, ни создание ликбезов, ни медицинский осмотр населения. Баи и муллы всячески противодействовали любому начинанию.
Тачмамедову казалось, будто рука могущественного джина перенесла его в далекое прошлое. Там, на юге, туркмены, как и другие народы страны Советов, строили социализм, в городах и аулах женщины сбрасывали яшмак (платок, закрывающий нижнюю часть лица в знак того, что женщина безгласна и бесправна), рождались сельскохозяйственные кооперативы и коммуны, на полях уже появились первые тракторы. А здесь, в Ташаузе, все осталось по-прежнему. На полях — соха и кетмень; вдоль улиц скользят, как испуганные тени, закутанные по глаза женщины; бедняки не смеют рта раскрыть на сходах...
Шли дни, недели, месяцы. Каждый час, каждая минута были на счету: схватки и перестрелки с басмачами, словесные стычки с баями, долгие беседы с чабанами и пахарями в дымных юртах и страстные речи на митингах, организация в аулах партийных и комсомольских ячеек, вовлечение крестьян в «Союз бедноты».
По натуре Тачмамедов был человеком темпераментным, порывистым и нетерпеливым. Порой ему казалось, что дело продвигается вперед очень медленно. Ему хотелось, чтобы быстрее стали видны результаты труда, чтобы поняли наконец дайхане, как нужно жить, распрямили бы спины и смело перешагнули через сковывавшие их племенные законы.
И, наверное, одну из самых больших радостей в жизни он испытал в марте 1927 года, во время первых в Ташаузе выборов в местные Советы. Недавно еще запуганные, безгласные, шедшие за родовыми старейшинами, муллами, дайхане на выборах активно выступали против богачей и старых порядков, открыто голосуя за тех, кто звал их к новой жизни, кто боролся с угнетателями. Голосовали, впервые отбросив племенные различия. За своих, местных активистов и за присланных сюда из других краев.
Советская власть в Ташаузе победила!
Это пришлось не по вкусу баям. Многие из них уходили в пески, к Джунаид-хану, уводя с собой обманутых, одурманенных людей. Бывший владыка Хивы, выброшенный революцией из своих владений, решил взять реванш. В сентябре 1927 года он выступил со своими ордами на Ташауз.
Получив известие об этом, Тачмамедов во главе отряда милиции поспешил на помощь аулам, граничащим с песками. Милиционеры мчались, не жалея коней. Скорей, скорей!
Ораз, глядя на кое-как одетых бойцов своих, на их небогатое вооружение, на обветренные, заострившиеся лица, думал об этих людях с нежностью. Они пошли за ним, хотя он не сулил им легкой жизни, не обещал каких-либо выгод. Он говорил им правду: будет трудно, это опасная служба, вам придется оставить дома и семьи, вам не придется пахать землю, о которой вы столько лет мечтали и которую получили теперь. Но кто же защитит эту землю, ваших жен и детей, новую жизнь вашу, если не вы сами?
