Татьяна Иванова - Алмазы французского графа
Катерина огляделась по сторонам.
— Вроде не видно.
Володя, нарушая правила, тут же развернулся, и покатил в обратную сторону.
Они подъехали к дому. Катерина осталась в машине, а Володя, взяв у нее ключи от квартиры, побежал за своей папкой.
Она посмотрела на часы. Было уже восемь десть. А Володя запланировал встречу ровно на девять.
— Да, придется, наверное самой до милиции добираться, — решила она, — иначе у него напряг возникнет. Может, сразу отсюда в метро отправится? Ладно, Володя выйдет, тогда и решим.
Прошло еще несколько минут, а Володя все не появлялся.
— И чего он там застрял? — недоумевала Катерина. — Ведь опоздает же на свою встречу! Будет гнать сейчас, как сумасшедший, а если вдруг остановят? У него ведь и документов нет! Докажи тогда попробуй, что ты не верблюд!
— Она посидела еще немного и начала нервничать.
— Да, что случилось-то? Папку что — ли потерял? Но ведь он же сам сказал, что вынес ее в прихожую! А, может, не вынес, а только подумал?
Катерина сама решила отправиться на поиски папки. Она выдернула ключ из замка зажигания, вышла из машины и направилась к подъезду.
Еще при выходе из лифта она заметила, что дверь их квартиры приоткрыта.
— Ну, слава Богу, выходит! — и окликнула мужа.
— Володь, ну, что ты там закопался совсем?
Ответа не последовало.
Катерина вошла в квартиру, и через некоторое время крик ужаса, вырвавшийся у нее из горла, огласил пустынный подъезд.
Володя лежал на полу в прихожей мертвый. Она поняла это сразу по его неестественно запрокинутой голове и остекленевшему взгляду. Однако не смея поверить в собственную догадку, бросилась к мужу и принялась трясти его за плечи.
— Володя, Володенька! Нет! Нет! Да, что же это…
Она выбежала в подъезд и принялась поочередно барабанить во все двери. Соседи не открывали. Хотя, кто мог открыть ей с утра? На их площадке находилось три квартиры, и она знала, что все жильцы в это время уже отправились на работу.
Ее крик услышала соседка с нижнего этажа. Она в это время как раз выходила гулять с собакой.
Загнав протестующего громким скулежом пса обратно в квартиру, Анна Васильевна поднялась по лестнице и увидела рыдающую Катерину, беспомощно сидящую на корточках у своей двери.
— Что случилось, Катюша?
— Там… Володя. Он мертв…Он… Мы только что были вместе и…
— Господи! — воскликнула соседка.
— Катя, нужно милицию вызвать срочно! Поднимайся, пошли!
— Я не могу туда идти! — воскликнула Катерина. — Не могу!
— Ладно, Катюш, ладно. Я сама. — Анна Васильевна, оставив ее, направилась в квартиру.
— Подождите, тетя Аня! — Воскликнула Катерина. — Я выронила свою сумочку где-то в прихожей. Вынесите ее. Там мобильник и телефон следователя по бабушкиному делу.
Соседка скрылась за дверью и через минуту вынесла ей сумочку. Катерина отыскала телефон Камушева.
Вот, позвоните, — всхлипывая, сказала она, — скажите, что Вы моя соседка, и он сразу поймет куда ехать….
Вторая часть
ГЛАВА 14
Июнь 1783 год.
Сороковой поминальный день князя Григорьева Алексея Михайловича только что завершился. Елизавета Арсеньевна, кинув усталый взгляд на опустевший банкетный зал, направилась в спальню и прилегла на кровать. Едкая, тягучая жалость овладела ее сердцем, и слезы покатились крупными горошинами из прикрытых, утомленных глаз. Она прожила с Григорием Алексеевичем двадцать один год. Князь был человеком уравновешенным, без претензий, он всегда довольствовался тем, что имел. Исходя из этого принципа, он и женился в свое время на Лизоньке, учитывая тот факт, что она его не любит, и, что положение вещей, при всем его старании, может никогда не измениться. И ему, как многим другим, зачастую тешащим свое самолюбие, вовсе не надо было заставлять себя мириться с этим. Он любил Лизоньку, и этого было вполне достаточно для его счастья. Супругой она оказалась покорной, ласковой, никогда ему не перечила, да и с пасынком сумела сложить хорошие отношения. Ах, кабы знал князь, от чего так смиренна и покладиста была его молодая жена! Сын Александр, рожденный от Сен — Жермена, которого Лизонька выдавала за его родного дитя! — Вот в чем крылась истинная причина Лизонькиного послушания.
Теперь же, после смерти этого добропорядочного человека, ее обман превратился в камень преткновения, преградивший выход ее душевным мукам. Ибо, после кончины Алексея Михайловича, обман этот, всю жизнь упорно оправдываемый Лизонькой любовью к сыну, и своей покорностью, которую она приносила в жертву мужу, превратился в такое непереносимое чувство вины, что жить с ним ей становилось все нестерпимей.
Анализируя мучительное состояние, свалившееся на нее непомерной карой, Елизавета Арсеньевна с каждым разом все отчетливей понимала, что теперь только признание сыну может ослабить ее душевные мучения. Не след еще и ему жить с этой ложью, нести на себе ее, Лизонькин, грех! Да и время наступило подходящее, чтобы Александр узнал, кто его настоящий отец. Ему недавно исполнился двадцать один год, и разум его встал на путь приобретения взрослости.
Она повернулась на бок, и тяжелый бриллиантовый медальон в золотой оправе, висящий на цепочке и находящийся под ее черным, закрытым траурным платьем, перевернулся вместе с ней, тяжело упав на левую грудь.
Лизонька грустно улыбнулась. — Вот он, знак к тому, что мысли ее верны. — И она, нащупав медальон под платьем, еще крепче прижала его к себе, вспоминая наказ графа. — Один из алмазов, любовь моя, непременно отдай в обработку, и на свое усмотрение, сделай какое-нибудь украшение. Пусть оно до скончания дней твоих напоминает тебе о нашей любви.
Вспомнила она также и про перстень графа, предназначенный для Александра и хранящийся у нее в тайнике до поры до времени.
— Пора! — решила Елизавета Арсеньевна. — Она все расскажет сыну сегодня же, и покается в своем грехе на службе в церкви. Да и указание настоящего Сашенькиного отца, тоже ныне покойного, она, наконец, исполнит.
Пять лет назад она услышала о смерти Сен-Жермена. Эту страшную весть, словно забаву для двора, привез граф Прозоровский, только что прибывший из-за границы, и оповестивший об этом придворных с сенсационной улыбкой на лице. Однако через пару месяцев Лизоньке довелось также услышать и другую весть. Граф Сен-Жермен, якобы, и не умер вовсе, а подобно членам многих европейских секретных обществ, инсценировал свою смерть для каких-то определенных целей.
Она протянула руку к пуфику, на котором лежал колокольчик и позвонила.
— Александр Алексеевич где сейчас изволят пребывать? — спросила она у подоспевшего дворецкого.
— Только что велели карету заложить, Ваше сиятельство, куда-то выезжать собираются.
— Вели ему немедленно зайти ко мне. — Распорядилась Елизавета Арсеньевна.
После ухода дворецкого она подошла к стене, завешанной ковром, и, отогнув одну его сторону, проникла в находящийся там тайник. В нем Елизавета Арсеньевна хранила все свои драгоценности, в том числе и шкатулку графа.
Она вытащила ее и поставила на небольшой венецианский столик, стоящий меж двух таких же кресел, находящихся посередине спальни.
Александр не заставил себя ждать и через несколько минут постучался в дверь.
— Входите, князь, — велела ему Елизавета Арсеньевна.
Александр вошел и быстрым шагом приблизился к матери, после чего преклонил колено и поцеловал ей руку.
— Что случилось, мама?
— Я вижу, ты куда-то собрался, мой друг?
— Еду с визитом к Кавецким.
— Если твой визит назначен ко времени, и ты спешишь, то иди, я тебя задерживать не стану, а если ты направляешься к ним свободно, будь добр, удели мне некоторое время.
Александр покорно склонил голову.
— У меня предостаточно времени, чтобы выслушать Вас, сколь будет надобно. — Он присел в кресло, напротив матери.
— Елизавета Арсеньевна выпрямила спину, и ее поза сделалась напряженной. Ее охватило волнение, ибо она не знала, как начать свой разговор. Ее взгляд устремился к шкатулке, словно она могла служить источником вдохновения к этому разговору, и она, взяв ее со столика, поставила к себе на колени, скрестив поверх ее ладони.
— Какая красивая вещь! — заметил Александр. — Я ни разу не видел ее у Вас. Вы, что, приобрели ее недавно?
— Нет, мой дорогой, эта шкатулка у меня уже очень давно. Она подарена мне…
— Отцом? — опередил ее Александр, видя, что мать волнуется. И решил, что волнение это связано именно с сороковым днем, и что причина этого волнения кроется в недрах шкатулки.
— Да, отцом. — Решительно произнесла Елизавета Арсеньевна. — Твоим настоящим отцом, коим являлся не Алексей Михайлович, а совсем другой человек.